Джемма какая-то... Встряхиваю волосами. Я только отвлеклась и забыла.
На здоровье, Алекс! Развлекайся, ради этого ведь все было затеяно! Детдомовский мальчик нагибает мир и трахает все, что нравится, доказывая, что зря его недооценивали.
— А мы в парк поедем, да, Дём? У нас своя программа. И ты у меня вырастешь адекватным.
Закончив с делами, мы с Дёмой обедаем и едем. По пути танцуем под громкую музыку, я пытаюсь выплеснуть энергию и успокоиться. Настроиться на свидание. Демьян поспит, мы с Русом в это время поболтаем, выпьем кофе.
Не могу сказать, что у нас роман. Скорее, приятельствуем чуть ближе, с перспективой развития отношений. Волошину тридцать шесть, он в разводе, и у него дочь. Занятой успешный мужчина, с которым интересно поддерживать разговор, ведь мы оба работаем в сфере спорта и имеем общих знакомых.
Влюбляться я больше не планирую. Ни за что на свете! Хватит сполна. Плавали.
Друг моего бывшего мужа, Борис Воеводин, как-то подметил, что любовь — это состояние опасной неадекватности и потери психического равновесия. Я с ним согласна. После романа, что у меня был,с трудом поймала баланс и лишаться его не намерена.
У мамы с Сергеем прекрасные отношения. Что-то подобное как раз мне и нужно.
А любовь... от нее ведь сплошные страдания.
Мы с Дёмой приезжаем раньше положенного времени, некоторое время качаемся на качелях, после чего я нахожу укромную лавочку, спускаю лямку топа и, прикрывшись пиджаком, кормлю сына грудью.
Лохмачу тонкие, вьющиеся волосы, улыбаюсь, наблюдая, как причмокивает. Я уже порядком устала кормить, но никак не могу завершить процесс. Кажется, еще немного... недельку, месяцок. Вдруг эти полные нежности моменты больше не повторятся в моей жизни?
Я правда хочу отпустить Алекса с миром. Мы много работали с психологом, и я искренне стараюсь концентрироваться на всем хорошем, что получила от бывшего мужа. Но иногда срываюсь. Слишком одинокой была беременность, слишком болезненными — роды. Обескураживающие чувства, которые сейчас, даже будучи разорванными в клочья, причиняют боль. Душа моя болит. Ничего ведь не забыла! Господи, вот ведь Быков взбаламутил!
Ну где там Руслан? Опаздывает.
Виду, конечно, что не отболело, никому не показываю. Это лишь мое, сокровенное. Для всех я успешная соло-мамочка, у которой всё замечательно.
Дёма засыпает, и я аккуратно перекладываю его в коляску. Укрываю пледом, расправляю капюшон от солнца и любуюсь.
Русла-ан! У нас пара часов драгоценной тишины, которые начинают таять уже сейчас.
Поднимаю глаза — на аллее никого. А вот метрах в двадцати, на лавочке, сидит мужчина. Глаз с меня не сводит и, едва я замечаю столь пристальное внимание, поднимается.
Моргаю. Один раз, второй, третий.
Мужчина направляется в нашу сторону, а мне становится дурно. Этого не может быть.
Бред какой-то. Галлюцинации.
Пульс в момент достигает максимума. Аккуратное полотно славной мозаики дрожит, рассыпаясь. А я ведь так старательно его выкладывала.
Темные волосы, белая рубашка. Букет ярко-красных роз...
Господи, нет!
Я задерживаю дыхание, не веря, что это происходит.
Бывший муж ловит мой взгляд и... холодно улыбается.
Глава 4
— Что ты здесь делаешь? — выпаливаю, сжимая ручки коляски.
— Привет, Ива, — произносит Алекс.
Голова кружится. Два года я его не видела, не слышала голос, не чувствовала на себе взгляд. Я почему-то решила, что мы не увидимся уже никогда. Что он — человек из прошлого, из другой жизни. Параллельной. Где незнакомые пейзажи далеких стран, куда мне путь заказан. В моей же реальности Алекс — лишь сумма, которая каждый месяц в точный день падает на счет.
Равский медленно окидывает взглядом. Ярко-бордовые розы тяжелым букетом сигналят об опасности. Не мог он забыть, как сильно я ненавижу эти цветы, в нашей семье — символ домостроя и беспомощности. Он приехал, и приехал не с миром.
Хотя о каком мире может идти речь? Друг другу сказано слишком много.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Рафа, я беременна. Это не шутки. Раф! Я в панике, не знаю, как так вышло, таблетки, видимо, не сработали».
«Поздравляю».
«Это твой ребенок! Блин, придурок ты. У меня других не было. Я могу доказать, сделать тест. Алекс, давай созвонимся и обсудим. Я умоляю тебя, давай обсудим ситуацию. Я готова прилететь куда скажешь».
«Ива, мне это не надо».
«А мне, мать твою, что делать теперь? Я боюсь, блин, до смерти. Мне страшно!»
«Мне это не надо. Сделай аборт».
Душу сжимает клещами так, что тошнит. Я сохранила переписку, заскринила на память. Никогда не покажу ее Демьяну, он не заслуживает такого. Ни один ребенок не заслуживает. Паникующая мать и равнодушный отец... убожество. Она только для меня. Чтобы не забывать, как страшно и одиноко было в то время. Какую дыру в сердце залечивала.
Сынок мирно спит в коляске на свежем воздухе. Алекс к нему не бросается, но это и к лучшему. Я мгновенно зверею и понимаю, что не позволю даже дотронуться! Боже, я даже смотреть на него не дам!
Солнышко ласково греет, птички поют. Наш парк — чудесное место, вот только сейчас здесь разворачивается сражение.
Алекс смотрит в упор. Улыбка на лице тает, и в подобном серьезном состоянии он выглядит угрожающе.
Он изменился за эти два года. А может, просто никогда не общался со мной в таком тоне? Раньше.
Но я изменилась тоже. Поднимаюсь с лавки и выпрямляю спину. Через силу разжимаю пальцы, а то, кажется, бедные ручки коляски треснут.
— Как ты думаешь, что я здесь делаю? Приехал познакомиться с сыном.
Мы смотрим друг на друга.
— Это тебе. — Алекс протягивает букет.
— Спасибо, — принимаю с легкой улыбкой. — Ух, тяжелые! — Плюхаю на лавку.
Тошнотворный запах дурманит, но виду не показываю. У тебя не получится так легко меня уделать.
— Я полагала, что не увижу тебя никогда, поэтому без ответного подарка. Уж прости.
— Как это без подарка, — кивает Алекс на коляску.
У меня внутри планеты сходят с орбит, звезды взрываются, вселенные схлопываются.
— Это не подарок, это ребенок, — поправляю. — Настоящий.
Алекс смотрит на коляску, на выглядывающие из-под пледа ножки в белых носочках. Я разула Демьяна, чтобы было удобнее спать.
Неимоверным усилием воли заставляю себя стоять на месте и не кинуться закрывать сына собой. Понимаю, что это бесполезно. Не с Алексом. Я знаю, как он ведет дела. Его бизнес мешал многим, но никто не смог остановить этот убийственный водопад.
— Я в курсе, что настоящий.
— Это мой ребенок.
— Наш ребенок.
— Ты его не хотел, я это приняла и не лезла к тебе, — мягко улыбаюсь и придаю голосу милые нотки.
Дёма спит крепко, но всегда какими-то скрытыми локаторами улавливает мои интонации. Если нервничаю, он просыпается и истерит. Истеричный Демьян — это конец свет.
— Ни одного слова о тебе плохого не сказала прессе. Я была очень хорошей девочкой. Алекс, не лезь теперь ты к нам.
— У меня прав столько же, сколько и у тебя. Ровно половина, — отвечает он так же мило, но на лице ноль эмоций. Лишь железный нажим.
Он прямо сейчас меня продавливает. Таким тоном Алекс увольняет людей.
В ушах шумит. Я в таком шоке, что с трудом соображаю.
— Ты надолго в России?
— Надолго. Сына хочу видеть каждый день. Время сообщу позже: мое расписание еще составляют. Он скоро проснется?
Это сон. Это какой-то кошмар. Часы на руке вибрируют, мне кто-то звонит, но я не в силах отвлечься.
— Алекс, это ребенок, а не игрушка. Он маленький человек. Нельзя вот так вдруг появиться в его жизни, поиграть, потом исчезнуть. Он не железная гимнастка, с ним нельзя, как со мной. — Осознаю, что в голосе прорезается паника.
Часы вибрируют. Алекс будто не слышит, продолжает гнуть свою линию: