денег. Астид усмехнулся. «Васпа» давалась ему не легко, однако объясниться с вааспуртцами он мог. Но эти малявки наверняка знают язык северных купцов.
— Дам. Если расскажете мне то, что спрошу.
Мальчишки переглянулись, пожимая грязными плечами, засмеялись. Один из них шикнул, прося остальных умолкнуть. Хитро глянул на Астида.
— Панджо дать ваппа, если я говорить с ним?
Астид кивнул.
— Что хотеть? — подбоченился пацан под уважительными взглядами своих друзей.
— Кто живет в этом доме?
— Это дом жить одноглазый Карушта, и его жена — хромая Анэлда.
— А еще кто?
— У хромая Анэлда сестра, немая Кашилда. Она совсем дурной, — мальчишка постучал себе по лбу.
— Дом увечных какой-то, — рассмеялся Астид. — И все?
— Нет. У немая Кашилда сын, он здоровый. Ригештан-играй-арфа.
— Какая арфа? — переспросил Астид.
— Музыка играть, — мальчишка вскинул руки, задергал пальцами, словно перебирая невидимые струны. — Панджо Ригештан. Он на арфа играть, люди петь и плясать. Он добрый, ваппа давать нам. Ходить в лавка Саваштара, книга там смотреть и покупать.
— Музыкант, значит, — Астид поднял взгляд на дом. — Видел я, каким смычком он орудует. Держи.
Он ссыпал горсть мелких монет — ваппа — в подставленные ладони мальчишки, и вся ватага, словно стайка летучих мышей, умчалась по темной улице.
Гилэстэл ждал Астида, коротая время с неизменной книгой в руках. Хотелось спать, но уж очень его мучило любопытство. Заслышав шаги полукровки, князь встрепенулся, приподнялся навстречу.
— Ну?
— Я узнал, кто он, — кивнул Астид, сел в кресло и стал рассказывать.
Гилэстэл внимательно слушал, подергивая бровями.
— Карушта, Карушта… — в задумчивости потирая подбородок, вымолвил Гилэстэл. — Уж не тот ли это Карусто Самалей, у которого текстильная лавка в первом зеленом ряду?
— Вы его знаете?
— Он состоит в цеховом Совете купцов Вааспурта. И только в его лавке нашлись застежки для моего черного камзола. Если это он, не вижу препятствий, чтобы познакомиться с его семьей поближе. Принеси-ка свой синий кафтан.
Астид удалился, и вернулся через несколько минут, держа в руках расшитый серебром синий парадный кафтан. Гилэстэл поднялся с кровати, забрал у Астида наряд, встряхнул, осмотрел, бросил на кресло и беспощадно оборвал пару застежек.
— Ваша светлость! — воскликнул Астид, сморщившись.
— А вот и причина для визита в лавку, — удовлетворенно произнес князь, глядя на дело рук своих.
Глава 6
Лавка Карусто Самалея славилась в Вааспурте богатством выбора. Кеникийский шелк, легкий масгитский хлопок, мягкий белый войлок, тончайшую меросовую шерсть и даже парчу — все можно было найти в этой лавке.
Хозяин был немолод, среднего роста, жилист и проворен. Запавшее веко левой глазницы пересекал шрам. Лицо с ввалившимися щеками обрамляла русая борода с редкими вкраплениями седины. Его узловатые сухие пальцы ощупали застежки на кафтане, который Астид выложил на прилавок.
— Угм, угм, — покивал лавочник головой, и, обернувшись, крикнул вглубь лавки на «васпе». — Мирго, принеси застежки со второй полки!
Потом поднял глаза на Гилэстэла и Астида, улыбнулся.
— Придется перешивать все, уважаемые панджо. Точно таких у меня нет, но есть другие, не менее изысканные и красивые. Вам будет угодно ждать здесь, или доставить платье после починки в ваш дом?
Говорил он на всеобщем северном языке почти без акцента.
— Мы подождем здесь, — ответил князь.
— Тогда прошу располагаться.
Карусто указал на стоявшие в лавке стулья. Из-за полок, забитых рулонами и отрезами ткани, выскочил парнишка, и поставил на прилавок деревянный ларец. Откинув крышку, Карусто принялся перебиратьзастежки, прикладывая их к кафтану.
— Мирго, подай гостям угощение, — не отрываясь от дела, приказал лавочник, и подручный скрылся за стеллажами.
Карусто стрельнул глазом на Гилэстэла, что вольготно расположился в кресле, и рассматривал полки с товаром.
— Уважаемый панджо, помнится мне, уже бывал в моей лавке.
— У тебя хорошая память, — кивнул князь. — Твоя лавка славится на весь Вааспурт богатым выбором товара, гостеприимством и честностью хозяина.
По лицу Карусто стало заметно, что ему приятна похвала.
— Ты прекрасно говоришь на языке моей страны, — отметил князь.
Карусто усмехнулся, чуть помедлил перед ответом.
— Предки мои с Маверранума. Дед в войну полковым обозом командовал, бабка кухарила там же. Помотало их по миру, после войны в Вааспурте осели. Супруга моя тоже северянка, дворянских кровей. Тесть из посольских служак был. Здесь северян немало живет.
— Так ты земляк мне? — удивился князь. — Не ожидал встретить здесь выходцев из северных краев. Мое имя Гилэстэл Илфирион Хэлкериес.
— Карусто Самалей к твоим услугам, — с приветливой улыбкой отозвался лавочник, потеплев взглядом.
Мирго принес поднос, на котором стояло блюдо со сладостями, широкие чаши и пузатый медный сосуд. Поставив поднос на низкий столик, подручный наполнил чаши горячим напитком, и бросил в каждую щепоть молотой кеввы — пряного растения.
— Как же ты справляешься со всем этим, уважаемый Карусто? — покачал головой Гилэстэл, беря чашу и окидывая взглядом лавку.
— Ох, — оторвавшись на секунду от ларца, раздул щеки лавочник. — Тружусь без роздыху, панджо Гилэстэл. Верчусь, как жук-трескун на нитке.
— Неужели и помочь некому?
— Некому, панджо, ох, некому. На слуг большой надежды нет. А детьми меня боги не благословили. Племянник есть у супруги. Думал, будет мне помощником. Такое дело, сам понимаешь, в чужие руки ведь негоже отдавать. Да просчитался. Не по душе ему, видите ли, торговое дело. Вот бы и тренькал на своей пиликалке целыми днями, да книжонки мусолил. А причем тут душа, коли прибыток важнее? На какие, спрашивается, доходы, я его и мать его содержу? Трое на моей шее-то сидит. Ну, Ануэльда, жена моя, шьет. Невелик прибыток, а мошну бережет. Вот сестра её, бедняжка, ни к чему не способна — разумом плоха. Но племяш, честно сказать, не трутнем живет, свой заработок имеет. Арфею-то я ему купил, оно так. Да зря я на него наговариваю. На книжки свои он сам зарабатывает — музыкант он добрый. Зовут его, коли прием или другое гулянье у кого. С уроками опять же по знатным домам ходит. А торговля… Что ж, и к ней сноровку иметь надо. Без сноровки и дело захиреет. Пусть уж лучше музыканит, чем тут изводится.
«Я бы тоже здесь с тоски удавился, — жуя медовый миндаль и обводя взглядом полки, забитые тюками ткани и мотками шнуров и ниток, подумал Астид. — Вот на этих шнурах и повесился бы».
— Музыкант? — переспросил Гилэстэл. — Было бы интересно его послушать.
— Коли не в презрение панджо мое приглашение, так прошу мой дом гостем, — стеснительно отозвался Карусто. — Ануэльда вам обоим рада будет, о родине вспомнит. Ригестайн музыкой потешит. А мне за честь принять тебя в своем доме, панджо Гилэстэл.