прошла не так болезненно. Конечно, неприятно сидеть внутри жестяной коробки, которую плющит и крутит по всем осям, но чтобы ударная волна дошла и до задних сидений «Жигулей», нужна была скорость побольше.
— Олег Михайлович, выходи, — сказал Валентин и пошевелил своим «Стечкиным» в поле зрения нашей цели.
— Не могу, Валюша, дверь заклинило…
«Всё-таки надо было захватить ломик».
— Я открою? — спросил я.
— Да, давай, только аккуратнее, я подстрахую.
Мы переместились на другую сторону «Жигулей». Она не выглядела пострадавшей, но я знал, что стойки повело по кругу, и лечилось это лишь грубой физической силой. Но на всякий случай я подергал за ручку.
— Пойду за ломом.
Валентин кивнул, не отводя взгляда от «Жигулей». Пистолет он опустил — то ли устал держать в руке эту тяжесть, то ли чувствовал, что никакой опасности нет.
Я сходил к «Волге», взял ломик, после раздумий прихватил ещё цепь и вернулся обратно. Валентин ободряюще кивнул мне.
— Осторожнее! — крикнул я и со всей дури ударил по стеклу задней правой двери.
Триплекс осыпался мелкой пылью, и на меня посмотрело слегка одуловатое бульдожье лицо Олега Михайловича. На мясистом носу он носил большие очки в роговой оправе — такие были у многих партийных функционеров этого времени; кажется, даже Андропов не брезговал подобными. Тонкие оправы, насколько я помнил, вошли в моду значительно позже.
Ломиком я выбил из резиновых пазов осколки стекла, схватился за край двери, поддел ломиком, не заботясь о целостности лакового покрытия — и дверь легко распахнулась.
Валентин оттеснил меня в сторону, наклонился и сказал, обращаясь к пассажиру «Жигулей».
— Дорога свободна, Олег Михайлович. Сами выйдите или подождем оперативников?
* * *
Я точно знал, что никаких оперативников Валентин не вызывал. Это мог, конечно, сделать Михаил Сергеевич после того, как мы уехали, но и в этом я сомневался. Тут, скорее, появится наряд милиции, которых вызвали обеспокоенные писатели — всё же не каждый день в этом тихом уголке Подмосковья машины врезаются в деревья. Наверняка эта суматоха им не понравилась — например, потому что сбивала с творческого настроения.
Но пока что со стороны Дома писателей никто к нам не бежал.
— Подождем, Валюша, подождем, — как-то слишком беззаботно произнес Олег Михайлович. — А это и есть тот молодой человек?
— Да, он.
— Хороший кадр, не упусти его, Валюша.
О чем он? Неужели меня уже сватают в комитет? А меня спросить? Я ещё не решил, кем стану, когда вырасту… даже в том, что хочу в МИРЭА уже не уверен. За последние дни я ещё раз обдумал свой поступок — и понял, что он был слишком импульсивным. Наверное, мне лучше остаться в своем заборостроительном — я там всё знаю, и людей, и программу, учиться мне будет легко и не придется очень напрягаться, а это значит, что у меня появится много свободного времени, которое я могу тратить хоть на электронику, хоть на радиотехнику. В смысле — на декодеры цветности, которые будут мне приносить живые деньги. Ведь не откажется же Валентин стать моей крышей, пусть тут пока и не существует такого понятия? Должен же я хоть в чем-то попрогрессорствовать.
А уж идти в КГБ? Кем? Только что водителем, возить по различным заданиям того же Валентина — хотя вряд ли с новым званием он будет сам ловить диссидентов и агентов западных спецслужб. А быть одним из тех оперативников, которые битый месяц таскались за мной по Москве, мне не хотелось категорически. Хотя эта работа как раз была очень похожа на работу таксиста — только без подключения к сервисам «Яндекса» или «Убера».
Так что нет, ребята-демократы, никакого комитета.
Я было открыл рот, чтобы возразить, как получил чувствительный тычок в бок от Валентина — в руках он до сих пор держал пистолет, и удар вышел очень неприятным.
— Как немного повзрослеет, почему бы и нет, — спокойно ответил мой генерал-майор. — Помнится, вы тоже так одного студента присмотрели.
— Только тот студент меня разочаровал… очень сильно разочаровал, — с осуждением сказал Олег Михайлович. — Не с теми людьми связался, по кривой дорожке пошел, начальника предал…
— Вы же знаете, что всё это — лишь ваши фантазии, Олег Михайлович, — Валентина слова о его предательстве, кажется, нисколько не задели.
Возможно, эта парочка уже обсуждала нечто подобное, и это было продолжение какого-то древнего спора.
— Ты можешь так думать, Валюша. Но история нас рассудит.
— Она уже нас рассудила.
— Пока ещё нет.
Олег Михайлович сунул руку во внутренний карман пиджака, и Валентин чуть отстранился и поднял пистолет.
— Не бойся, Валюша, у меня нет оружия, — с легкой улыбкой произнес этот человек. — Знаешь же, наверное, что писателям оружие не положено… после Маяковского стали перестраховываться.
— Вы не простой писатель, — напомнил Валентин.
— Верно… но всё равно — писатель. У меня и удостоверение члена Союза есть. Так что поверь на слово — оружия нет. Зато есть вот это, — он протянул к нам раскрытую ладонь с небольшой коробочкой.
В коробочке на кусочке ваты лежали две белые таблетки.
— Яд? — с какой-то брезгливостью спросил Валентин.
— Точно так. Цианистый калий. Мне предлагали сделать фальшивую пломбу, чтобы, так сказать, он был всегда под рукой. Но я эти новомодные штучки не понимаю, привык по старинке. И теперь у нас с тобой, Валюша, есть два варианта. Либо ты меня отпускаешь, либо я успею проглотить одну из этих капсул. Выбирай. Меня ты не получишь в любом случае. И в любом случае тебе останется то, что я пытался вывезти.
Валентин немного помолчал. Потом покачал головой.
— Я не отпущу вас.
Старик медленно снял очки и протер глаза.
— Что ж… понимаю. Надеюсь, твой ученик не из болтливых?
Ответить Валентин не успел. Олег Михайлович быстро забросил в рот обе таблетки и проглотил их.
* * *
Милиция приехала минут через десять после смерти Олега Михайловича. Хмурый старшина посмотрел удостоверение Валентина и отправил своего молодого и младшего по званию коллегу вызывать подкрепление. На меня он нацелился лишь поначалу, но Валентин жестко пресек эту попытку, хотя я был готов продемонстрировать свой паспорт. В итоге в дальнейшем меня обходили, словно я был пустым местом. А, может, действительно был.
В принципе, нас особо не мучила и приехавшая следственная группа — предъявить нам было особенно и нечего, всё выглядело так, будто мы тут оказались случайно и с этим происшествием не связаны — всего лишь свидетели, не участники. Следователь — ровесник Валентина — нам, разумеется, активно не верил, но склонялся к нашей версии событий.
Эта