голову и чуть улыбнулся, поощряя собеседника к дальнейшему разговору.
— Касильда младше неё на четыре года. Красавица была, каких поискать. Аккурат семнадцать ей стукнуло, когда пропала она. На представление вечером ушла, да и не вернулась. Ни её, ни носильщиков. Отец её весь Вааспурт перевернул, все околотки — ни следа. А через полгода она сама домой пришла — оборванная, умом повредившаяся и на сносях. С тех пор ни слова так и не сказала, все молчит и ровно не видит и не узнает никого. Тесть тогда и помер, удар его хватил. А Ануэльда одна, с полоумной сестрой осталась, да младенец вскоре появился. Отцов доход иссяк, сбережений тоже ненадолго им хватило. Она на заработки и нанялась — в мыловарню. Да то ли спросонья, то ли от усталости напортачила там чего-то, хозяин её побил жестоко. Как жива осталась — непонятно, но детей иметь не могла уж. И хромает с тех пор на одну ногу. Вот тогда я её и сосватал. Уж двадцать лет, как мы вместе. А Ригестайн мне и ей навроде сына, почитай. Мы его поднимали и растили.
Гилэстэл оглянулся на юношу, развлекающего гостей своей музыкой.
— А панджо Карусто знает, что Ригестайн… не совсем человек?
— Как не знать, — пожал плечами лавочник, с легкой хитрецой взглянув на князя. — Он с тобой, панджо Гилэстэл, одного дерева плод. Мальчонка когда родился, Ануэльдатак и сказала — полукровник мой племяш. В Вааспурте эльфов нет, разве что заезжие какие. И, стало быть, папашу его искать — дело глухое.
Глава 8
— Что скажешь, Астид? — спросил Гилэстэл, когда они возвращались от Карусто домой.
— Про этого? Мягок, как девица. Удивительно, что он знает, с какой стороны браться за меч, — съязвил тот, пожав плечами.
— Но мы-то видели, чего он стоит, — чуть усмехнулся князь.
Он шел, заложив руки за спину, неспешным прогулочным шагом. Выпитое вино и предварительные договоренности с купцами настроили его на благодушный лад. Внезапно князь рассмеялся.
— Карусто уверен, что его племянник зарабатывает уроками музыки и выступлениями в вааспуртском театре. Не хочешь сходить на его новое представление, Астид?
— С удовольствием, — ухмыльнулся тот.
Оглядевшись, Астид остановил взгляд на мальчишках, что играли возле старых бочек, составленных у закрытой лавки. Он свистнул и поманил к себе одного пацаненка. Когда тот подбежал, полукровка наклонился, сказал ему что-то тихо на ухо и сунул в руки монетку. Мальчишка умчался, а Астид, глядя ему вслед, зевнул.
— От здешнего вина спать хочется. И живот пучит.
Новый поединок Сарыча состоялся на следующий вечер. Зал был набит битком. Игроки-завсегдатаи, по достоинству оценившие нового лидера, швыряли на песок таблички, делая на Сарыча гигантские ставки. Гилэстэла не интересовал выигрыш. Он сделал пару минимальных ставок в трех боях. Один раз выиграл, в другой раз проиграл. И теперь он внимательно следил за Ригестайном, за его перемещением по арене, не переставая восхищаться его способностями.
— Нет, ты только посмотри! — толкнул он в бок Астида, когда Сарыч в очередной раз неуловимым движением исчез, уклоняясь от направленной в его сторону пики, и тут же появился на полшага в стороне. Никто из зрителей не улавливал этого мига, всем казалось, что Сарыч невероятно, непостижимо быстр и ловок.
— Да! Кто бы сомневался, — довольно стукнул Астид кулаком по поручню, когда противник Ригестайна упал на песок с проколотым бедром. И тут же возмутился. — Но почему он их не добивает?
— Просто не видит в этом необходимости, — ответил князь. — Он свое превосходство доказал. Чужая жизнь для него важнее самоутверждения.
— Если бы он так вел себя в жизни, а не на арене — давно бы был мертвецом, — презрительно хмыкнул Астид. — Дерись он со мной, я бы и с проколотой ляжкой всадил ему пику в живот. А потом дополз и перегрыз бы глотку.
— Я знаю, что ты кровожаден, Астид, — усмехнулся князь. — А он воспитан по-другому.
— Дурно он воспитан. Жалость — плохой союзник в бою.
— Может быть, — пробормотал князь.
Всю дорогу до дома Гилэстэл был молчалив и задумчив. Астид не прерывал его молчания, видя в голубых глазах какую-то затаенную мысль. Когда утром Астид вышел в столовую, он увидел Гилэстэла в том же наряде, что и вчера вечером и понял, что тот не спал в эту ночь.
— Ваша светлость, — обеспокоенный выражением лица своего покровителя, Астид подошел и коснулся его плеча. — Вас что-то тревожит?
Гилэстэл чуть вздрогнул и взглянул на него так, словно только что очнулся ото сна.
— Астид… Нет. Ничего не случилось. Я думал.
— О чем?
Князь помедлил и, прищурившись, ответил.
— Мне нужен этот музыкант.
— Сарыч? Для чего?
— В нем есть то, что есть во мне и в тебе — пробудившаяся сила. Помнишь, что говорила аэн-элле? В полукровках эти способности проявляются, нужно только развить. Если дать ему возможность совершенствоваться, обучить его, он может стать хорошим магом. А мне нужны соратники и помощники.
— Разве меня одного для вас не достаточно? — в глазах Астида вспыхнула ревность.
Гилэстэл заметил этот огонек.
— Три лучше, чем два, Астид. А мне нужны силы для будущей… — князь запнулся.
— … войны? — вскинул брови полукровка.
— Если понадобится, — исподлобья взглянул на него Гилэстэл. — Время идет. Власть Мэнелгила крепнет, и наследники взрослеют. У меня же нет ничего, кроме моего острова, и никого, кроме тебя. Тебя одного. Я не говорю о тех людях, что трудятся в моих лавках и мастерских, они даже не знают, на кого работают. Но с такими силами мне не вернуть Маверранум. Я рассчитывал на твое понимание, Астид, и помощь. И преданность.
Скулы Астида запылали румянцем.
— Я предан вам всецело, Ваша светлость, — глядя с укором в глаза Гилэстэлу, прерывающимся голосом выдохнул он. — Вы для меня — всё, весь этот мир. Выше отца, которого я не знал. Выше любых богов, которые мной пренебрегли. Но вы сомневаетесь во мне. Сомневаетесь, и отдаляете меня ради чужака! Сомневаетесь, причиняя мне боль более жестокую, чем любая рана. Вы обещали не причинять мне боли. Я думал, вы это помните….
— Астид, — Гилэстэл протянул к нему руку.
Но тот, сжав губы, выскочил в дверь.
— Астид! — крикнул вдогонку князь.
Но тот, игнорируя его зов, выбежал из дома на улицу. Гилэстэл слышал, как грохнула входная дверь. Он уперся локтем в подлокотник и уронил голову на ладонь. Что теперь выкинет полукровка, можно было только гадать.
Астид появился вечером третьего дня — помятый, со следами помады на грязной одежде, от которой несло приторно-сладкими духами, и с синяком на