Все, мне теперь точно конец! Это волки. И они меня сейчас сожрут. Я даже услышала дыхание дикого животного. Он сломал кусты и подобрался прямо ко мне. Из-за густой темноты мне ничего не было видно, я решила оставаться на месте и не двигаться — все равно бежать было поздно. Может быть притвориться мертвой?
Волк, кажется, был слишком приземист и издавал храпящие звуки. Внезапно в свете луны я увидела длинные усы и тупую толстую мордочку животного, которое совсем не было похоже на изголодавшегося волка, а скорее на упитанную капибару. Но вряд ли это была она.
Позади раздавался топот копыт — это возвращалась лошадь, ведомая Жаком. Он натянул поводья и остановился в метре от меня. Я же лежала ни живая ни мертвая, рассматривая животное. Хоть оно и выглядело дружелюбно, не исключено, что при попытке движения, захотело бы меня сожрать.
— Ах, мисс! Это кабанчиковый ондатр. Он совсем не страшный.
У меня отлегло от сердца и я села, все еще осторожно поглядывая на ондатра.
— Он какой-то странный.
— Ночное животное, питающееся ночными грызунами и рыбой. К тому же очень любопытное.
Жак протянул руку и погладил ондатра. Тот задвигал усами и потянулся передними лапками к Жаку, словно учуял у того в руках рыбку.
— У меня ничего для тебя нет, — хихикнул Жак, затем помог мне подняться и усадил вновь на лошадь.
— Да уж, о таких животных я ничего не слышала.
— Видно в ваших родных местах они не водятся, мисс, — заметил Жак.
— Зато в моих родных местах полно лосей и куриц.
Вскоре я почувствовала себя частью леса — может быть мы стали ветром или листвой, но он принял нас. Ночные звуки уже не пугали, их стало невообразимое количество и мне оставалось лишь догадываться, кому они принадлежат. Мы ехали несколько часов, лишь изредка останавливаясь, чтобы размять конечности. Я приседала, разминалась и мечтательно приговаривала:
— Вот бы сейчас кофе, — но Жак не знал, что это такое, поэтому разделить со мной мои желания в полной мере не мог, хотя я пыталась донести о свойствах и вкусе этого прекрасного напитка.
— Расскажи мне об Анатоле, — наконец, я решилась расспросить о его хозяине. Мне не хотелось, чтобы вопросы о нем звучали навязчиво.
— А что вам рассказать, мисс. Семья Де Сад довольно большая, хоть и ходят о них разные легенды, большинство — выдумка.
— Какие легенды? — заинтересовалась я.
— Например, о старшем брате, который славится слишком развязными нравами, если вы понимаете меня, мисс.
Хоть я не видела лица мальчика, но готова была биться об заклад, что он смутился и покраснел.
— Вот как? — решила я его подначить. — Расскажи подробнее.
Жак смущенным голосом принялся рассказывать:
— Например, моя тетушка из Саланвара рассказывала, что ходили слухи об одной из многочисленных любовниц Пьера — она около года прожила в его замке, а вернулась, везя с собой сундуки, набитые золотом и драгоценными камнями. При этом сама она очень изменилась — если забирал он ее юной невинной девушкой, то вернулась она настоящей женщиной — красивой, страстной и свободной. Во всяком случае, тетушка говорила, что ночью к ней хаживали почти все красивые мужья и не по одному разу.
— То есть она стала девицей легкого поведения? — уточнила я.
— Получается так, мисс. Она стала, — его голос таинственно понизился, — куртизанкой.
— Что же в этом удивительного? Богатый маркиз нашел себе любовницу и щедро ее наградил. Неужели это может вызывать такие пересуды? — изумилась я.
— Нет, конечно, мисс. Но у Пьера таких девушек бесчисленное количество, к тому же, поговаривают, он предпочитает необычные способы в утехах — например, другая моя тетушка из Попорокко рассказывала, что ее муж возил фрукты к завтраку во дворец Пьера и видел одну из его любовниц, когда та вышла на задний двор ранним утром. И вот ее руки были исполосованы! Как будто ее били плеткой. Кстати, именно эта тетушка и помогла мне устроиться в конюхи, — добавил Жак.
— А что насчет Анатоля? Он тоже любитель острых ощущений? — я подумала о том, что может быть мне и не стоит собирать информацию. Что, если, мой амулет не оживет и я навсегда останусь в этом мире? Но Лохински предупреждал о таком. Он говорил, что амулету необходимо время сонастроиться, чтобы у него была возможность передавать информацию из этого мира. Правда сейчас я думала о том, что это всего лишь некая фора — человеку необходимо было доказать, что он не сразу умрет здесь, убедить, что он подходит для выбранной цели. И только тогда они включат передачу данных, а я получу шанс выполнить миссию и отправиться домой.
— Нет, мисс, — Жак засмеялся, — он очень хороший. Вы не смотрите, что он мой хозяин. Он правда добрый человек и очень любит свою жену. Во всяком случае никаких непотребных слухов о нем не ходит. Вдруг Жак воспрял и вытянул шею гусем, пытаясь что-то рассмотреть. Я же решительно ничего не видела, — смотрите, вон там! — он показывал пальцем куда-то вперед.
— Жак, я ничего не вижу!
Впереди маячили лишь темные деревья, правда, в некоторых местах в ночном небе. как мне показалось, появились светлые проплешины, что означало скорое наступление рассвета.
— Дерево висельников — самое широкое дерево в лесу, — пояснил Жак. Вдали, действительно, можно было рассмотреть дерево с широченным стволом. Его ветви ужасно скрючивались и в темноте, казалось, тянули сотни маленьких ручек к небу.
— Даже не хочу знать от чего такое называние, — съежилась я.
— В прошлом веке на нем казнили около сотни бездомных монахов, предводителем которых был Мартин. В его честь и назвали приют, который построили почти сразу же после той кровавой расправы, — Жак и не собирался прислушиваться к моей просьбе.
— Я почему-то так и подумала. Значит, мы почти на месте? — если это так, то можно считать мы добрались без происшествий. Звезды на небе значительно посветлели и в воздухе летала настоящая утренняя дымка. Скоро можно будет отдохнуть и поесть.
— Да, еще пару миль и мы на месте, — ответил Жак, как чуть не слетел с лошади.
Собственно говоря, мы оба еле удержались, потому что лошадь под нами вдруг встала на дыбы и испуганно заржала. Издалека раздавался шум, словно ревел паровоз. Лес в этих местах сделался значительно реже — все чаще встречались большие прогалины и поляны, а дорога расступилась и можно было вновь разглядеть след от колес и прохоженную тропку. Горизонт здесь был значительно ниже и куполом висел прямо над нами. Я подняла глаза, и увидела как светлеющее небо загораживает огромная черная тень. Сначала точка, потом пятно, и, наконец, гигантская чернильная клякса, обретавшая черты то ли птицы то ли динозавра. Зрелище приковывало внимание — словно древнее божество — черный дьявол — неторопливо размахивал крыльями, которые, казалось, могли обнять весь небосвод.
Черные глаза, утопленные в жилистых глазницах, смотрели равнодушно и холодно. Кожистые крылья, словно веера, неспешно, не тратя большое количество энергии, методично совершали взмах за взмахом, поддерживая туловище-дирижабль в воздухе. Монстр раскрыл металлический клюв, издав звук, напоминающий свисток паровоза
— Дракон, — завороженно прохрипел Жак, закинув голову назад и даже не стараясь придать своей позе более удобное положение.
Огромный дракон заслонил собой звезды и небо, луну и космическую синеву, быль и явь. Ничего сейчас не существовало кроме этой смертельной сказочной красоты в виде размаха двух кожистых плотных крыльев, крупной ажурной головы с костистыми наростами цвета дикого камня, металлического блеска глаз и острых перочинных ножей-когтей. Он нес в своих лапах корову и даже не обратил никакого внимания на нас, хотя я уверена, что он не мог не услышать лошадь — ее громкое ржание не переставая сигнализировало о нашем местонахождении. Но мы с Жаком не могли оторвать взгляд от небесного зрелища и как прикованные следили за полетом дракона. Тот лениво взглянул на нас одним глазом и скрылся с обратной стороны горизонта. Еще минуту мы молча смотрели туда.