Читать интересную книгу Искатели счастья - Александр Петров

– Она чувствовала себя пленницей, попавшей в тиски его мощных объятий. Это её поначалу ошеломило. Но потом… Потом она обмякла и, не зная почему, сама обхватила тонкими руками его мощную широкую спину.

– Не дождешься! – взвизгнула она. – Немедленно отпусти!

– Пожалуйста. – Поднял я руки к потолку. Она чуть отстранилась и продолжала стоять, в упор глядя на меня.

– Не делай так больше, – прошептала она смущенно, – пожалуйста. Я ведь тоже живой человек…

– Прости. И я живой. Пока еще.

– Садись, а то котлеты сгорят.

– Да не волнуйся. Если ты даже землю из цветочного горшка мне в тарелку положишь, я все равно слопаю с аппетитом. «Из рук твоих и яд приемлю!»

– А ты можешь быть опасным. – Нахмурилась она.

– Иллюзия. – Замотал я головой, уплетая котлету. – Рядом с тобой, я как теленок на привязи. Скорей, ты для меня представляешь опасность.

– Это какую же?

– Не какую, а чем. Вот этим. – Обвел я вилкой ее изящный силуэт. – Мне всё это очень нравится и притягивает внимание. Так что ведите себя, милая барышня, поскромней. Пожалуйста.

– Сейчас снова полотенцем получишь. – Улыбнулась она.

– Так вот для чего ты меня сюда вероломно заманила? Чтобы продолжить избиение! Всё вам неймётся! Так и мечтаете сжить со свету белого.

– Да, такого сживешь. Где сядешь, там и слезешь.

– Ну, это не совсем так. Особо опасны в этом вопросе друзья. Ты им спину подставляешь, а они так и норовят в тебя полотенцем или еще чем запустить. «Вот так с шутками и прибаутками народ встречает долгожданный праздник».

Потом Зоя читала мне «Барьер» Павла Вежинова и смотрела на меня так, будто слышала мои мысли. А я в это время летал со странной девушкой Доротеей над ночным городом:

«– Встань, Антоний! – тихо произнесла она. – И не бойся, я не причиню тебе зла.

Я покорно встал.

– Дай мне руку!

Я протянул ей руку. Ее пальцы показались мне неожиданно теплыми и сильными.

– А теперь, Антоний, взгляни на небо. Ты должен привыкнуть к нему… Скоро, Антоний, ты почувствуешь удивительную легкость. Словно ты стал вдруг воздушным… Молчи… Ответь мне только, чувствуешь ли это, да или нет?

– Да! – сказал я немного погодя.

– Вот мы и взлетели, Антоний!.. Расслабься… Не делай резких движений. И главное, не думай ни о чем!.. Вот и все – будь счастлив!

Голос ее звучал необычайно звонко и мелодично. Я даже не почувствовал, как мы отделились от террасы. Мы летели в вышине, под нами дрожали огни города. Они были нам видны, как с самолета, идущего на посадку. Мы словно плыли среди безбрежного моря огней. И все-таки это было непохоже на полет самолета, мы не летели, мы парили, как птицы с надежными, крепкими крыльями. Я ощущал и свое тело, и воздух, омывавший меня, словно вода.

– Тебе не страшно, Антоний? – спросила она. – Да или нет?

– Нет, нисколько!

– Хочешь, поднимемся выше?

– Да!.. Да!..

Мы летели к звездам, которые становились все крупнее и ярче. Ураганный ветер бил мне в лицо, лоб мой застыл, ноздри расширились. Я не был в этот миг ни бесчувственным, ни бесплотным, ее рука, ставшая, как мне показалось, еще сильнее, еще горячее, крепко сжимала мою. Потом ураган стих, хотя воздух сделался почти пронизывающе холодным. Мы снова парили в вышине, но теперь я видел одни звезды, резавшие мне глаза своими алмазными гранями.

– Доротея, где же земля?

– Под нами! – ответила она. – Не бойся, мы летим на спине.

– Ты летала когда-нибудь прежде, Доротея?

– Много раз, Антоний.

– Сколько?

– Не знаю. Но это не так просто… Мы не можем взлететь, как птицы, когда захотим.

Голос ее постепенно слабел. Видно, она была права: нам нельзя было разговаривать. Наверно, это отнимало у нее силы. Мы спускались все ниже и ниже, я уже ясно различал дороги со скользящими по ним огоньками машин. Потом начал различать улицы и площади, даже отдельные здания с их неоновыми коронами. Я ощущал, как ее рука постепенно остывает в моей, как дрожат ее пальцы.

Я почти не заметил, как мы коснулись теплого бетона террасы. Мы не приземлились, а опустились на нее, точно птицы.»

– Чем?.. – начал я и поперхнулся. За окном темнело и я спешил узнать, что дальше. – Так чем же это закончилось?

– Неужели не ясно? – прошептала Зоя. – Она умрет, а он будет страдать.

– Почему именно так! Это неправильно.

– Это жизнь… Слушай.

«– Совершено страшное преступление, – ответил он. – Доротею убили. Спросишь, как? Ее сбросили из окна верхнего этажа или с высокой террасы – такой, как ваша, например. Тело ее изуродовано, кости перебиты, прости, что я тебе об этом напоминаю…

У меня потемнело в глазах, хотя я и ожидал, что он скажет нечто подобное. Но я быстро взял себя в руки и спросил:

– Почему ты считаешь, что ее сбросили, а не она выбросилась?

– Потому что там, где нашли труп, нет никакого строения. Очевидно, ее перенесли после… А кто мог это сделать, кроме убийцы?

Он рассуждал, конечно, вполне логично. … Естественно!.. Что еще можно подумать? Неужели нормальный человек мог допустить, что она просто упала с неба?»

– И что дальше?

– Ничего. Просто он испугался и не захотел летать.

«Я вернулся домой. Я чувствовал себя не столько несчастным, сколько безмерно опустошенным. Зачем я не сказал ему правды? Он, конечно, не поверил бы. Решил бы, что я сошел с ума! Ну и что из этого? Разве правда не превыше всего? Какая бы она ни была! Если я погубил ее своим ничтожеством или слабостью, то какое оправдание мог придумать мой злосчастный рассудок?

Я старался утешить себя надеждой, что не виновен в ее смерти. Разве я думал, что случится несчастье? А что, если она нарочно сложила крылья? Но какой смысл обвинять себя или оправдываться? Нет силы в мире, способной вернуть к жизни единственное человеческое существо, которому было дано летать.

Поздно вечером я с тяжелым сердцем поднялся на террасу. Я не посмел взглянуть на небо, на невзрачные звезды, слабо мигавшие у меня над головой. Они никогда не будут моими. У меня нет крыльев взлететь к ним. И нет сил. Доктор Юрукова сразу же угадала, я никогда не перешагну барьера. И не поднимусь выше этой нагретой солнцем голой бетонной площадки, на которую время от времени садятся одинокие голуби.»

– А ты, – спросила Зоя, опустив глаза, – ты смог бы летать?

– Если с тобой, то конечно!

Прощались мы долго. Стояли в прихожей и не знали, что делать. Я боялся прикоснуться к ней, она тоже. Наконец, она глубоко вздохнула, потянулась ко мне и едва коснулась губами уголка моего рта.

– Зоинька, я сейчас умру, – прошептал я, пытаясь унять дрожь в голосе.

– Не надо, – едва слышно выдохнула она. – Живи. У тебя это хорошо получается.

Я вышел из квартиры. Сбежал по ступеням. Вылетел из подъезда и, не помня себя, не чувствуя ног, воспарил… в самое небо.

В тот вечер и в ту ночь я не думал о смерти. В ту ночь я очень любил и ценил жизнь!

Последний год детства

Майские дни и ночи наполнились нежданной тревогой. Сладкой и тягучей, как мёд. Острой, будто кинжал в сердце. Нежной, как улыбка возлюбленной и легкое касание девичьих пальцев. Всюду, где бы я ни находился, всей кожей чувствовал, где сейчас находится Зоя. Мы обменивались долгими взглядами, вздыхали и посылали друг другу записки, полные туманных намеков и многоточий. Это было мучительно и сладко. Мы ходили по краю пропасти. Мы боялись друг друга. Казалось, одно неосторожное касание наших рук – между нами проскочит молния и убьет нас. В моей горячей голове непрестанно пульсировали ее слова «я ведь живая» и еще Лешкины «брюнетки – они темпераментные!»… И вдруг меня пронзала острая жалость к девушке, а потом эта жалость медленно переползала на меня. Мы стали будто рабами в кандалах. И мне это вовсе не нравилось.

Может быть поэтому, так освежающе веяло от наступающего лета. Что-то подсказывало, что там наступит избавление от моей неясной сердечной боли. Как всегда, летом наша семья обычно путешествовала. Сначала мы съездили на море. На пляже я подружился с парнем примерно моих лет. Потом – с сестрами-близнецами из Грузии, юными красавицами Дианой и Этери. Их так сурово опекали родители, что беспокоиться мне по поводу «приступов страсти» не приходилось. Например, в кинотеатр на французский фильм «Искатели приключений» мы пошли «всей честной компанией» с родителями. Ох, что же творилось рядом с кинотеатром! Очереди за билетами занимались до восхода солнца. Билеты с рук стоили не меньше, чем банкет в центральном ресторане Сочи. Отец, чтобы достать билеты, заходил в горком партии. Я его ждал на тридцатиградусной жаре не меньше часа. Он вышел оттуда чуть пьяным, потным и радостным.