С каким брезгливым видом она рассматривала мое резюме — это вообще никак не описать, было ощущение, что её заставили смотреть на что-то зашкаливающе жалкое.
И все-таки это почему-то кажется именно что личным. Или я это сама себе придумала?
Давай, Вика, соображай, как выкрутиться из этой ситуации. В конце концов, тебе и вправду нужна эта работа. Нужна. Очень. Твоей дочери нужна. Маме, которая снова жаловалась на боли в правой ноге. Ради них и ради себя ты же можешь сейчас стиснуть зубы и как-нибудь отбрехаться?
Я снова не успеваю — эта дамочка, кажется, вообще не намерена дать мне ответить ни на один её вопрос.
— Ну же, Виктория, давайте будем откровенны хоть пять минут, — Кристина откидывается в кресле, глядя на меня уничижительно, — наша компания для вас отличное место подцепить сносного мужика. Сотрудники у нас весьма и весьма перспективны в этом плане. Вам ведь и среднее звено сойдет, так?
Меня будто холодным душем окатывает с головы до ног. А вот это уже перебор!
______________________________________
*Нихонго норёку сикэн — экзамен по определению уровня владения японским языком, проводимый среди лиц, для которых японский язык не является родным. Экзамен представляет собой стандартизированный тест и содержит пять уровней сложности. Пятый уровень, самый лёгкий, в то время как первый, наиболее трудный, подразумевает свободное владение языком.
**Arigatou gozaimasu — спасибо. Формальная форма. Яп.
5. Стеклянный потолок
— А что, девочки сюда только для поиска мужика устраиваются? — сладко уточняю я, выпрямляя спину еще сильнее. — Или это вы по себе судите, Кристина Сергеевна? А список сносных мужиков вы при трудоустройстве предоставляете? Всех самых вкусных уже разобрали? До вас, я так понимаю?
Язва обостряется мгновенно. Для этого много времени не надо.
Лицо Кристины дергается — и это самый верный признак того, что она мне тут не эйчар, а соперничающая за руку, сердце и прочие органы одного конкретного мудака, ревнивая гадина.
Я практически слышу, как со свистом смываются в унитаз мои перспективы в этой компании. Ну, их, получается, и не было вовсе, раз тут столько личного примешалось.
Боже, нашла за что воевать, этого дерьма по улице ходит… Выходи да тыкни пальцем. С одной только разницей — обычный среднестатистический инфантил тебе максимум «Стерва» напишет на стене в подъезде. И то вряд ли. Ну, пришлет счет за все совместные свидания с требованием "вернуть деньги". Над этим можно хотя бы поржать.
Ветров же мудит не мелочась. И по принципу «потому что захотелось». И это совершенно не смешно…
Ведь сам на развод подал. Сам! Не объяснив мне причин, не удостоив даже разговором. А потом…
А потом — испорченная карьера от него самого, «ты не ровня моему сыну, так, девочка для сброса напряжения» — от его папочки, и все прочие постразводные бонусы, о которых меня при замужестве никто не предупреждал.
Описать бы это Кристине, вот только не хочу портить ей сюрприз. Пусть Ветров как-нибудь бросит и её. И вот так же вычеркнет её из своей жизни, по одному только своему капризу.
— Ну что ж, так и запишем, что стрессоустойчивость у вас отвратительная, — ядовито хмыкает Кристина, делая красную пометку прямо поверх распечатки моего резюме, — потому что стресс-интервью вы адекватно выдержать не смогли.
Как мило. Это типа проверка такая была? А границы у этой проверки имелись? Что-то мне сомнительно.
Я ощущаю — она врет, и выражение неясного удовлетворения на лице Кристины Лемешевой мне совсем не мерещится. Она — хотела меня слить. И она меня слила. И Козырю она расскажет, вот эту всю чушь: про отсутствующую стрессоустойчивость и игнорирование правил субординации.
Ну и катись оно все…
— Не представляю, насколько же много Эдуард Александрович развел гадин в своей фирме, что для того, чтобы работать тут, нужно обладать ядоустойчивостью мамонта, — я поднимаюсь из кресла и, сейчас уже абсолютно положив на этику очень большой овощ максимально анатомической формы, собираю мои документы в ту папку, в которой я их принесла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все уже понятно. Еще не работай в кадровом любовницы Ветрова — я бы могла полелеять свои надежды, а так… А так глупо, да.
И, получается — нет. Восемь лет прошло, а милейшему Ярославу Олеговичу не надоело мудить.
Потому что вот это — пахнет так же паршиво, как и все, к чему прикасается Ветров. Не может быть, чтобы Кристина была не в курсе.
Господи, Ярик, оставил бы ты уже меня в покое… Ничего от тебя не нужно, только это.
— И карьероориентированность у вас тоже никакая, Виктория, — тем временем продолжает доканывать меня эта стервозина, — очень легко сдаетесь. Вы просто будете бросать поставленные задачи в условиях дедлайна и жесткого стресса.
По всей видимости, она решила напоследок мне поездить по ушам. Оставить от моей самооценки еще более мокрое место, чем там у меня было.
Впрочем, это она обломается. Заморачиваться словами любовницы Ветрова я не буду.
Нет, правда, отличная подружка у Яра. Ему под стать. Надеюсь, он с ней тоже расплюется и они устроят одну маленькую войну друг с дружкой. Желательно — с взаимной аннигиляцией. Я готова заплатить за билет в первом ряду, чтобы полюбоваться на ядерный гриб, что вырастет на том святом месте. И буду раз в год туда ходить в паломничества.
Резюме я тоже пытаюсь забрать, но Кристина с ядовитой ухмылочкой его от меня отодвигает. Ну, точно, потом принесет Козырю и вытрет об меня ноги напоследок. Ну и…
Ну и ничего я с этим сделать не смогу.
Идея работать с Ветровым в одной фирме изначально была сомнительной. Особенно с учетом тех моих тайн, которыми я с бывшим мужем делиться не собиралась.
Нет, у меня был запас дезинформации если что, у Маруськи даже отчество было в честь её прадеда нарисовано. В честь единственного папаши за пять поколений, который действительно выполнял родитльские обязанности. Но, в конце концов, Ветров же мог озадачиться, да?
Хотя, с чего бы. Не интересовался же он моей жизнью до этого.
Либо ему было фиолетово на то, что у трех лет семейной жизни могли возникнуть последствия, либо… Либо ему было фиолетово на Маруську. Ну а что?
Я ему не ровня, так ведь его папочка заявил? Ну и дочь от меня Ярославу Олеговичу вообще не нужна. Нестатусный ребенок. Их-то дети, «голубой крови», поди, еще в утробе на трех языках мира разговаривают…
Честно говоря, незнание Ветрова меня устраивало больше, чем вот эта версия, в которой он решил, что его дочь ему не интересна, раз уж она от меня.
Нет, не за себя мне было обидно. За Маруську. Я бы хотела чтобы никто в мире ей не пренебрегал. Никогда!
Даже Ветров…
В любом случае, я не хотела менять абсолютно ничего.
Была я, была Маруська, была мама на подхвате — и боже, дай бог ей здоровья, не знаю, чтобы я без неё делала.
Ветров в этой системе координат был лишний.
— До свидания, Виктория, — насмешливо бросает мне в спину Кристина.
— И вам приятного аппетита, — ядовито откликаюсь я и еле удерживаюсь от того, чтобы не хлопнуть ей дверью напоследок.
Пусть всем плевать, но хотя бы перед собой я лица не потеряю.
Девушки на ресепшене оборачиваются ко мне, и Юля даже открывает рот, видимо, чтобы что-то предложить, но я ловлю её взгляд и отрицательно качаю головой.
Ничего мне не надо. До лифта я дойду сама.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Иду и хочу крови. Много крови. Очень-очень много крови.
Так и хочется сделать запрос моей фортуне: «Дорогая, тебе не надоело в меня сморкаться?». А я-то сдуру решила, что в моей жизни среди серых и черных полос внезапно забрезжило что-то беленькое. А это, оказывается, чтобы напомнить мне, что потолок вот он, тут, над моей голове — и никакой не стеклянный, а самый что ни на есть мраморный.