Читать интересную книгу Китайская чашка - Светлана Смолина

Именно тогда его персональной соблазнительницей стала маленькая квартирка с окнами на запад, и до грехопадения ему и в голову не приходило, что эту пьесу написала женщина. Не такая молодая и эффектная, как ему нравились, бесстыдно доступная для других и в то же время нарушившая привычные рамки и стереотипы. Она смогла противостоять войску, захватившему мир вокруг него и легко и незаметно начала отвоевывать в этом мире пространство для себя. Сначала в столовой и даже в кабинете, что объяснялось близостью ее собственного мира за смежной стеной. Потом он увозил мысли о ней на работу. И они тянулись за ним от подъезда, как шлейф ее духов или сигаретного дыма. Потом краткие перекуры возвращали его в томительные дымные часы в зашторенной комнате, и он застывал, почти физически ощущая ее прикосновения, и пропускал мимо ушей обращенные к нему слова. Во время обедов с набившими оскомину разговорами о плане, договорах, налоговых льготах и акционировании он прозревал, что сорока пяти минут для еды много, а для близости с ней – мало. И задыхался от ревности, рисуя себе совсем не пасторальные картины, где она принимала очередного любовника, который мог провести в этом доме не только обед, но и задержаться до ночи, пока иномарка терпеливо урчала во дворе. Теперь по окончании рабочего дня, заслышав шуршание одежды и цоканье каблуков в коридорах здания, он торопился подписать, дочитать, отослать. Громко негодовал, глядя на неумолимо краснеющие маршруты на электронных картах города, оттого, что каким бы путем он ни выехал, час или полтора уйдут на преодоление жалких семи километров. И дорога обернется пыткой, потому что всякую минуту придется думать о женщине, о стоящей под парами машине, о смятых простынях в полумраке комнаты, паутинке трещин на китайском лаке и бриллиантовых брызгах воды в ее волосах.

– Как решился твой вопрос с квартирой?

Это единственное, что захватило его внимание, хотя собеседник разорялся уже минут двадцать, в течение которых ему даже удавалось в нужных местах хмуриться и кивать.

– Я с ней сплю, – ответил он невпопад.

Неосторожное мальчишеское признание прозвучало, как пушечный выстрел. Он встретился глазами с человеком, который много лет понимал его с полуслова, и был неприятно поражен осуждением, которое в них увидел.

– Не вздумай ничего ляпнуть!

Для него не было секретом, какими словами прокомментирует адюльтер сидящий напротив человек. Это были его собственные слова, его мысли, его сомнения и обиды.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. А что жена?

О той, другой, запретной, говорить было рискованно, зато не возбранялось оторваться на этой.

– А что жена?! – взвился он. – Может, мне у нее совета спросить?

– Ты нарываешься на скандал как будто специально. Гулять там, где работаешь и где живешь…

– Скандала не будет, – мрачно огрызнулся он и прикурил от умирающей сигареты, как путник на ветру. – Откроет рот – закроет за собой дверь.

– Ну, если оно того стоит…

Партнер никогда не выказывал лишних эмоций, тем более, по таким пустякам, и сейчас не стал читать дружеских нотаций, хотя в душе был удивлен, что на весах знакомой ему жизни балансировали такие несравнимые ценности, как брак и сиюминутная связь.

– Но ты же не ходишь к ней прямо туда? – осторожно уточнил он и догадался об ответе по хмурой растерянности собеседника. – У тебя ведь есть номер.

Соседу и в голову не приходило умыкнуть ее в гостиничное раздолье на окраине Москвы с поскрипывающей кроватью «для молодоженов». Подальше от их общего дома, от машин со знакомыми номерами и дворовых бабушек чекистской закалки с цепкими глазами за толстыми стеклами очков. Это было так же дико, как высадить в заснеженную клумбу экзотический африканский цветок.

А ведь, пожалуй, попробовать стоило. И тогда его не будет преследовать чужой запах и вид скомканных простыней, и не будет сводить с ума шелковый халатик и заправленная за ухо прядь волос. Не будет повода ревновать ее к пассажирам залетных иномарок. Останется только она. И какой она будет за пределами своей убогой норы? Ведь он никогда не видел ее в платье и на каблуках, с украшениями в ушах и на шее, при дневном свете, среди других людей. Узнает ли он ее в коридоре перед дверью номера, где побывали все его случайные и неслучайные подруги?

И почему такая простая мысль не приходила ему в голову раньше? Надо просто вывести ее «из тени», пригласить в ресторан, рассмотреть, как дотошный энтомолог изучает новый вид мотылька, пришпиленного булавкой, и убедиться, что вся ее загадочность и непостижимость – это такой же «пшик», как незамысловатые капризы второсортной певички в поисках богатого мужа.

– В отель, говоришь, – хмыкнул он, когда друг уже и думать забыл о своем вопросе. – Поедемте в номера, мадемуазель.

– Я не пойду. – Женщина потрясла все еще влажными волосами и зябко запахнула полы халата. – Я быстро устаю от толпы.

– Есть чертова прорва маленьких ресторанчиков, где почти всегда пусто, – продолжал настаивать он, звериным чутьем угадав, что она будет отчаянно сопротивляться. – Я всегда удивлялся, как они умудряются выживать.

– Почему для тебя так важно вытащить меня из дома? Или ты думаешь, что я не умею вести себя на людях? Или что у меня страшное заболевание, не позволяющее мне бывать на солнце?

– Не ерничай, я всего лишь предложил сходить в ресторан.

Сегодня она была несколько взвинчена, и сосед насупился, как филин в полдень.

– Не злись! – Проходя мимо, она почти невесомо коснулась его плеча. – Зато здесь мы можем делать все, что хотим.

– Я и там могу делать все, что хочу, – с апломбом заявил он ей вслед, и она обернулась от двери и понимающе улыбнулась. – И не вздумай во мне сомневаться!

– Как я могу, мой господин!

Она вернулась, опустилась на ковер возле его кресла и прижалась щекой к его колену. В этом ее театральном жесте было больше покорности и преданности, чем иронии, и он, не поверивший словам, вмиг забыл, о чем они спорили минуту назад.

– Черт с ним, с рестораном. – Он утонул пальцами в темных кудрях, побежавших до самого пола. – Мы и дома поедим.

Хозяйка квартиры едва заметно кивнула, будто с неохотой подчинилась его воле, а не вынудила его сделать по-своему.

– Ты вертишь мной, как собака хвостом, – вслух догадался он, оказавшись рядом на ковре.

– Или как хвост собакой.

На этот раз ей пришлось скрывать улыбку под опутавшими его шелковистыми прядями с изысканным ароматом цветущего апельсинового сада.

– Похоже, у этой новый поклонник, – сквозь зубы невнятно заметила жена, когда он на сон грядущий плеснул себе виски в хрустальный стакан и зазвенел кубиками льда. – Вылитый мафиози в дипломатической машине. Может, итальянец или вообще турок. И где она ухитряется их цеплять?

– Прямые поставки из-за границы, – бездарно ляпнул он, пролив жидкость на блестящую поверхность стола, и с досадой принялся выжимать намокший манжет рубашки.

– Думаешь, она из эскорт-услуг? – подхватила тему жена, будто не заметила его неловкости, и тут же вступила в диалог сама с самой. – Да она почти никуда не ходит. Сидит такая мышь в подполе, а мужики меняются, как в эстафете.

Мысль о том, что грязное сутенерское агентство управляет ею, словно балаганной марионеткой, была нестерпимой, как зубная боль. Он молча покосился на супругу и вытер пальцы о рубашку.

Его издавна занимал вопрос, почему молодая и привлекательная женщина ведет отшельническую жизнь за шторами в крохотной квартирке с безнадежно устаревшей мебелью и необходимым минимумом технических новшеств. Без родственников и школьных подруг, без комнатной собачонки с визгливым голосом, без красно-бурой герани в горшках, наедине с книгами, сигаретным дымом и собой.

– Перестань! – рассмеялась соседка, когда он заговорил о ее почти аскетическом уходе от мира. – Я бываю на театральных премьерах и на вернисажах, изредка езжу отдыхать на ипподром и даже хожу на скучнейшие приемы. Не каждую неделю, конечно, но все-таки выбираюсь из своей берлоги.

И, чтобы развеять его недоверие, сняла с книжной полки массивный альбом со снимками.

Убогое жилище с выцветшими обоями, красноватый свет бра над широкой кроватью и огарки свечей в тяжелых подсвечниках, шелковое неглиже и небрежно скрепленные на затылке волосы – вот тот образ, который он воскрешал в памяти всякий раз, когда думал о ней.

Листая страницу за страницей, он едва узнавал в эффектной красавице, не обращающей ни малейшего внимания на щелкающую камеру фотографа, свою запершуюся от мира соседку. Гибкие пальцы в бриллиантовых переливах, поднесенные к накрашенному рту, меховая накидка, приоткрывающая обнаженное плечо, холодновато-внимательные глаза, вспыхивающие огнями ресторанных люстр – неужели и это тоже она? Неприятным откровением стала целая серия изображений, где рядом с ней засветились разновозрастные мужчины в смокингах и костюмах, с массивными «печатками» и неизменным самодовольством на лицах. Но еще непривычнее оказались снимки, где она кормит с руки вороную лошадь, до рези в глазах сияющую блестящей шкурой, отчего казалось, что шкура припудрена лунной пылью.