Читать интересную книгу Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя - Ян Горский

– А твоя мама как? – спросила Илана.

Иоанн вздохнул, тень грусти пробежала по его лицу.

– Моя была удивительным человеком. Конечно, скандалили иногда, но… она знала, что значит «отдавать», как ты говоришь. Сердце безграничное. Отец привык к шуму, визитерам. Для него было обычным делом прийти с гостем без предупреждения. Маму это раздражало. Она любила покой, тишину. Зато они сходились в том, что в доме должен быть порядок. Что часто раздражало меня – мне было абсолютно все равно, в каком состоянии комната.

– Ну, тут мы с тобой похожи, – сказала Илана таким голосом, что парень обескуражился. Ее взгляд, ее губы… Опьяняющие, как вино из погреба. Сердце скакнуло и запрыгало, дыхание участилось.

– Папа хоть и коэн, и все такое, но знаешь, он никогда не любил зажиточность. Дом, где ты будешь жить, вообще-то для слуг, но у нас их давно нет. Уже лет десять там просто кладовка для хлама и инструментов.

– Ага… – невольно кивнул Иоанн, не понимая даже, о чем говорила девушка. Он словно попал под гипноз, наблюдая за движением ее губ.

– Ну что, пойдем домой?

– Илана достала из сумки финики и протянула Иоанну.

– Жалко, что инжир еще не созрел, – добавила она, подняв голову к дереву.

Парень пришел в себя, но все еще был под впечатлением.

– В другой раз я покажу тебе амфитеатр за городом. Кстати, скоро приедут артисты из Александрии с представлением. Они уже были в Кесарии, говорят, префекту Грату10 понравилось. Обожаю артистов, хотя сам знаешь, что фарисеи думают – эллинизация11 и все такое. По мне, так красиво.

***

Позже Иоанн познакомился и со средней дочерью Аарона – Эммой. Будучи на год старше Иоанна, она была мудрой и послушной, и намного красивее своей младшей сестры. С особой чуткостью Эмма слушалась во всем и желала порадовать мать, в противовес папиной дочке. Иоаннову другу, Матфею из Хеврона, понравилась бы Эмма – она была безусловно в его вкусе – но не во вкусе Иоанна: не прошло и двух дней, как он утонул в симпатии к Илане. Поначалу он был если и не шокирован, то сильно удивлен ее раскованностью и свободой. Да и внешность ее не казалась привлекательной. Но стоило ей заговорить с ним, как парень сразу попадал под власть ее голоса и обаяния.

Илана была любознательна, всегда всем интересовалась и многое знала. Душа ее была открыта и лишена предрассудков. Казалось, она плевала на все запреты. Не общаться с самаритянами? С чего бы? Не разглядывать радугу? Забудь! Иногда она даже выбегала за ворота дома с непокрытой головой. Некоторые предписания в законе казались ей странными, и порой она была готова бросить вызов самому Моисею, утверждая, что не мог Бог такого сказать пророку, что это глупо и несправедливо. Конечно, за такие выходки матери часто приходилось отчитывать ее, в ответ на что она еще больше протестовала. Девушка зачастую манипулировала окружающими, имитируя свою якобы слабость, но это выходило у нее так мило, что сразу располагало к ней людей. Но самым главным качеством Иланы было ее умение сопереживать. И даже не тон, которым она говорила, был важен, хотя говорила она с нежностью, дело было в ощущении, что тебя понимают. Его-то, вот этого самого ощущения, как правило, и не хватает всегда. А тут человек, да еще и женщина, да еще и совсем молоденькая, показывает и взглядом, и интонацией, и всем существом, что ей интересно выслушать тебя, и не просто услышать, а понять!

Иоанну нравилось подолгу беседовать с Иланой, поражаясь тому, как она умела слышать его. Не навязать что-то свое, не защитить свою идею и не просто проболтать, а, напротив, смирить свои заботы и спокойно и с искренним интересом выслушать то, что думаешь именно ты. И пусть после этого она непременно высказывала и страстно отстаивала свою точку зрения, – сказать, что она не услышала тебя, значило обмануться. Вот это и поражало!

Как же часто можно встретить такого человека? Иоанн невольно задавал себе этот вопрос и, поразмыслив, так и не сумел вспомнить ни одного знакомого, кто был так открыт его словам. Да ведь людей, способных на этакое, наверняка единицы во всем мире!

Может, парень и преувеличивал таланты Иланы, а может, другие чувства добавляли восхищения этой девочкой, но это уже было не важно – важно было то, что она смогла удивить его, как никто прежде, и это удивление навсегда запечатлелось в нем. Не прошло и месяца, как Иоанн понял, что влюблен в Илану.

***

Перерождение на Храмовой горе

Иоанн обживался и привыкал к жизни в столице. Переехав в домик для прислуги и организовав там все по своему вкусу, он утопал в Божьей любви. С разрешения Аарона, он мог свободно заходить к нему в библиотеку и брать оттуда книги для изучения. Священника радовало пристрастие юноши. Он верил, что благодаря книгам тот сможет легче пережить серьезные изменения в своей судьбе. При Храме коэну приходилось иметь дело с молодежью, и он знал, как ранима душа в таком возрасте, сколько опрометчивых поступков свойственно совершать юным. Аарон волновался за парня. Иоанн же был рад отеческому отношению.

Изучая Писания и другие книги, он стал переписывать полезные ему вещи – мечта о собственной библиотеке давно жила в нем. У себя в Хевроне он бережно хранил те несколько свитков, что остались от отца, и теперь страстно желал преумножить свое сокровище. В то же время душа прониклась Святым Духом, и юноша уже даже привык слышать внутренний голос, который остерегал его от искушений и вдохновлял на духовный рост. Благодаря ему парень не мог думать об одиночестве.

Наступил Шаббат, и утром, после омовения в микве12, вся семья направилась в Храм. Иоанна бросило в дрожь, когда он приблизился к нему. Монументальное величие внешнего убранства, самой могущественной святыни того времени, взволновало парня до потери контроля над телом: когда он поднимался по ступеням арочного моста для священников, его ноги будто налились свинцом, и он с трудом мог их передвигать, голова раскалывалась.

– Хорошо, что папа – коэн, – весело сказала Илана, глядя, как толпы паломников и горожан теснятся у других ворот на гору. Они вместе вошли на Храмовую площадь и устремились под колоннадой по направлению к Антонии.

– Представляешь, – сказала Илана, обращаясь к Иоанну, который с трудом тащился позади, – Ирод создал большую часть этой горы искусственно. Под нами целый город с арками и лабиринтами, правда, папа?

– Правда, дочка, но давай не будем сейчас об этом, – ответил Аарон.

Строителей в субботу не было, но материалы и леса лежали кругом. Часть колонн уже была обработана и украшена прекрасным орнаментом, но большинство выглядело пока просто и незатейливо. Вдруг ближе к Храму под ногами появилась цветная мозаика, изображающая переход еврейского народа через Иордан с ковчегом завета. Впереди была арка с великолепными резными деревянными воротами. Вокруг искусно уложенный мрамор, отдающий вечностью, на котором изящно вырезаны заповеди с Моисеевых скрижалей, однако Иоанн даже не обратил бы на это внимания, если бы Аарон, поворачивая к Храму, не сказал:

– Этими воротами входят Антипа и Филипп, когда приезжают из Галилеи и Итуреи.

Иоанн по-прежнему ощущал тяжесть на душе и в теле. Голова кружилась, и казалось, его вот-вот стошнит.

Бейла с дочерьми отправились по внешнему двору к двенадцати ступеням, что вели в женский двор Храма. Аарон же с юношей прошли через барьер из резного камня, что отделял внешний двор от внутреннего. На нем были укреплены таблички с надписями на греческом и латинском языках, предупреждавшие, что неевреям под страхом смерти запрещено входить на священную территорию Храмового двора. Затем они напрямую вошли в священнический двор. И тут, при виде белоснежного Храма, уходящего высотой в небо и украшенного огромными тяжелыми пластинами из золота, Иоанн вдруг ощутил небольшое облегчение и даже святость. Проходя мимо огромного жертвенника всесожжения с рогообразными выступами по углам, он почувствовал, будто какие-то небесные силы, а может, и сам Бог ведут его и поднимают к Храму. И хоть сейчас на алтаре не было огня и левиты не разделывали туши баранов, специфический запах сразу же напомнил о том, что это за место.

Внезапно Иоанн почувствовал, словно какая-то тварь, сидевшая внутри него, вышла под воздействием чего-то неземного. Будто сами ангелы окружили его. Горло заболело, тошнота усилилась, словно что-то действительно выходило из него, только это «что-то» было не материальным, а духовным. Тошнило его душу, и как при отравлении непереваренные остатки пищи выходят наружу, так и сейчас его покинуло некое невидимое, но вполне реальное существо. Наконец пришло освобождение, причем так внезапно! От чувства тяжести не осталось и следа. Напротив, юноша ощутил, словно какая-то часть его оторвалась и испаряется в воздухе. «Невероятно, – подумал он, – это знак свыше». Еще мгновенье назад он сжимался от бессилия, с трудом передвигая ноги, и вдруг такая легкость, что он готов пуститься в пляс, и была бы воля – обежал вокруг Храма десяток раз. Да что там обежать – в таком состоянии он в миг вскарабкался бы на Храм, если бы тот был скалой! Парню казалось, он заново родился, было даже страшновато от такого преображения.