Пейнтер знал, что на первом месте у арабов стоит долг перед родственниками и соплеменниками, и сочувственно кивнул капитану.
– Да упокоит Аллах его душу!
Аль-Хаффи поклонился, выражая признательность за соболезнование. Он махнул рукой, подзывая одного из своих людей, настоящего гиганта по имени Барак. Они быстро обменялись несколькими фразами. Кивнув, Барак собрался уходить. Его остановила Кара.
– Как ты собираешься раздобыть машину, не имея денег?
Барак ответил по-английски:
– Аллах помогает тем, кто помогает себе сам.
– Ты собираешься ее угнать?
– Одолжить. Это обычай племен пустыни. Каждый может одолжить то, что ему нужно. А кража – это преступление.
Высказав эту мудрость, Барак ровной трусцой устремился к горящим вдалеке огонькам и вскоре растворился в темноте, подобно настоящему призраку.
– Барак не подведет, – заверил всех капитан аль-Хаффи. – Он найдет такую машину, в которой поместимся мы все... Вместе с конем.
Пейнтер оглянулся на каменистое побережье. Третий "призрак", молчаливый молодой парень Шариф, вел жеребца на длинном поводе.
– Зачем брать с собой лошадь? – спросил Пейнтер, обеспокоенный тем, что пропажа большой машины будет обнаружена значительно быстрее. – Трава здесь сочная, пусть попасется немного. Рано или поздно жеребца обязательно найдут.
– Денег у нас мало, – ответил капитан аль-Хаффи. – А коня можно будет обменять, продать. При необходимости использовать как средство передвижения. Кроме того, он будет нашим прикрытием в дороге на Салалу. Конезаводы, расположенные в окрестностях города, славятся на всю страну. Если мы возьмем жеребца с собой, это будет выглядеть совершенно естественным. Ну и, наконец, белый цвет приносит удачу.
Последние слова были произнесены совершенно серьезно. Для обитателей Аравии удача гораздо важнее, чем крыша над головой.
Они разбили временный лагерь. Пока Омаха и Пейнтер вытаскивали шлюпку на берег, чтобы спрятать ее в скалах, остальные разожгли костер из деревянных обломков, выброшенных на песок прибоем. Заметить укрытый в скалах от посторонних глаз маленький огонек было трудно, а спасшимся очень нужны были его свет и тепло. Сорок минут спустя на извилистой прибрежной дороге мелькнул свет фар. К лагерю подкатил старый грузовик желтого цвета с открытым кузовом, покрытый шрамами ржавчины. Обнесенный деревянным барьером кузов был оборудован сзади откидной сходней. Из кабины выскочил Барак.
– Вижу, ты нашел что одолжить, – усмехнулась Кара.
Барак пожал плечами. Костер быстро загасили. Бараку также удалось "одолжить" кое-какую одежду: халаты и плащи. Все быстро переоделись, скрывая свои европейские наряды. Капитан аль-Хаффи со своими людьми разместился в кабине, на тот случай, если грузовик остановят. Остальные забрались в кузов. Чтобы завести жеребца в кузов, ему завязали глаза. Благородное животное привязали к борту сразу за кабиной. После этого Пейнтер и остальные устроились сзади. Грузовик затрясся по прибрежной дороге. Пейнтер посмотрел на жеребца. "Белый цвет приносит удачу". Да, хотелось на это надеяться. Им сейчас без удачи никак не обойтись.
Часть третья
Гробницы
11
Отрезанные от людей
3 декабря, 12 часов 22 минуты
Салала
Сафия очнулась в тесной камере, терзаемая приступами тошноты и не имеющая понятия, где находится. Она повернула голову, и стены полутемного помещения пустились в бешеную пляску. Из самого ее нутра вырвался булькающий стон. Зарешеченное окошко высоко под потолком пропускало острые, как кинжалы, полоски света. Невыносимо яркого, обжигающего. Молодую женщину снова скрутил спазм. Повернувшись на бок, она с трудом свесила с края койки голову, слишком тяжелую, чтобы держаться на плечах. Ее желудок судорожно сжался. Ничего. Тем не менее, откатившись назад, Сафия ощутила во рту горьковатый приступ желчи. Она принялась размеренно дышать, делая глубокие вдохи и выдохи, и постепенно стены камеры прекратили свою свистопляску.
Только теперь Сафия почувствовала, что все ее тело покрыто потом, прилепившим тонкую хлопчатобумажную ткань к ногам и груди. Жара стояла удушающая. Пересохшие губы растрескались, превратились в пергамент. Сколько времени она проспала, оглушенная снотворным? Сафия помнила мужчину со шприцем. Спокойного, высокого, облаченного во все черное. Он заставил молодую женщину снять мокрую одежду и переодеться в форму защитного цвета.
Сафия осторожно огляделась вокруг: каменные стены, деревянный пол. В воздухе висел неприятный запах жареного лука и грязных ног. Вся обстановка состояла из жесткой койки. Массивная дубовая дверь закрыта и, несомненно, заперта на замок. Сафия полежала неподвижно еще несколько минут. Мысли ее беспорядочно плавали, смутные от последствий снотворного. И все же где-то в глубине страх стиснул сердце кольцами удава. Она одна, в плену. Все остальные погибли.
Сафия явственно представила языки пламени, которые разрывали ночь, отражаясь в волнах вздыбленного штормом моря. Это воспоминание впечаталось ей в сознание ослепительной вспышкой, сверкнувшей в темноте. Яркий до боли багрянец, от которого нельзя спастись, даже зажмурившись. К горлу подступил клубок, дыхание перехватило. Сафии захотелось расплакаться, но она не могла себе это позволить. Если только начать, никогда не остановишься.
В конце концов Сафия поднялась на кровати и опустила ноги на пол. Двигала ею исключительно биологическая потребность – усиливающиеся позывы мочевого пузыря напоминали о том, что она еще жива. Сафия постояла, пошатываясь, держась рукой за стену. От камней веяло приятной прохладой. Она подняла взгляд на зарешеченное окошко. Судя по жаре, по углу падения солнечных лучей, время приближалось к полудню. Но каких суток? Где она находится? В воздухе чувствовались запахи моря и песка. Сафия пришла к выводу, что она по-прежнему в Аравии.
Отвернувшись от окна, Сафия направилась к двери. Доковыляв до двери, она подняла руку. А что, если ее просто снова накачают снотворным? Сафия ощупала багровую опухоль на сгибе левой руки, куда была вколота игла. Выбора у нее нет. Настойчивая потребность перевесила осторожность. Постучав в дверь, Сафия хрипло крикнула по-английски:
– Эй, кто-нибудь меня слышит?
Затем она повторила то же самое на арабском. Ответа не последовало. Сафия заколотила громче, так, что заныли костяшки пальцев, а между лопатками вспыхнула боль. Ее организм был истощен. Неужели ее бросили здесь умирать? Наконец послышались шаги. Заскрежетал массивный запор. Дверь распахнулась. Сафия увидела перед собой того же самого мужчину, что и в предыдущий раз. Выше ее на целых полфута, одетый в черную рубашку и поношенные, вылинявшие джинсы, он заслонял своей тушей весь дверной проем. Сафия с удивлением заметила, что он обрит наголо. В прошлый раз она не обратила на это внимания. Ах да, тогда он был в черной шапочке. Единственной растительностью у него на голове были черные брови и пучок черных волос на подбородке. Но Сафия не забыла его голубые глаза, холодные, непроницаемые, бесстрастные. Глаза акулы. Она поежилась под их взглядом. Ей показалось, в камере внезапно стало холодно.