женственность. Но даже эти термины неточны, так как они предполагают, что существует
одно простое определение мужественности и одно простое определение женственности. Если
нашим намерением является декон-струирование идеи о том, что только тендерные различия
имеют решающее значение, тогда социально-конструкционистский анализ должен быть
направлен на исследование различий среди мужчин как группы и среди женщин. Нередко
получается, что именно эти различия оказываются более решающими, чем гендерные.
В любом обществе одновременно сосуществуют несколько значений мужественности и
женственности. Проще говоря,
25
американские мужчины и женщины далеко не одинаковы. Наши опыты структурированы
классом, этничностью, возрастом, сексуальностью, региональной принадлежностью. Каждая
из этих «осей» модифицирует все другие. Видимость тендера не означает, что мы превращаем
все другие организующие принципы социальной жизни в невидимые. Например, представьте
пожилого чернокожего гея, живущего в Чикаго, и молодого гетеросексуального фермера из
Айовы. У них ведь очень разные определения мужественности, не так ли? Или другой пример
— 22-летняя обеспеченная гетеросексуальная американка азиатского происхождения,
проживающая в Сан-Франциско, и 50-летняя белая ирландская католичка, лесбиянка из
Бостона. Наверно, у них будут разные идеи по поводу того, какой следует быть женщине?
Если тендер является переменной категорией для разных культур, в разные исторические
периоды, среди мужчин и женщин одной и той же культуры, в течение одной жизни, то мож-
но ли говорить о мужественности и женственности как о неких константах, универсальных
«сущностях», характерных для всех мужчин или для всех женщин? Если нет, то тендер надо
рассматривать как постоянно изменяемое текучее сосредоточение значений и способов
поведения. В этом смысле нам следует говорить о мужественностях и женственностях,
признавая разные определения мужественности и женственности, которые мы же и
формируем. Используя оба термина во множественном числе, мы признаем, что
мужественность и женственность обладают разными значениями для разных групп людей в
разное время.
Нам не стоит забывать и то, что не существует равных условий для формирования мужествен
ноете и иженственностей. Американки и американцы должны противостоять определениям,
выдвигаемым в качестве неких модельных мерок. Мы должны понимать, что быть мужчиной
или женщиной в нашей культуре означает быть таковым или таковой в соответствии с
определениями, противопоставляющими нас некоему набору «других» — расовых
меньшинств, сексуальных меньшинств. Конечно, для мужчины классическим «другим»
является женщина. Словно жизненный императив большинства мужчин состоит в
доказательстве того, что они навсегда и решительно не похожи на женщин.
Для большинства мужчин «гегемонное» определение мужественности выводится из модели,
предлагаемой всем мужчинам. Гегемонное определение мужественности «формируется отно-
сительно различных подчиненных мужественностей, так же как и относительно женщин», —
пишет социолог Роберт Коннелл.
26
Социолог Ирвинг Гоффман дал еще одно определение гегемон-ной мужественности:
«В некотором смысле в Америке существует лишь один полноценный тип мужчин: молодой,
женатый, белый, горожанин, с американского Севера, гетеросексуальный, протестант, отец, с
высшим образованием, имеющий работу, хорошей внешности, с хорошим весом простом,
недавно бывший хорошим спортсменом... Любой мужчина, не подходящий хотя бы под одну
из этих квалификаций, скорее всего, видит себя — хотя бы иногда — как человека безо всякой
ценности, как мужчину несоответствующего и неполноценного»!».
Женщины имеют дело с таким же преувеличенным идеалом женственности, который Коннелл
называет «подчеркнутой женственностью». Такая женственность формируется в согласии с
принципом тендерного неравенства и «ориентирована на приспособление к интересам и
желаниям мужчин». Принято видеть такую женственность в «выказывании большей
общительности, чем технической компетенции, а также нежной слабости в интимных
отношениях, лояльности к заигрываниям мужчин на работе и удовлетворении их стремлений
к общественному признанию, приятии замужества и заботы о детях в качестве компенсации за
дискриминацию на рынке труда»11. Такая подчеркнутая женственность усиливает тендерное
различие в качестве стратегии для «адаптации женщины к власти мужчин», в которой
основными чертами являются эмпатия (сопереживание) и нежность. «Настоящая»
женственность характеризуется как «обворожительная», и женщине рекомендовано научиться
вертеть мужчинами, знать «правила» игры и следовать им. В одном исследовании приведен
пример, как восьмилетний мальчик очень точно ухватил сущность такой «подчеркнутой
женственности» в своем стихотворении:
«Если бы я был девочкой, мне надо было бы
привлекать парней,
Делать макияж — иногда.
А также носить на себе последний крик моды —
чтобы нравиться.
Я бы не играл в спортивные игры, скажем,
в футбол или соккер.
Мне уж точно не нравилось бы вертеться
вокруг мужчины, —
а вдруг он отвергнет меня.
Но что поделать — ведь так необходимо
мужчинам нравиться»12.
27
Тендерное различие как «обманчивое разделение»
Разнообразие множества мужественностей иженственно-стей решительно подрывает идею о
том, что наблюдаемые нами гендерные различия возникают, когда люди разного пола зани-
мают сами по себе гендерно нейтральные позиции. Более того, тот факт, что все эти
мужественности и женственности выстраиваются в определенной иерархии по отношению
друг к другу и измеряются друг относительно друга, лишь подтверждает, что господство
создает и усиливает различие.
Межпланетная теория тендера предполагает, будь то в биологии или социализации, что
женщина всегда ведет себя по-женски, и неважно, где она при этом находится. А мужчина
ведет себя по-мужски — в любом месте. Психолог Кэрол Таврис считает, что такое бинарное
мышление приводит нас к тому, что философы назвали «законом исключенной середины».
Именно в это пространство «попадают большинство мужчин и женщин, исходя из их
психологических качеств, способностей, характера и ценностей»13. Оказывается, многие из
ежедневно наблюдаемых различий между мужчиной и женщиной — вовсе не гендерные, а
возникают в результате различий в их позициях или сферах их деятельности. Дело не в том,
что гендерно сформированный человек занимает гендерно нейтральную позицию. Именно
сама позиция обусловливает поведение, которое мы уже воспринимаем как гендерно
обусловленное. Социолог Синтия Фукс Эпстейн называет это «обманчивыми разделениями»,
так как кажется, что они обусловлены тендером, хотя на самом деле основа различий здесь
совсем вдругом14.
Возьмите, например, хорошо известные различия в моделях общения, о которых написала
Дебора Таннен в своем бестселлере «Ты просто не понимаешь». Таннен считает, что мужчина
и женщина общаются на языках своих «планет». Мужчина, чтобы продвинуться, использует
язык конкуренции, иерархии и господства. Женщина создает «паутины» общения с другими
на более мягком, «обнимающем» языке, чтобы все вокруг чувствовали себя хорошо. Дома
мужчина остается сильным и молчаливым, иногда что-то бурчит в ответ своей жене, для
которой стремление к разговору с мужем занимает важное место в создании домашней
атмосферы близости15.
Но оказывается, что тот же самый мужчина, роняющий односложные слова дома, очень
разговорчив на работе, когда находится в позиции зависимости и безвластия. Ему требуется
разговор для поддержания отношений со своим начальником. Его жена
28
также способна использовать язык как инструмент конкуренции для улучшения своей
позиции в корпоративной иерархии. Исследовав записанные показания признаний женщин и
мужчин в зале суда, антропологи Уильям и Джин О'Барр пришли к заключению, что
положение свидетеля более существенно влияло на стиль речи, чем гендер. «Так называемый
женский язык не является характерным для всех женщин. Во всяком случае, он не
ограничивается только женщинами», — пишут исследователи. Если женщина использует
«язык безвластия», то скорее всего «из-за того, что женщины, как правило, занимают
относительно безвластные социальные позиции в обществе»16. Многие коммуникационные