зло?
— Я не знаю.
— Может, нам попытаться отговорить их?
— Традиция посмертного брака в этом городе существует уже несколько поколений. Вряд ли есть такие слова, которыми мы могли бы их отговорить. Поехали.
И он поскакал вперед, подняв за собой клубы пыли.
Был уже вечер, когда они вернулись на Пик Сышэн.
У горных ворот Чу Ваньнин раздал своим ученикам поручения:
— Вы двое идите и доложите о результатах миссии в Зал Даньсинь. Я пойду в Зал Цинтянь.
Мо Жань не сразу понял, о чем он:
— А зачем вы туда пойдете?
На лице Ши Мэя ясно читалось беспокойство, но выражение лица Чу Ваньнина осталось все таким же нечитаемым и бесстрастным.
— Получить наказание, — ответил он.
Конечно, преступление — это преступление, совершено оно крестьянином или императором, но какой император когда-либо был брошен в тюрьму, чтобы ожидать казни за убийство человека? В мире совершенствования все было так же, как и среди простых смертных… Утверждение о том, что проступок был проступком, совершен он учеником или старейшиной, в подавляющем большинстве духовных школ было только пустыми словами. На самом деле там, где ученик будет жестоко наказан, старейшина в лучшем случае напишет письмо с извинениями. Какой идиот на самом деле пойдет каяться и послушно получит порку или несколько десятков ударов палкой?
Вот почему когда старейшина Цзелюй выслушал исповедь Чу Ваньнина, его лицо позеленело.
— Нет… э… старейшина Юйхэн, вы правда… вы правда ударили заказчика?
Чу Ваньнин бесстрастно ответил:
— Да.
— Вы действительно слишком…
Чу Ваньнин поднял голову и, угрюмо взглянув на замолкшего на полуслове старейшину Цзелюй, сказал:
— В соответствии с правилами наказание за это нарушение — двести ударов палкой, семь дней на коленях в зале Яньло и три месяца запрета покидать орден. У меня нет возражений, я готов принять наказание.
Старейшина Цзелюй дар речи потерял. Взглянув налево и направо, он пошевелил пальцем, затворив двери дисциплинарного суда, где теперь они остались вдвоем.
— Что это значит? — спросил Чу Ваньнин.
— Как бы это сказать... Старейшина Юйхэн, вы сами знаете: правила могут быть правилами, но на самом деле они не относятся к вам. Двери закрыты, все останется между нами. Что скажете, если мы просто позволим этому остаться здесь? Если я действительно ударю вас, глава ордена узнает и снимет с меня мою старую шкуру.
Чу Ваньнин не хотел тратить на него слова, поэтому он просто сказал:
— Я требую от других исполнения этих правил, а значит, и сам должен исполнять их наравне со всеми.
Затем он опустился на колени посреди зала, лицом к табличке над дверью с надписью: «дисциплина».
— Исполняйте наказание.
Автору есть что сказать:
О том как появилось название этой книги.
Я: — Хочу изменить рабочее название на «Хаски и его Учитель Самоед».
Друг: — Самоед? Разве самоед не улыбающийся ангел? Учитель похож на улыбающегося ангела? Он вообще может улыбаться?
Я: — Похоже, что твои слова имеют смысл.
Друг: — Это кот.
Так появилось название «Хаски и его Учитель Белый Кот», но каждый раз, когда я печатаю последние слова, в моей голове крутится «Начальник полиции Черный Кот»: о-эй-оу, вперед, начальник полиции Черный Кот[27.5] = =
В будущем я могу открыть антропоморфный зоотеатр~
Большой белый кот Учитель, японский шпиц (лисопес) Ши Мэй, хаски Мо Жань и маленький павлин Сюэ Мэн.
Глава 28. Сердце этого достопочтенного в некотором смятении
У новости о том, что Старейшина Юйхэн наказан за нарушение правил, словно выросли крылья. Даже не нужно было ждать следующего утра, ведь тем же вечером практически все в ордене уже знали об этом.
Двести ударов палкой — вероятно, этого было бы достаточно, чтобы забить обычного человека до смерти. Даже совершенствующегося подобное наказание ставило на грань выживания.
Когда Сюэ Мэн услышал об этом, он тут же вскочил на ноги.
— Что?! Учитель пошел во двор Цзелюя, чтобы получить дисциплинарное взыскание?
— Молодой господин, пожалуйста, поторопитесь. Поговорите с главой ордена! Учитель ведь уже ранен, как он сможет выдержать две сотни ударов?
Сюэ Мэн так беспокоился, что, казалось, вот-вот потеряет самообладание:
— Мой отец? Ничего не выйдет, он еще не вернулся из дворца Тасюэ. Голубиная почта дойдет не раньше завтрашнего дня. Почему вы двое не остановили Учителя?
Мо Жань и Ши Мэй обменялись взглядами. Остановить Чу Ваньнина? Кто в этом мире способен на такое?
— Ну уж нет, так не годится, я пойду за ним прямо сейчас.
Сюэ Мэн поспешил в дисциплинарный зал. Он еще даже не вошел во двор, когда заметил столпившихся у дверей учеников старейшины Цзелюя, которые о чем-то перешептывались между собой.
— Что вы тут делаете? Прочь с дороги! Быстро отошли!
— Молодой господин!
— Ох, молодой господин здесь.
— Дорогу молодому господину!
Ученики быстро расступились, чтобы пропустить Сюэ Мэна. Двери Зала Цинтянь были широко открыты. Храня молчание, с прямой спиной и закрытыми глазами Чу Ваньнин стоял на коленях посреди зала. Держа в руках металлический прут, Старейшина Цзелюй зачитывал вслух Свод Правил Пика Сышэн и наносил удар прутом по спине Чу Ваньнина после озвучивания каждой заповеди.
— Девяносто первое правило ордена: не причиняй вреда невинным, не используй божественные умения против простых людей. Под этой розгой у вас есть возражения?
— Нет возражений.
— Девяносто второе правило этого ордена: не действуй своевольно и безрассудно, потворствуя собственным желаниям. Под этой розгой у вас есть возражения?
— Нет возражений.
Старейшина Цзелюй не осмелился смягчить наказание. Судя по числу озвученных заповедей, к этому моменту Чу Ваньнин принял больше девяти десятков ударов, отчего его белые одежды насквозь пропитались кровью.
Сюэ Мэн высоко ценил и почитал Чу Ваньнина. Когда он увидел своего наставника в таком плачевном состоянии, его глаза тут же налились кровью и он закричал во все горло:
— Учитель!
Чу Ваньнин притворился, что не слышит. Его глаза оставались закрытыми, а между бровями залегла морщинка.
Старейшина Цзелюй посмотрел на дверь и тихо сказал:
— Старейшина Юйхэн, здесь молодой хозяин Сюэ.
— Я не глухой, слышу, — при этих словах кровь просочилась из уголка его губ, но он так и не поднял глаз. — Он просто шумный ребенок, не обращайте на него внимания.
Старейшина Цзелюй вздохнул:
— Юйхэн, к чему все это?
— Как по-другому удержать моих учеников от непослушания? — бесстрастно ответил