Все-таки правильно я сделал, что не стал дожидаться, пока она оклемается и снова возьмет трубку — после катка «Разъяренный Козырь» некоторые особо чувствительные просто сразу увольняются и уходят в запой. Ну, или в острую фазу депрессии. Хотя это вообще-то почти одно и то же.
— Я же тебе говорил, что не надо так нарываться, — ворчу я, поднимая телефон и опуская его на стол перед Кристиной, — сказал Эд тебе её оформить — оформляй. Ведь не факт, что он бы тебя стал слушать, даже если бы все сложилось, как ты планировала.
Нет, конечно, попытка была отважная и дерзкая, как обрисовывала мне свой план Крис — у неё все складывалось. В теории…
В теории и Николай должен был не вдохновиться языковыми навыками Викки. А он… Он нашел язык моей бывшей «достойным». Ольшанский — и такой приговор в моем уме не сочетались абсолютно. Уж я-то знал въедливый характер Ника, который был ужасно переборчив в плане тех, кто должен был ходить в его подчинении.
Ни одного из кандидатов, которых предлагала ему Кристина, Ник, пять лет проработавший в Японии и знавшим японский даже лучше русского, так не оценивал. В лучшем случае было «терпимо», обычно же было «не впечатлили». А после того, как Ника уволили, а после еле уболтали его вернуться обратно и спасти результативность работы переводческого отдела — Ольшанский и вовсе задрал планку.
Так что вполне закономерно, что мы рассчитывали, что откажет Вике именно он, но в этом плане Кристине пришлось соображать на ходу, чем вывести Викки из себя.
Правдой. Лучше всего человек выводится из себя правдой. И это сработало, разумеется!
Кристина дышит неровно и разъяренно.
— У нее вообще ничего нет, — шипит она, — ни профильного образования, ни нормального опыта работы. Она работала переводчицей в каком-то задрипанном музее, который еле-еле сводит концы с концами. Её сократили вот только что — они решили, что слишком роскошно для них держать лишнюю единицу японского переводчика, лучше, мол, оставить пару английских. И тут, разумеется, твоя Вика наткнулась на Козыря, который на неё залип. Везучая дрянь…
— Уймись, — не удерживаюсь я, тем временем обрабатывая информацию. Занятно. Неужели Завьялов не мог помочь любовнице хоть с каким-то приличным трудоустройством? Он же был у нас хозяин заводов, газет, пароходов.
По-крайней мере, когда явился в отцовскую адвокатскую контору — вел себя тот мудак именно так. Нагло, нахально, будто весь мир должен был целовать ему ноги.
Но все это время я предполагал, что да, лицензии Вику лишили, но «папик» у неё по-крайней мере обеспеченный. Да, наша звездочка не работает адвокатом, как мечтала, работает где-нибудь там секретаршей, таскает Андрею Викторовичу кофе и обеспечивает его интимный досуг — да, это не по ее амбициям, но все-таки. Она сама это выбрала! Она сама выбрала его, предав меня.
Но какой-то там музей… С чего все оказалось настолько плохо?
Завьялов бросил её? Разорился? Надо будет навести о нем справки. Позлорадствовать над ублюдком, разрушившим мой брак. Нет, формально он меня спас, открыл глаза, что верность — это не про мою жену, но…
Но боже, с каким удовольствием я бы раздавил и его. Только отцовская просьба и остановила меня от этого. У него с этим утырком были свои дела. Поэтому… Поэтому мне оказалось проще уйти самому из отцовской адвокатской конторы.
Впрочем, от этого я только выиграл. Место в Рафарме было местом под солнцем. В первом ряду.
— Он хотел меня уволить, — Кристина отпивает из стакана, что я ей подал, глоток воды, — из-за какой-то выскочки. Меня! Я на него пять лет пашу!
Первый раз вижу Кристину в таком раздрае. Впрочем, она и неудовольствие Эда огребает впервые, до этого он к её работе претензий не имел.
Да, это было очень неожиданно. Эд обычно ценил верность. Но… И исполнительность он тоже ценил…
— Тебе лучше сейчас успокоиться, — замечаю я, — и не нарываться. Сейчас — ты в зоне риска, еще раз подставляться тебе нельзя. Я сам разберусь с Викой.
— Этого я и боюсь, Ветров, — взгляд Кристины обжигающе резкий, — что ты сам начнешь с ней разбираться и увлечешься разбирательством. А потом и ею. Милые бранятся, только тешатся, а?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ревность Кристины раздражает немыслимо. Умеет же выдуть слона из мухи.
Увлекусь? Я? Викой?! Той самой, что по-прежнему флиртует со всем и каждым, той самой, на которую самым позорным образом залип женатый Козырь.
Странно. Я никогда не думал, что Эд выставит дело ниже бабы, хотя… Хотя я помню, что у него было с Клингер. Там он вполне забил на дела и спустил часть собственного состояния просто на то, чтобы пустить пыль в глаза будущей жене.
Ну, вот и сейчас — он разделал Кристину при Вике, будто пытаясь впечатлить последнюю.
Нет, это ни в какие ворота не лезет. Пусть Викки тратит свое очарование на всякого мимо проходящего мужика, я до неё больше не опущусь.
— Уймись, — я говорю это чуть суше и чуть раздосадованней, — тебя уже совершенно заносит, Крис!
— Ну, а что? Скажешь, нереальный вариант? — раздраженно огрызается Кристина. — Помучаешь её еще чуть-чуть, потом она упадет тебе в ноги, ты её простишь, удочеришь её дитятко и снова женишься. Хэппи-энд. Все счастливы. Ну, кроме меня, но кто я для тебя, а?
Хорошая попытка, Крис, но я же говорил, что никуда спешить в этот раз не собираюсь. И обостряйся, не обостряйся этим своим «все люди, как люди, а я — не замужем» — бесполезно.
Так, стоп!
Дитятко?!
— У неё ребенок есть? — я спрашиваю это настолько буднично, что даже Крис чуть расслабляется, не ощущая в моем голосе подлинного любопытства.
Юля — одна из секретарш Крис, притаскивает нам чай. Один зеленый, второй черный — все как по нотам. И есть чем занять руки. Так кстати. Мне нужно это сейчас — хотя больше хочется не сжимать тонкую фарфоровую ручку чашечки, а швырнуть этой несчастной посудиной в стену.
А лучше — в голову Викки.
— У неё дочка, — фыркает Кристина раздраженно, — совсем малявка. Мария Андреевна Титова. И нам ведь сказано — мамашек с маленькими детьми рассматривать в самую последнюю очередь. Это же и идиоту ясно, что работницы из них никакие.
— Ну, в переводческом четыре единицы не набраны. Для них уже и последняя очередь покатит, если они язык знают, — я пожимаю плечами. Казаться хладнокровным внезапно оказывается очень непросто — внутри лихорадит в шторме кровавое море.
— Ну, так что, — Кристина скрещивает руки на груди, и глядит на меня с вызовом, — значит, мы можем брать кого попало с улицы? А ты, наверное, спишь и видишь, как удочеришь чужую малявку, а, Ветров?
— Всю жизнь мечтал, — саркастично откликаюсь я. В оправдания я ударяться не намерен — делать мне нечего, еще поощрять ревность Кристины.
Хотя… Не сказать, что у неё нет поводов для ревности сейчас…
Андреевна.
Ан-дре-е-вна!
Она не только спала с Завьяловым. Она еще от него и родила.
Вот почему она в такой паршивой ситуации с работой — немногие папики, вроде Завьялова, согласятся, чтобы любовница от них рожала. Он ведь был женат. Причем женат он был не сколько на женщине, сколько на деньгах её отца. У Завьялова был свой официальный наследник. На кой черт ему еще и на стороне дети?
И на кой черт его жене те, кто могут отпилить от завьяловского наследства хоть даже лишнюю крошечку?
Обычно таких вот залетных дурынд заставляли сделать аборт. Чтобы надежно, чтобы никто потом не явился и не потребовал наследства, денег, чего угодно. Делить капитал никто не любит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вика же осмелилась родить. И, судя по всему, алименты ей Завьялов не выплачивал. Ребенку от папочки досталось только отчество.
Викки не хватило пороху явиться к нему с требованием признать отцовство? Или она оказалась слишком гордая для этого?
Да, это походит на правду. Моя Викки такой и была. Её послали, вышвырнули, ну, максимум деньжат на дорожку кинули. А она и обиделась.