Алекс одет просто и одновременно безупречно — светлые брюки, черная майка. Подходит к нам. Дыхание частит.
Демьян напивается. Я вытираю ему рот салфеткой, подхватываю на руки и поднимаюсь. Только после этого отвечаю на прямой взгляд.
— Привет, — произносит Алекс.
Вцепляюсь в сына крепче.
— Привет. — Ловлю себя на том, что голос неестественный. Он почти дрожит.
Такого со мной тысячу лет не было, я выступала на десятках международных соревнований, представляя страну, и справлялась с нагрузкой на нервную систему.
Равскому удалось размазать чемпионку за два дня, ничего не делая.
— Я приехала вовремя, не хочу конфликтовать, — говорю быстро. — Все еще надеюсь на твое благоразумие.
Дем держит свою бутылку, крутится, активно интересуясь окружающим. То одной рукой его держу, то второй. Он жук непоседливый, конечно, но не могу я его отпустить, здесь не площадка.
— В это время у нас прогулка начинается, мы летом выходим пораньше, чтобы до жары успеть набегаться. Если Демьян впечатлений не хапнет, то потом не уснет.
Равский смотрит на сына неотрывно, словно впитывает образ. Во рту пересыхает, я не брала воду для себя и готова уже попросить у ребенка.
— Алекс, он еще грудной, ты сам видел в парке. Если хочешь пару дней поиграть с новой девушкой в родителей, то это будет жестоко. По отношению к Дёме. Ты ведь знаешь, как важны для ребенка отец и мать...
— Знаю, Ива, — перебивает он. И говорит быстро: — Привет, пацан! — Ловит взгляд сына и расплывается в улыбке: — Это что у тебя здесь, а? Цыплята? — Звонко ударяет ногтем по бутылке.
Демьян хмурится, анализируя, откуда новый звук и есть ли опасность потерять бутылочку. Я чмокаю сына в щеку, поглаживаю.
Но Алекс ничего не отбирает. Вместо этого приподнимает брови, улыбается шире и, включив свое природное обаяние, вновь несколько раз ударяет по бутылочке. Демьян, максимально заинтересованный, впивается глазами в отца.
— Лисята, — поправляю я.
— Совсем не похожи! — громко отшучивается Алекс.
Со скоростью света касается ручки Дема, пухлой щеки, вздергивает ему нос. И продолжает болтать, приветливо улыбаясь:
— Наконец-то я тебя поймал неспящим. Давай-ка знакомиться! Будем? Крутой у тебя костюм. И сандали.
Демьян следит за отцом как завороженный. У того двести действий в секунду — и ножки коснется, и ладошку пожмет. Сын принимает вызов и улыбается.
Мы оба следим за Алексом.
Бутылка падает из ручек, он быстро наклоняется, поднимает и отдает мне.
— Спасибо.
Алекс играет бровями, делает движение пальцами, приглашая Демьяна к себе. Обескураживая энтузиазмом.
— У меня для тебя кое-что есть. Что-то прикольное. Ты любишь прикольные штуки? Я обожаю. Жить без них не могу.
Этому обаянию невозможно сопротивляться. Когда Алекс отпускает его на свободу, когда хочет нравиться, он превращается в водопад, который сносит преграды. С его презентаций не уходят, его слушать хочется часами. Демьян неуверенно тянется, и Алекс забирает его на руки.
Отец с сыном смотрят друг на друга. Глаза Алекса бегают, он жадно разглядывает собственного ребенка, словно врач на медосмотре. У меня пульс на максимум. Алекс при этом корчит смешные рожицы и издает ртом звуки, Демьян улыбается и старается повторить, беспомощно шлепая губами, аж слюна по подбородку течет.
Равский смеется. Притягивает сына ближе, наклоняется и будто вдыхает запах макушки. На секунду закрывает глаза. У меня мурашки по коже. Алекс продолжает трогать складочки, щечки, пальчики.
Время ускоряется. Я осознаю, что сама поддалась моменту и отдала ребенка. Что он уже на руках у Алекса, а мы никакая не семья. Паника вцепляется в горло, и произнести выходит сипло:
— Алекс, ты должен мне разговор.
— Условия ты мне ставить не будешь. Как и навешивать долги, — тем же веселым тоном отвечает он.
Корчит вновь рожицу, и Демьян смеется. Увидев, что получается, Алекс входит в кураж.
— Он если поймет, что меня нет рядом...
— Ты будешь просить. Смиренно.
Сглатываю. Откручиваю крышечку и делаю несколько глотков. Алекс щипает Дема за подбородок, живот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Демьян хохочет и воспринимает это как намек. Задирает футболку и доверчиво показывает самое важное, что недавно обнаружил. Произносит невнятно:
— Пуп.
— Что? — переспрашивает Алекс.
Дем крутится, в меня тычет пальчиком, в отца, на свой живот. Картинка перед глазами расплывается.
— У Демьяна есть пупок, — подсказываю я. Поднимаю майку. — И у мамы есть. Вот тут.
Мы с Демом смотрим на Алекса вопросительно, тот пялится на мой живот, пока не прячу его под одеждой. Все еще не понимает, между бровями образуется складка, а потом до него доходит! Алекс низко смеется, запросто задирает свою майку, демонстрируя плоский живот, собственно пуп, широкую дорожку волос и татуировку, уходящую под пояс. Черную. Он перебил розу?
— Да-да, папа тоже живорожденный человек с пупом, кто бы что ни писал в прессе.
Демьян хмурится, заинтересовываясь черным пятном: татуировки он еще не видел.
Алекс перехватывает его поудобнее, приподнимает вверх. Сын замирает, не зная, как реагировать. Я так высоко его никогда не поднимала. Алекс опускает, вновь поднимает. Держит крепко, уверенно.
У меня душа в пятках!
— Пожалуйста-пожалуйста! — пищу. — Осторожнее!
На третьем подъеме Демьян взрывается хохотом, и я невольно улыбаюсь. Он все еще в смятении, потому что никогда раньше так много не общался с мужчинами.
— Тяжеленький, — хвалит Алекс.
Решив, что он ко мне обращается, я тут же отвечаю:
— По верхней границе нормы идет. И в росте тоже. Я одежду на размер больше беру. Он и родился не маленьким.
— Я знаю.
Алекс крутит-вертит сына. Демьян врывается в воздушные аттракционы, просит еще. У меня сердце сжимается — так страшно, что не удержит! Стою рядом, страхую на всякий случай.
Алекс тоже смеется. Демьян настолько расслабляется, что начинает тыкать пальцем отцу в глаза.
— Глазки. У папы глазки, — объясняю, что происходит. — А где глазки у Демьяна?
Дем закрывает их ладошками.
— Нету? Нету глаз у малыша? Как же так! — ахаю я.
— Где твои глазки, Демьян? — включается Алекс.
Демьян убирает ладони и смотрит с хитрющим восторгом.
— Да вот они! — говорим мы хором.
Сердце разбивается снова и снова. Низкий смех Алекса служит катализатором мучительной сладкой боли. Демьян закрывает глаза, желая повторить удавшийся номер.
— А где ручки? Ножки? — спрашивает Алекс.
— Пока у нас в приоритете глаза и пуп.
— А. Согласен. Не представляю, что еще может понадобиться в год.
Сцепляю пальцы. Подъездная дверь открывается, и на крыльцо выходит вчерашняя девушка. Смотрит на нас, улыбается. Я киваю, она делает ответный жест. Алекс тоже ее замечает и говорит на английском:
— Джемма, готовь пуп.
— Что? — переспрашивает она.
— Пуп готовь, — смеется он.
Джемма оглядывает свое длинное платье.
— Тогда мне нужно переодеться! Я мигом.
И она возвращается обратно, вновь оставляя нас втроем.
Качаю головой: заставить супермодель показывать сыну пуп. Это полностью в духе Равского.
— Ну что, пацан. Поглядим, что там есть? — Алекс кивает на подъезд и весело болтает: — У меня была пара идей, что бы могло тебя увлечь. Может, они с треском провалятся, но я уже привык, что процентов семьдесят моих идей людям не заходят. Так что...
Вновь каменею, понимая, что меня по-прежнему не пригласили. Алекс делает пару шагов в сторону двери.
Мир любой ценой.
Вздергиваю подбородок и, усмирив все, что осталось от гордости, произношу:
— Можно я буду рядом, но в квартире? Молча посижу в углу. Пожалуйста. Я тебя прошу. Раф...
Алекс оборачивается. Я продолжаю:
— Нам необязательно воевать.
Он пораженно закатывает глаза, после чего ошпаривает раздражением:
— Вот как? Потому что я вооружен?