Николай кажется вполне искренним. И слово «кажется» тут не уместно, Николай и вправду выглядит настроенным весьма доброжелательно.
Приятный мужик. И под его начальством работать внезапно хочется. Да, первое впечатление может быть обманчивым, а моя интуиция — это не то, на что можно положиться. Ну, Ветрова же она в свое время сочла очень приятным юношей.
— Расскажете мне о коллективе, с которым я буду работать? — я все-таки стараюсь вернуть разговор в деловую стезю.
— Коллектив в меру слаженный, — Николай кивает, и никакого возмущения в его лице я не вижу. Это хорошо. Это обнадеживает. Если он не испытывает никакого негатива на мысль, что я буду работать с его коллективом — значит, я зря заморачиваюсь насчет всего остального. — Но имеются свободные единицы, поэтому иногда нам приходится перерабатывать из-за срочных переводов. Нам обещают, что закроют свободные вакансии и количество авралов снизятся, но это вряд ли произойдет в ближайшее время. Так что будьте готовы, Виктория, к тому, что работы мало не будет.
— Я уже готова, — я чуть улыбаюсь, — особенно если сверхурочные хорошо оплачиваются.
— О, не волнуйтесь, весьма неплохо, — Николай менее формально, чем до этого, округляет глаза, намекая, что размер сверхурочных действительно достойный и компенсирует весь моральный ущерб за переработки.
— Волшебная перспектива.
— Волшебная, да, — Николай энергично кивает и разворачивается к Кристине.
Мое аудирование явно окончено.
— Ну и что ты скажешь, Николай Андреевич, — за время нашего разговора на японском Кристина не понимала ровным счетом ничего. Может быть, поэтому у неё такой до странности недовольный вид.
— Язык хороший, — Николай хлопает ладонью по колену, — весьма достойный.
Он, кажется, хотел сказать что-то еще, но Кристина коротко кивает, останавливая его. Это непонятное недовольство с её лица никуда не исчезает.
— Что ж, хорошо, тогда я тебя не задерживаю, — Николай на этой фразе поднимается и шагает к двери.
— До встречи, Виктория, — замечает он мне напоследок снова на японском. Ну, я же имею право ответить, да? Так-то это невежливо — под носом у человека разговаривать на непонятном для него языке. Но все-таки, это не я начала, а мой будущий начальник.
— Пожелаете мне удачи? — нахально улыбаюсь я, чтобы понять — действительно ли у меня есть надежда.
— Да, пожалуй, — Николай кивает и выходит, закрывая за собой дверь. Есть! Все-таки есть!
— Что ж, Виктория, — холодно, будто напоминая мне о своем существовании, произносит Кристина, когда я разворачиваюсь к ней, — давайте поговорим о вас, и я вынесу вам окончательный вердикт, подходите ли вы для работы в Рафарме.
Моя надежда, только-только расправившая маленькие крылышки за спинкой, вновь складывает их, и ищет взглядом утес, в который можно спрятать и голову, и лапы, и хвост заодно.
Мне по-прежнему не нравится выражение лица Кристины. Это паранойя?
Мне казалось, что меня начнут допрашивать.
Что прямо сейчас вырубится свет, в глаза шибанет лампа яркого света и Кристина замогильным голосом начнет выпытывать у меня, с чего же это я взяла, что подхожу для работы в их компании.
Ни с чего не взяла.
Мне не казалось, что я сюда подхожу.
Что я могла ответить на этот вопрос? Что их владелец с чего-то решил, что взять меня в штат будет забавно? Ему показалось, что это — хорошая идея. В ходе бурной корпоративной попойки…
И она — первоклассный управленец, а иные тут работать просто не могли, сейчас тратит на меня, взбалмошную придурь своего шефа, свое очень ценное время…
Хорошо было там, у ресторана, когда Кристина Лемешева была для меня никем, и я могла относиться к ней с равнодушным цинизмом.
Святая ж женщина, спит с Ветровым.
Но сейчас-то я прям ощущала, сколько стоит каждая её минута, и не была уверена, что потяну счет за это собеседование.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Слава богу — обошлось без всего того, что подпихнуло мне мое живое воображение.
Не слава богу было то, что Кристина замолкает, уткнувшись в мои документы. Совсем замолкает, да.
Минуты текут, почти ползут, мне хочется кашлянуть, привлечь к себе её внимание, но…
Но вот к этому меня жизнь не готовила.
И что это? Проверка на стрессоустойчивость? И какой метод реакции самый правильный? Обратить на себя внимание?
Я чуть покашливаю — ноль внимания. Раздраженная гримасска пробегает по лицу Кристины. Типа, «что, подождать так сложно?».
Ну, ясно…
Что я там говорила Николаю, как справляюсь со стрессом?
Склоняю по таблице спряжений японские глаголы, ага.
Универсальное средство для тренировки памяти и потрясающий метод не подохнуть от тоски в очереди в поликлинике.
Ну, окей, я подожду. Какой глагол я возьму для начала?
Shinu — умереть — драматично, но вполне подходит ситуации. Ожидая, пока на меня обратят внимание можно именно это. Или пожелать испытывающему мое терпение эйчару это самое. Короче, подходит. Поехали!
Shinimasu. Shinubeki. Shinubekirazu…
Когда Кристина наконец обращает на меня свое императорское внимание я успеваю прогнать по двенадцати строкам таблицы японских спряжений не только глагол «умереть», но и «придушить», «отравить», «выбросить», «закопать» и «четвертовать».
Добралась до четвертой строчки со словосочетанием «выдернуть волосы».
Кто мне скажет, что это слишком — тот не слышал про комнаты отдыха в крупных японских компаниях. Ну, те самые, где боксерские груши с фотопринтами «любимого» начальничка.
Как хочу — так и релаксирую. Я — только в уме, в конце концов!
— У вас ребенок, я вижу, — Кристина кривится, будто у нее сводит лицо, будто это отягчающее мою вину обстоятельство. О да, сколько раз я видела на лицах потенциальных работодателей это выражение.
У вас ребенок. Вы не будете вылезать с больничных. А нам нужен человек, который будет работать.
— С ребенком мне помогает мама, — максимально спокойно сообщаю я, — на мою работоспособность это никак не повлияет.
— Все вы так говорите, — Кристина произносит это краем рта. Недовольно. И с очевидным намеком на то, что слово сдерживают далеко не все.
Мне всегда было интересно, что в голове у таких вот девочек. Ну, она же наверняка планирует рождение ребенка, декрет, больничные эти. Или что, няня с малых лет? Ну, наверное. Она может себе позволить.
— Как вы вообще собираетесь до нас добираться, из ваших-то… окраин, — Кристина все так же неприятно морщится, — вы знаете, насколько жесткая у нас политика к опаздывающим?
Я не успеваю ответить.
— И, Виктория, вы вообще как думаете, вашего образования достаточно для работы в нашей компании?
Прямо! Практически в лоб! И в ушах у меня звенит от этой меткости.
Она будто вытащила из головы мою же мысль. Какое образование… По той специальности, на которую я претендую — никакого. И я ведь знаю обычный комплект требований на должность переводчика.
Высшее лингвистическое. От трех до пяти лет работы на аналогичной вакансии. Опыт перевода медицинской или деловой документации.
И чем круче компания — тем длиннее список этих требований. Зачем нам "или"? Нам нужно сразу все!
Эта компания имела право послать меня к чертовой бабушке и попросить оттуда не возвращаться.
— У меня хороший практический языковой навык, — твердо возражаю я, — большой опыт работы с японскими текстами самого разного типа.
— И вторая категория владения языком, — небрежно замечает Кристина, разом обнуляя все, что я считаю своими достоинством, — вторая. Вы понимаете, что мы не всякого лингвиста с первой берем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Тональность голоса у Кристины — абсолютно презрительная. С ядовитой квакшей она и то разговаривала бы с большим удовольствием.
Я уже не говорю, что пока я склоняла в уме японские глаголы — мне открывался дивный вид на лицо госпожи кадрового директора, и оно вообще ни разу не было нейтральным.