Читать интересную книгу Двор Карла IV (сборник) - Бенито Гальдос

– Каждый так думает, и кто-нибудь должен же ошибаться. Я не знаю, понимаешь ли ты меня, но на свете все делается не случайно, а по предопределению. Птицы летают, рыбы плавают, камни лежат неподвижно, солнце светит, цветы пахнут, словом, все совершается в известном порядке, потому что на это есть свой закон. Понимаешь ли ты меня?

– Это всякий знает, – ответил я, желая унизить ученость Инезильи.

– Прекрасно, – продолжала она. – Как ты думаешь, простая курица может ли летать по поднебесью?

– Конечно, нет.

– Так видишь ли, когда ты, не будучи ни богат, ни благороден, ни учен, стремишься ко двору, то ты похож на курицу, желающую взлететь на вершину Гвадарамы.

– Ах, какая ты глупенькая! Понятно, что я ничего не могу сделать один, я буду искать руку, которая поможет мне подняться на высоту.

– Нет, это ты глупый! – ласково сказала Инезилья. – Ну, прекрасно; ты найдешь эту руку, и допустим, что она поможет тебе подняться, но раз ты очутишься на высоте, то твой благодетель скажет тебе: «Ну, теперь, голубчик, иди один!», и ты, конечно, упадешь.

– Но скажи мне, откуда ты знаешь все это? – с удивлением спросил я ее.

– Да разве это называется знать? – просто ответила она. – Это знаешь и ты, и все это знают. Я говорю тебе только то, что сейчас, во время разговора, пришло мне в голову.

– Неправда, ты, наверное, читаешь ученые книги и готовишься на доктора Саламанкского университета.

– Нет, мой милый, я не читаю иных книг, кроме «Дон Кихота Ламанчского». И знаешь, у тебя есть с ним что-то общее, только с той разницею, что у него были крылья, но ему не хватало воздуху для полета.

Она умолкла. Я долго сидел в задумчивости подле нее. Наконец, собираясь уходить, я сказал ей:

– Ну, до свидания! Я знаю только, что ты большая умница, что я люблю тебя и ничего не предприму, не посоветовавшись с тобою.

И я пошел домой. Когда я спускался с лестницы, до моего слуха долетело веселое пение Инезильи, сливавшееся со звуками флейты патера Челестино. Каждый раз, выходя из этой уютной квартиры, я чувствовал себя как-то удивительно спокойно и уравновешенно. Конечно, благодаря моим юным годам, это спокойствие длилось не долго, и я вновь начинал строить воздушные замки.

III

Королевский театр в то время был уже перестроен, и на сцене его подвизались драматические артисты и артистки, между которыми первое место занимали Исидоро Маиквес, сеньора Прадо и моя госпожа.

Не проходило ни одного вечера, чтобы я не был в театре, где, кроме актеров, мне приходилось сталкиваться и с другими личностями. Моя госпожа была в дружеских отношениях с двумя придворными сеньорами, игравшими впоследствии немаловажную роль в моей жизни. Одна из них была герцогиня, другая графиня, но так как фамилии обеих до сих пор фигурируют при испанском дворе, то я позволю себе называть их просто по именам.

Одну из них звали Долорес, другую Амаранта. Обе они были замечательные красавицы, особенно сеньора Амаранта. Обе очень интересовались искусством, покровительствовали художникам, артистам, всячески старались содействовать успеху первых представлений, участвовали в различных благотворительных мероприятиях. Ходили на их счет и кое-какие темные слухи, но где же вы найдете красивую женщину, о которой не злословят?

Раз вечером моя госпожа вышла из театра в самом дурном расположении духа. Дон Исидоро сделал ей за что-то выговор. Тут я должен упомянуть, что знаменитый актер относился к своим товарищам по сцене, как к школьникам и школьницам. Придя домой, донна Пепита сказала мне:

– Приготовь все к ужину, так как придут сеньоры Долорес и Амаранта.

Приготовить все означало стряхнуть пыль с мебели, чтобы она села на другое место, подлить керосину в лампы, купить струну для гитары, если ее недоставало, почистить канделябры, сбегать за помадой Марешаль и т. д. Что же касается ужина, то это было дело кухарки. Исполнив все, что было нужно, я обратился к донне Пепите за новыми приказаниями, но она все еще была не в духе и, как бы не придавая особого значения своим словам, спросила меня:

– Он не говорил тебе, что придет сегодня вечером?

– Кто?

– Дон Исидоро.

– Нет, сеньора, он мне ничего не говорил об этом.

– Так как он разговаривал с тобой после представления, то я думала…

– Он сказал мне только, что если я еще раз буду шляться за кулисами во время его игры, то он надерет мне уши…

– Что за человек! Я звала его сегодня к себе, и он мне даже и не ответил.

Она больше ничего не сказала и с расстроенным лицом ушла к себе в комнату, где горничная помогала ей одеваться. Я продолжал уборку. Через несколько минут донна Пепита снова вышла.

– Который час? – спросила она.

– На церкви Св. Троицы недавно пробило десять.

– Мне кажется, что я слышу шум у крыльца, – произнесла она с беспокойством.

– Сеньора ошибается.

– Так значит, он не говорил тебе, придет он или нет?

– Кто? Дон Исидоро? Нет, сеньора.

– Он был чем-то недоволен сегодня… Но мне кажется, что он придет. Хоть он и ничего не ответил мне на мое предложение… Но он всегда такой.

Говоря это, она, видимо, беспокоилась и волновалась. Не странно ли, что она так заинтересована приходом дона Исидоро, которого видит каждый день?

Окинув взглядом залу, чтобы убедиться, все ли в порядке, она села и стала ждать гостей. Наконец, внизу стукнула дверь и на лестнице раздались мужские шаги.

– Это он! – сказала моя госпожа и, вскочив с кресла, заходила по комнате.

Я побежал отпереть, и минуту спустя знаменитый актер входил в залу.

Дон Исидоро был человек лет тридцати восьми, высокий, хорошо сложенный, с несколько бледным, но настолько выразительным лицом, что, увидав его раз, нельзя было его забыть. На нем в этот вечер был изящный темно-зеленый сюртук и польские сапоги. Его обычная манера одеваться отличалась неподражаемой оригинальностью.

Войдя в комнату, он тотчас же опустился в кресло, поздоровавшись с моей госпожой только легким, почти незаметным кивком головы, как здороваются люди, которые ежедневно видятся. Довольно долго он сидел, не произнося ни слова и только напевая какую-то арию, посматривал то в пол, то в потолок да постукивал тросточкой о сапоги.

Я вышел из залы, чтобы что-то принести, и, вернувшись, услыхал голос дона Исидоро.

– Как ты дурно играла сегодня, Пепилья!

Я заметил, что моя госпожа сидела перед ним, как школьница перед строгим учителем, и лепетала в свое оправдание какие-то невнятные слова.

– Да, – продолжал дон Исидоро. – С некоторых пор ты стала неузнаваема. Сегодня все нашли тебя неловкой, холодной… Ты ошибалась на каждой фразе и была так рассеяна, что я вынужден был делать тебе знаки.

Действительно, стоя за кулисами, я заметил, что моя госпожа сбивалась в своей роли Бланки в пьесе «Гарчиа дель Кастаньар». Многие из ее друзей были изумлены ее сегодняшней игрой, тем более что раньше она исполняла эту роль превосходно.

– Право, я не знаю, – сдержанно ответила донна Пепита. – Мне кажется, что я сегодня играла так же, как всегда.

– Некоторые сцены – да; но там, где тебе приходилось играть со мной, ты была ужасна. Ты как будто забыла твою роль или играла через силу. Когда ты мне подала руку, то она горела, как в огне. Ты ошибалась на каждом шагу и, по-видимому, совсем забывала, что ты играешь со мной.

– О нет!.. Но я объясню тебе. Это оттого, что я боялась плохо сыграть. Я боялась, что ты рассердишься, а так как ты так строг в твоих выговорах…

– Во всяком случае, ты должна исправиться, если хочешь служить в моей труппе. Ты нездорова?

– Нет.

– Влюблена?

– О, нет, нисколько! – с смущением ответила артистка.

– Так что же это с тобой делается? Я не говорю, есть места, где ты была неподражаема, но стоило мне выйти на сцену, как ты сбивалась с тона!

– Ведь я же сказала, что это оттого, что я боялась, что ты будешь недоволен мною…

– Да я и действительно был недоволен тобою. Когда ты, обращаясь ко мне, сказала: «Муж мой, Гарчиа», то ты произнесла это так отвратительно, что мне хотелось побить тебя при всей публике. Пойми, Бланка боится, что муж узнает о ее неверности. Эта фраза должна звучать боязливо, смущенно, а ты произносишь ее, как по уши влюбленная модистка. А потом, когда ты умоляешь меня, чтоб я тебя убил, ты делаешь это без малейшей тени трагизма! Со стороны кажется, как будто ты жаждешь умереть от моей руки. А когда я говорю тебе:

Дорогая моя супруга,Как далеки мы друг от друга!

– ты бросаешься ко мне в объятия гораздо раньше, чем следует. Одним словом, ты провалила пьесу и лишила меня успеха.

– Никто не может лишить тебя успеха!

– Да, но ты заметила, что сегодня мне аплодировали гораздо меньше, чем прежде. Ты доведешь меня до того, что я принужден буду выключить тебя из моей труппы…

– Ах, Исидоро! – сказала моя госпожа. – Я всегда стараюсь играть как можно лучше, но, знаешь ли, скажу тебе откровенно, что когда я играю с тобой и мне очень аплодируют, то я всегда боюсь, что мне по ошибке приписывают успех, который, по справедливости, должен принадлежать тебе. А когда ты еще делаешь мне угрожающие жесты, то я совсем путаюсь. Но обещаю тебе, что я обращу на это внимание и постараюсь исправиться.