неравенства и дискриминации женщин нарушениями «законов природы». Многие авторы
утверждали, что борьба женщин за право участия в общественной жизни — за право работы,
право на голосование на выборах, право на получение высшего образования — явилась
итогом их заблуждений, что политические и социальные стремления не следует ставить выше
того предназначения, для которого и создано женское тело. Как написал преподобный Тодд,
женщины не были бы в такой степени исключены из участия в выборах, рынка труда или
системы высшего образования, если бы не следовало «освободить их от определенных
сложностей, выпавших на долю мужчин»5. Эту позицию наилучшим образом выразил
участник дебатов по вопросу женского суфражистского движения в Сакраменто (Калифорния)
в 1880 г.:
«Я выступаю против женского суфражизма из-за того бремени, которое иначе ляжет на
женщину. Ее изящной природе уже и так немало достается. Хрупкий организм женщины, и
так естественным образом ослабляемый от постоянного давления на ее природу, слишком
часто подвергается болезням, вызванным чересчур сильной нагрузкой на ее психику. Страсть,
любовь, амбиции — всего этого слишком много для ее ослабленного состояния, из-за чего так
часто подрывается здоровье и случаются ранние смерти»6.
Представители социальных наук быстро присоединились к хору биологов, и особенно активно
выступили социал-дарвинисты, укоротив эволюционное время с десятков и сотен тысячелетий
до одного или двух поколений и растянув причинно-следственные объяснения от орнитологии
до наук о человеке. Социал-дарвинисты стремились к легитимации своих
42
теорий, используя закон естественного отбора так, как сам его создатель Чарльз Дарвин и
предположить не мог. Они исказили его идею, выдвинув положение об основополагающих
биологических различиях между расами, нациями, семьями и, конечно, между мужчиной и
женщиной. Например, выдающийся французский социолог Густав Ле Бон, позже ставший
известным благодаря своей теории коллективного разума и иррациональности толпы,
утверждал, что разное строение мужского и женского мозга позволяет объяснить различия
между мужчиной и женщиной. В 1879 г. он писал:
«У большинства разумных сообществ, как, например, среди парижан, встречается очень
много женщин, чей мозг по размерам ближе к мозгу гориллы, чем к самому развитому мозгу
мужчины... Сегодня все психологи, исследующие интеллектуальные способности женщины,
признают, что она представляет собой более низкую эволюционную форму и что она ближе к
ребенку и дикарю, чем к взрослому цивилизованному мужчине. Она превосходит мужчину в
изменчивости, непостоянстве, отсутствии мысли и логики, а также в неспособности к
разумным действиям. Без сомнения, существуют и выдающиеся женщины, намного
превосходящие среднего мужчину, но их появление столь же исключительно, как и явление
на свет любого уродства, как, например, рождение гориллы о двух головах»7.
Много дискуссий происходило и по вопросу, насколько женщина способна к образованию,
особенно среднему и высшему. Так, один писатель предположил, что женщина «со средним
мозгом» может достичь интеллектуального уровня среднего мужчины «только за счет своего
здоровья, эмоций и морального состояния». Другой же предвещал, что университетское
обоазование приведет к укрупнению и отяжелению мозга женщины, но при этом у нее
сожмется матка. Самым знаменитым ученым-обществоведом, присоединившимся к этой
дискуссии, был, вероятно, Эдвард К. Кларк, выдающийся гарвардский профессор и
специалист в области образования. В бестселлере «Пол в образоьании, или Справедливая
возможность для девушек» (1873) Кларк доказывал необходимость исключения женщины из
высшего образования, ибо природа наложила на ее тело величайшие репродуктивные
обязанности. Согласно предсказанию Кларка, с доступом к высшему образованию женщины
потеряют способность к воспроизводству, и «не нужно быть пророком, чтобы предсказать
будущее, когда жен, которые должны будут стать матерями в нашей республике, придется
доставлять из-за океана»8. (Намек Кларка на угрозу цивилизации со стороны иммигрантов,
чьи репродук-
43
тивные показатели выше, чем у белых коренных жителей, характерен для расизма и сексизма
того времени.)
Каковы же основания для таких абсурдных утверждений о биологии женщины? Они просты.
Оказалось, что женщины с высшим образованием гораздо реже выходят замуж и рожают
меньше детей, чем женщины без высшего образования. Отчего же это происходит, как не от
ссохшихся маток и отяжелевших мозгов? Оказалось, что целых 42% женщин, попавших в пси-
хиатрические заведения, имели высшее образование, а среди мужчин — лишь 16%.
Получается, высшее образование сводит женщину с ума. Конечно, сегодня существует и
другое объяснение фертильности и психических заболеваний среди женщин с высшим
образованием, связанное с увеличившимся полем возможностей и амбициями,
порождающими дополнительные фрустрации, а вовсе не с ссохшимися матками. Утверждения
же Кларка остаются поразительным примером того, как можно использовать корреляции в
агрегированных данных социальных наук в откровенно политических целях.
Имплицитный консерватизм аргументов, приведенных здесь в качестве примера, был так же
очевиден на рубеже XIX и XX столетий, как и в наше время. «Как так получилось, что во всем
мире женщина оказалась в подчинении мужчине?» — спрашивал Джеймс Лонг и ответил
самому себе: «Подобно негру, существу неизменно низшему по отношению к белой расе до
конца времен, женщина по своей природе, из-за своего пола, приговорена к подчиненному
состоянию. Никакие иные возможности, а только это состояние подчинения дает женщине
счастье просто потому, что таков закон ее природы»9.
Сегодня биологи добывают свидетельства главным образом из трех областей исследований: 1)
эволюционной теории, от социобиологии до «эволюционной психологии»; 2) исследований
мозга; 3) эндокринологических исследований половых гормонов в пренатальный период и
затем в период половой зрелости человека. Вторая и третья области имеют значение также для
обоснования биологически обусловленных различий между гетеро- и гомосексуалами,
которое, как мы увидим, также часто приводится в тендерных терминах
10
Эволюционный императив:
от социал-дарвинизма к социобиологии
Прошли времена Дарвина, и эволюционная биология постепенно отошла от наиболее очевидных
политических стремлений
44
социал-дарвинизма. Однако развитие социобиологии в семидесятых годах прошлого столетия
возродило интерес к аргументации эволюционистов. Эдвард Уилсон, гарвардский профессор
энтомологии и основатель социобиологии, расширил диапазон изучения от поведения
человека до поведения насекомых. По его мнению, все создания «подчиняются»
«биологическому принципу»; все различия в темпераменте (личности, культурах) возникают
вследствие биологического развития существ в процессе эволюционного отбора. При этом
возникающие различия естественного происхождения становятся источником социальной и
политической организации обществ, которые мы наблюдаем на сегодняшний день. Уилсон и
его коллега, психобиолог Ричард Докинс, выразили эту мысль следующим образом: «Экс-
плуатация женщины зарождается именно здесь». Культура тут почти ни при чем, так как, по
мнению Уилсона, «гены держат культуру на поводке»".
В вопросе о различиях социобиологи обращают особое внимание на сексуальность женщины
и мужчины. По их мнению, различия в женском и мужском сексуальном поведении явились
результатом многих веков эволюционного развития. Эволюционный успех предполагает, что
все особи вида — сознательно или бессознательно — стремятся передавать свои гены дальше.
Таким образом, особи мужского и женского пола развивают репродуктивные «стратегии» для
обеспечения передачи своего генетического кода следующим поколениям. Говоря о
«стратегиях», социобиологи подразумевают намерения и выбор. Так создается впечатление,
будто наши гены одарены некоей инструментальной рациональностью и каждая клетка
действует или по-мужски, или по-женски. Социобиологи полагают, что различия,
наблюдаемые между мужчиной и женщиной на сегодняшний день, чвилксь результатом веков
эволюционных стратегий выбора.
Возьмите, например, размер и количество самих репродуктивных клеток. Добавьте к этому
относительные затраты мужчин и женщин на производство здорового потомства и — presto!