Когда в конце концов Спрус вернулся домой, в Йоркшир, он обнаружил, что все заработанные им за время двадцатилетних скитаний деньги были неудачно инвестированы людьми, которым он их доверил. Он остался без гроша в кармане. Его здоровье было настолько подорвано, что он провел следующие двадцать семь лет жизни почти не вставая с постели, в полной апатии составляя каталог своих находок. Он так и не нашел в себе сил написать свои мемуары.
Благодаря усилиям этих смелых людей и множеству им подобных, число видов растений, доступных английским садоводам, существенно возросло — с одной тысячи в 1750 году до двадцати тысяч и более спустя столетие. Недавно найденные экзотические растения ценились очень высоко. Араукария чилийская, открытая в Чили в 1782 году, в Британии к 1840-м стоила 5 фунтов стерлингов — это приблизительно равнялось годовому жалованию горничной. Клумбовые растения тоже превратились в огромную индустрию. Все это дало мощный толчок развитию любительского садоводства.
Такую же роль сыграло развитие железных дорог. Поезда позволяли людям легко добираться на работу в удаленные пригороды, а в пригородах было больше места и возможностей для садоводства.
Тогда же в стране произошла еще одна перемена — появились женщины-садовницы. Катализатором этого процесса стала Джейн Уэбб, у которой не было опыта садоводства и которая пользовалась невероятной славой как автор посредственной книжонки в трех томах под названием «Мумия! Сказка о двадцать втором веке» — она опубликовала эту книгу анонимно в 1827 году, когда ей было всего двадцать лет. Ее описание газонокосилки с паровым двигателем было настолько впечатляющим, что писатель-садовод Джон Клавдий Лоудон искал знакомства с ней, думая, что автор — мужчина. Лоудон еще больше впечатлился, увидев, что Джейн — женщина, и довольно быстро предложил ей руку и сердце, хотя на тот момент был вдвое старше ее.
Джейн приняла его предложение; так начался их трогательный и плодотворный союз. Джон Клавдий Лоудон был уже весомой фигурой в мире садоводства. Он родился на шотландской ферме в 1783 году, в год смерти Умелого Брауна, провел свою юность в постоянном самосовершенствовании, выучил шесть языков, включая греческий и иврит, и почерпнул немало знаний из книг по ботанике, садоводству, естествознанию и прочим наукам, связанным с растительной средой.
В 1804-м, в двадцать один год, он начал выдавать почти непрерывным потоком толстые книги с пугающе серьезными названиями: «Краткий трактат по некоторым улучшениям, произошедшим за последнее время в теплицах»; «Наблюдения за созданием и организацией полезных и орнаментальных зеленых насаждений»; «Различные способы культивации ананаса». Все эти книги продавались значительно лучше, чем можно было бы предположить по названиям.
Кроме того, Лоудон практически в одиночку издавал серию популярных журналов по садоводству, для которых сам писал статьи — иногда в пять номеров сразу. Стоит отметить, что он занимался всем этим, несмотря на свое слабое здоровье. Похоже, у Лоудона был особенный талант притягивать болезни со страшными осложнениями. Ему пришлось ампутировать правую руку из-за осложнений после ревматической лихорадки. Вскоре после этого у него развился анкилоз колена, и он хромал до конца жизни. Вследствие хронических недомоганий Лоудон пристрастился к опийной настойке. Словом, судьба у этого человека была отнюдь не легкой.
Миссис Лоудон была гораздо более успешной, чем ее муж, благодаря единственной своей книге, «Практические инструкции по садоводству для дам», опубликованной в 1841 году. Книга оказалась на удивление своевременной. Она впервые побудила женщин высших классов замарать руки в земле и даже слегка вспотеть.
«Садоводство для дам» смело настаивало на том, что женщины могут управляться с садовыми работами, не прибегая к помощи мужчин, если будут соблюдать несколько разумных мер предосторожности: работать регулярно, но не слишком энергично; использовать только легкие инструменты; никогда не стоять на сырой земле, чтобы вредные испарения не проникли к ним под юбки. Автор, кажется, полагает, что ее читательницы почти не бывали на открытом воздухе и, естественно, ни разу не брали в руки садовый инвентарь. Вот, например, как миссис Лоудон объясняет назначение лопаты:
Копание, выполняемое садоводом, заключается в погружении в почву (с помощью ноги) железной части лопаты, каковая часть действует подобно клину. Затем, используя длинную деревянную рукоятку в качестве рычага, поднимаем взрыхленный грунт и переворачиваем его.
Вся книга написана в том же духе; в ней с мучительными подробностями описываются самые простые и очевидные действия, как будто кто-то не знает, каким концом лопаты следует копать землю. Сегодня книгу практически невозможно читать; вероятно, в то время у нее тоже было не слишком много поклонников. «Садоводство для дам» ценилось не столько за содержание, сколько за социальный смысл: дамам разрешено было выйти из дома и заняться чем-то полезным; скучающим светским женщинам нашлось новое и интересное развлечение на свежем воздухе. «Садоводство для дам» продолжало переиздаваться огромными тиражами до конца века. Вдохновленные советами миссис Лоудон, женщины и впрямь начали возиться в земле. Вся вторая глава книги посвящена навозу.
Помимо призыва к активному отдыху, у садоводческого движения XIX века был и другой, гораздо более неожиданный стимул, и в нем Джон Клавдий Лоудон также сыграл ключевую роль. В том столетии нередко случались эпидемии холеры и других инфекционных болезней, уносивших множество жизней: постепенно стало очевидно, что городские кладбища в целом запущены, переполнены и вредны для здоровья.
В середине XIX века в Лондоне было всего 218 акров кладбищенских земель. Покойников клали так густо, что сегодня это даже трудно представить. Когда в 1827 году умер поэт Уильям Блейк, он был похоронен в Банхилл-Филдс, поверх трех других захоронений; позже поверх него положили еще четверых. Таким образом, лондонские кладбища вбирали в себя пугающе огромные груды мертвой плоти. В приходской церкви в Сент-Мерилебоне на участке площадью чуть больше одного акра захоронено сто тысяч тел.
На Трафальгарской площади, там, где сейчас стоит Национальная галерея, был скромный погост церкви Святого Мартина «что в Полях». На площади размером с лужайку для игры в шары было захоронено семьдесят тысяч тел, и еще не считанные тысячи были закопаны в крипте церкви.
В 1859 году, когда клир Святого Мартина объявил о намерении очистить свои усыпальницы, натуралист Фрэнк Бакленд решил найти гроб великого хирурга и анатома Джона Хантера, чтобы перевезти его прах в Вестминстерское аббатство. Бакленд оставил интересное описание того, что он увидел внутри:
Мистер Берстолл отпер массивную дубовую дверь склепа номер три. Мы посветили туда нашим фонарем, и тут я увидел зрелище, которое мне не забыть никогда: во мраке перед нами были тысячи и тысячи сваленных в кучу и разбитых гробов. Они были повсюду.
Бакленду понадобилось шестнадцать дней, чтобы найти нужный прах. К сожалению, никто не предпринял таких же усилий ради других гробов, и их грубо выкатили на тележках и бросили в безымянные могилы на другом кладбище. В результате сегодня мы даже не представляем, где упокоились останки знаменитостей — мебельщика Томаса Чиппендейла, королевской фаворитки Нелл Гвин, ученого Роберта Бойля, художника-миниатюриста Николаса Хиллиарда, разбойника Джека Шеппарда, а также Уинстона Черчилля (не знаменитого премьер-министра XX века, а его далекого предка и полного тезки, отца первого герцога Мальборо) и многих других людей.
Многие церкви зарабатывали неплохие деньги на похоронах и не хотели отказываться от прибыльной статьи доходов. Клир баптистской часовни Энон на Клементс-лейн в Холборне (сейчас на этом месте находится Лондонская школа экономики) умудрился всего за девятнадцать лет свалить в подвале храма ни много ни мало двенадцать тысяч мертвых тел. Неудивительно, что такое количество гниющей плоти издавало невыносимый запах и во время церковных служб часто случались обмороки среди прихожан. В конце концов большинство прихожан перестало вообще ходить в часовню, но отпевания продолжались. Клир нуждался в деньгах.
Кладбища настолько переполнялись, что было почти невозможно копнуть землю лопатой и не подцепить случайно чью-то разлагающуюся руку или другую часть тела. Мертвых хоронили в неглубоких наспех вырытых могилах, и они часто оказывались на виду — их откапывали животные, или они сами по себе поднимались на поверхность, как бывает с камнями в цветочных клумбах. В таких случаях покойников приходилось перезахоранивать.
Горожане, оплакивавшие своих почивших близких, почти никогда не посещали их могилы и не присутствовали на самих похоронах. Это было слишком тяжело и к тому же опасно. Говорили, что посетителей отпугивают гнилостные запахи. Некий доктор Уокер свидетельствовал на парламентском расследовании, что могильщики, прежде чем потревожить гроб, просверливали в нем дыру, вставляли туда трубку и сжигали выходящие газы — этот процесс занимал до двадцати минут.