раскаяния, ему легко было обмануть полиграф. Сердцебиение не учащалось, не увеличивалось потоотделение, потому что он способен был забыть о своих жертвах хотя бы на данный момент, смотря на мир через призму фальши.
Большая часть самооценки Риджуэя базировалась на его желании стать самым худшим серийным убийцей в мире. Вот почему он утверждал, что убил сорок восемь девушек, затем пятьдесят две, а затем более семидесяти. Он следил за другими известными убийцами, как Тэд Банди, забравшим двадцать пять жизней и Джоном Уильямом Гейси, убившим тридцать три человека.
Возможно общее количество жертв Риджуэя и превысило число семьдесят, но мы не были заинтересованы в его подтверждении. Мы только хотели найти тела, которые ещё не были обнаружены и подтвердить те смерти, к которым он точно был причастен.
По этим показателям мы добились реального прогресса. В середине августа 2003-го детективы сопроводили Риджуэя к точке рядом с шоссе № 410 в Энумкло, где они нашли тело Пэмми Эвент, числившейся пропавшей почти два десятка лет. Через две недели было найдено тело Эйприл Баттрам – там, где его и оставил Риджуэйа, возле федеральной автострады № 90. И после продолжительных обысков оврага в Оберне была найдена Мари Мальвар. Четвёртое тело, найденное с помощью Риджуэя, на конец лета 2004-го остаётся неопознанным.
В дополнении к новым четырём находкам, Риджуэй подтвердил своё участие в смертях ещё сорока четырёх девушек. Общее число вполне может увеличиться, так как предоставленной информации хватит занять нас работой на ближайшие месяцы, если не годы. В то же время, ДНК-анализ и другие техники идентификации тел также способны дать имена костям.
Подойдя к концу допросов, у меня не было никаких сомнений, что сделка сработала. Я также был убеждён, что наш терпеливый подход оказался эффективным. В желании услышать каждую деталь, включая те, что привели к телам, мы полностью посвятили себя обслуживанию Гэри Риджуэя. Когда дело доходило до важных фактов, мы усердно «поджаривали» её. Но старались держать языки за зубами, когда он оправдывался. Никто не наезжал на него, даже, когда он заявил, что убивал согласно «этническому кодексу».
«Кодекс Риджуэя», объяснил он, требовал сосредоточить внимание на проститутках. «Хочу войти в историю, как убийца проституток», – добавил он, потому что они были людьми, отвергнутыми обществом. «Им нужны были только деньги», – сказал он. – «Деньги были их грехопадением».
Ближе к концу пребывания в нашем офисе Риджуэй пообщался с психологом. Он говорил, что жертвы заслужили смерти и о своём месте в истории. Это было ещё одно извращённое представление самого себя и во многих из нас оно вызывало ярость. После всех разговоров, он всё ещё не понимал, что был трусом, не заслуживающим делить с нами эту землю.
Я держал это в голове утром 13 ноября 2003 года, собираясь на встречу с Риджуэем. Я был первым детективом, начавшим преследование «Убийцы с Грин-Ривер» и теперь двадцать лет спустя ему предстояло встретится со мной перед отправлением в тюрьму до конца жизни. Я мог дать ему последний шанс продолжить общение с детективами, но только при условии предоставления ценной информации. Я не ожидал, что он примет предложение. А значит волен был общаться с ним, как посчитал бы нужным.
Поздоровавшись, Риджуэй тут же принялся убеждать меня, что проявил сотрудничество в полной мере, соблюдая требования сделки. Я пришёл дать ему шанс признаться в большем и дать понять, что мы знали обо всех его уловках.
Во время шестимесячного общения с нами, Риджуэй иногда плакал во время допросов. Но слёзы всегда лил только за себя. Он плакал из-за того, как с ним обращались в детстве, и из-за того, что не мог перестать убивать. Он пытался убедить, что меняется. Утверждал, что начал взращивать в себе человеческие чувства, которые побуждали рассказать правду и помочь семьям жертв.
Сказал, что отослал «Письмо Фреда» в «Пост-интеллидженсер», чтобы правоохранители смогли поймать его. Я тут же отметил, что в нём он не дал ни единой зацепки, связывающей его с убийствами. Фактически в письме предлагалось, чтобы целевая группа в качестве подозреваемых сосредоточилась на офицерах полиции.
Уязвлённый этим аргументом, Гэри решил сказать мне, что он лучше Тэда Банди, потому что рассказывал только о своих убийствах, не пытаясь завысить количество. После первого месяца лжи он хотел признания за рассказанную правду, и чтобы я знал – он чувствовал себя скверно из-за нескольких убийств. Он назвал Конни Наон, потому что она была такой красивой и Дебби Абернати, потому что убил её в день рождения своего сына Мэтью. По его словам, в обоих этих случаях жертвы стали для него более реальными, чем остальные.
Пытаясь впечатлить меня своей эмоциональной чувствительностью, каждое высказывание Риджуэя относилось к тому, как убийства повлияли на него. Он боялся предстоящего слушания, где разрешать выступить родственникам, потому что они обязаны были выразить свои гнев и ненависть. И негодовал из-за писем, в которых люди представляли его дьяволом.
– И что вы думаете обо всём этом? – спросил я Гэри.
– Думаю… думаю это правда. Да… так и есть, – произнёс он голосом, полным жалости к самому себе.
Возвращаясь к нарциссизму и помпезности, Риджуэй сказал, он ожидает на слушаниях вопросов от родственников, на которые даст ответы, чтобы они почувствовали себя лучше. Когда я сказал, что слушания не обязательно проходят в таком порядке и всем по большому счёту наплевать на его слова, ему тяжело было это принять. Я не смог удержаться от сарказма.
– А что если бы кто-то убил вашего сына? – спросил я.
– Я был бы очень зол.
– Вам было бы важно почему?
– Ну, немного, но знаете…
Тут я прервал его, будто сам был убийцей в зале суда: «Я убил вашего сына, потому что я плохой».
– Плохой, скверный, – сказал Риджуэй.
– Так что, примите это, – добавил я тоном, полным презрения. – «Спасибо большое».
Наш разговор перешёл к вопросам, остававшимся без ответов, но Риджуэй дал понять, что с помощью покончено. Он продолжал отрицать, что хранил сувениры: драгоценности, одежду и так далее. Поскольку это делал каждый серийный убийца в истории, я отказывался ему верить. От чего Риджуэй нервничал и даже сердился.
– Я, я на сто процентов, на сто процентов уверен, вы ничего не найдёте.
А я был уверен в стопроцентно суровых условиях, с которыми ему предстояло столкнуться в тюрьме. Мы обсудили тот факт, что он будет находиться в одиночной камере, потому что очень многие заключённые захотят его убить. И, когда он сказал, что, возможно, его 28-летний сын Мэтью, мог бы приходить навещать его, я напомнил