Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Донья Амаранта между тем устремила на меня свои дивные глаза с таким выражением, как будто она вот-вот заговорит со мною. И действительно, против всех светских приличий, когда я снимал со стола пустое блюдо, она улыбнулась ангельской улыбкой и пронзила мне сердце вопросом:
– Ты доволен твоей госпожой?
Я не вполне уверен, но мне кажется, что я ответил, не глядя на нее:
– Да, сеньора.
– И ты бы не желал иметь другую госпожу? Ты бы не желал переменить место?
Опять-таки я не уверен, но мне кажется, что я ответил:
– Смотря – на какое…
– Ты имеешь вид неглупого мальчика, – прибавила она с новой ангельской улыбкой.
На это, я уверен, я не ответил ни слова. После непродолжительного молчания, во время которого мое сердце так сильно билось, что, казалось, оно готово было выскочить из груди, я набрался смелости, до сих пор не могу понять – каким образом, и сказал:
– А разве вы хотели бы взять меня к себе в услужение?
В ответ на эти слова Амаранта разразилась веселым смехом, услышав который я подумал, что сказал что-то неприличное. Я сию же минуту вышел из залы, нагруженный тарелками. В кухне я всеми силами постарался успокоиться и тут же сказал себе:
– Завтра же я расскажу обо всем Инезилье; посмотрим, что она думает об этом.
VIIКогда я вернулся в залу, все сидели в прежнем порядке, но скоро приход новой личности вполне изменил его. На улице послышались веселые голоса, звук гитар, и затем вошел молодой человек, которого я не раз видал в театре. Его провожали товарищи, но они простились с ним у крыльца. Он так шумно подымался по лестнице, что казалось, будто целое войско ворвалось к нам в дом. На нем был народный марсельский плащ, а на голове маленькая треугольная шляпа. В этом свободном костюме он вовсе не походил на аристократа, каким был на самом деле. Он всегда одевался так во время своих вечерних веселых похождений, и нужно отдать ему справедливость – этот залихватский вид необыкновенно шел ему.
Он был хорошо принят при дворе и служил в гвардии. Его умственное развитие не отличалось особенной глубиной, и большая часть его времени уходила на ухаживанья за женщинами.
– А, дон Хуан! – воскликнула Амаранта, увидев его.
– Милости просим, сеньор де Маньяра!
С приходом этого веселого, беззаботного молодого человека общество оживилось, как по мановению волшебной палочки. Я заметил, что в лице Амаранты появилось выражение какой-то презрительной дерзости.
– Сеньор де Маньяра, – решительно обратилась она к нему, – вы пришли как раз вовремя. Долорес недоставало вас.
Долорес взглянула на свою подругу уничтожающим взглядом, между тем как Исидоро весь побагровел от гнева.
– Дон Хуан, сядьте здесь около меня, – весело произнесла моя госпожа, указывая ему на кресло.
– Я не рассчитывал встретить вас здесь, сеньора герцогиня, – сказал вновь прибывший, обращаясь к донье Долорес. – Но меня что-то влекло сюда. Очевидно, сердце сердцу весть подает!
Долорес смутилась, но не в ее характере было высказывать это. Она засмеялась и начала перекидываться с Маньярой веселыми шутками. Маиквес с каждой минутой волновался все больше и больше.
– Сегодня счастливый вечер для меня, – сказал дон Хуан, вынимая из кармана шелковый кошелек. – Я был в одном знакомом доме и выиграл там около двух тысяч реалов.
Говоря это, он высыпал золото на стол.
– И что же, много было гостей? – спросила Амаранта.
– О, да! Мы очень приятно провели время.
– Для вас, – произнесла Амаранта почти дерзко, – может быть приятно только там, где вы встречаете Долорес.
Герцогиня снова выразительно взглянула на свою подругу.
– Я для этого и пришел сюда!
– Хотите попытать счастья? – спросила моя госпожа. – Карточный стол, Габриэль, принеси скорее карточный стол.
Я исполнил приказание, и молодой человек опытной рукою стал метать карты.
– Вы будете банкометом, – сказала ему донна Пепа.
– Прекрасно, идет!
Все стали выкладывать на стол золотые монеты и следить глазами за картами. В первые минуты слышались только восклицания: «Выиграл!» – «Проиграл!» – «Мне десять реалов!» – «Проклятая ставка!»
– Вам не везет сегодня вечером, Маиквес, – сказал Маньяра, загребая деньги артиста, который проигрывал каждую ставку.
– А мне, наоборот, страшно везет! – сказала моя госпожа, собрав в кучку свои выигранные монеты.
– О, сеньора Пепа, вы выиграли целое состояние! – воскликнул банкомет. – Но есть поговорка: «Кто счастлив в игре, тот несчастлив в любви».
– Вы представляете исключение из общего правила, – сказала Амаранта, – потому что вы счастливы и в том и в другом. Не правда ли, Долорес?
И, обратившись к проигравшемуся Исидоро, она прибавила:
– Эта поговорка также и не для вас, бедный Маиквес, потому что вы несчастливы и в любви, и в картах. Не правда ли, Долорес?
Герцогиня изменилась в лице. Мне показалось, что она хочет резко ответить своей подруге, но, сделав над собой усилие, она сдержалась. Маркиз все проигрывал, но не бросал игры, пока у него в кошельке не осталась последняя песета. Игра тянулась до часу ночи. Наконец, гости собрались расходиться.
– Я вам должен тридцать шесть дурро, – сказал Маиквес молодому человеку.
– Скажите, какую же пьесу вы предполагаете поставить в доме маркизы? – спросил его Маньяра.
– Мы остановились на «Отелло».
– Ах, это превосходный выбор! Я заранее восхищаюсь вами в роли ревнивого мужа.
– Быть может, вы хотите играть роль Яго?
– Нет, эта роль не по мне. К тому же у меня вовсе нет сценического таланта.
– Я помогу вам.
– Благодарю вас. А вы помогли донье Долорес выучить ее роль?
– Она знает ее превосходно.
– С каким удовольствием жду я этого вечера, – произнесла Амаранта. – А скажите, дон Исидоро, если бы все это случилось с вами лично, если бы любимая вами женщина обманула вас, то способны ли вы были бы на такую безумную ревность? Способны ли вы были бы убить вашу Дездемону?
Эта стрела была пущена в Долорес.
– Такие вещи делаются только на сцене! – воскликнул Маньяра.
– Я убил бы не Дездемону, а Родриго, – громко ответил Маиквес и пристально взглянул на молодого человека.
На минуту все примолкли. Изменившееся лицо Долорес выдавало ее внутреннее волнение.
– Сеньора Пепа, вы меня ничем не угостили сегодня, – сказал Маньяра. – Правда, что я ужинал, но теперь уже два часа ночи, и я охотно выпил бы что-нибудь.
Я подал вина и вышел из залы, но из-за дверей до меня долетал голос Маньяры:
– Сеньоры, пью за здоровье нашего дорогого принца Астурийского[2], пью за переворот, ожидаемый нами на этих днях, пью за свержение фаворита и старого короля с королевой!
– Прекрасно! – воскликнула Долорес и зааплодировала.
– Надеюсь, что я нахожусь среди друзей, – продолжал молодой человек. – Надеюсь, что верный слуга нового короля может спокойно высказывать свою радость по поводу его ожидаемого восшествия на престол.
– Это ужасно! Вы совсем с ума сошли! Будьте благоразумны, молодой человек! Как можно преждевременно открывать эту тайну! – возмутился старый дипломат.
– Будьте осторожны, сеньор Маньяра, будьте осторожны… – подойдя к нему, сказала Долорес. – Здесь есть поверенная ее величества королевы.
– Кто это?
– Амаранта.
– Ты такая же поверенная королевы, как и я, и говорят даже, что тебе известны большие тайны.
– Не такая, как ты, – сказала Долорес, набравшись смелости, – все уверяют, что ты пользуешься полным доверием ее величества. Это большая честь для тебя, разумеется!..
– Конечно, – ответила Амаранта. – Я всегда рада быть полезной королеве. Неблагодарность очень дурной порок, и я не хочу походить на тех придворных, которые бранят за глаза свою благодетельницу. Ах, всегда очень удобно говорить о чужих ошибках, чтоб отвлечь внимание от своих собственных!
Долорес хотела что-то ответить, и, по всей вероятности, разговор принял бы острый характер, если бы старый дипломат не сказал со своим обычным тактом:
– Сеньоры, ради Бога! Что это такое? Ведь вы же близкие друзья! Неужели различный образ мыслей может вас поссорить? Дайте друг другу руки, и мы выпьем за ваше здоровье.
– Я согласна; вот моя рука, – сказала Амаранта.
– Мы еще поговорим об этом, – прибавила Долорес, подавая свою руку. – А теперь будем друзьями.
– Хорошо; мы еще поговорим об этом.
В эту минуту я вошел в комнату, и, как мне показалось, лица обеих сеньор не выражали особенного дружелюбия. После этого неприятного инцидента все стали расходиться. Когда маркиз и Маньяра прощались с моей госпожой, сеньора Амаранта подошла ко мне и незаметно шепнула:
– Мне надо поговорить с тобою…
Я не помнил себя от удивления, но мне некогда было раздумывать, так как пришлось провожать гостей с фонарем в руках. В то время улицы Мадрида имели еще самое слабое понятие об освещении. Мы пришли на улицу Канвисарес и остановились около того самого дома, где жила Инезилья, только у другого подъезда. Этот дом принадлежал старому маркизу, или, вернее, его сестре; тут ожидали две придворные кареты. Прежде чем садиться в свою, сеньора Амаранта отозвала меня в сторону и сказала, чтобы я завтра же ждал ее в этом доме, что мне отворит дверь ее доверенная горничная и что дело идет о моем счастье.
- Итальянец - Артуро Перес-Реверте - Историческая проза / Исторические приключения / Морские приключения / О войне
- Наполеон: Жизнь после смерти - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Хазарский словарь (мужская версия) - Милорад Павич - Историческая проза
- Железный король. Узница Шато-Гайара (сборник) - Морис Дрюон - Историческая проза
- Гусар - Артуро Перес-Реверте - Историческая проза