Кто же это?
Мы видим, что разумом наделяются существа максимального размера, доминирующие в своей среде обитания.
Судя по некоторым, слабо проверенным данным, далекий южный континент заселен разумным народом, внешне напоминающим наших диких антилоп, или же северных оленей, или увеличенных сайгаков, в общем — разумными копытными. И они не хищники.
Встает вопрос: как копытные могли добиться лидерства в своей среде обитания, чтобы получить разум?
К сожалению, все наблюдения выполнены учеными морской республики, а они, при всем бесспорном уважении к ним, были ограничены в своих исследованиях береговой полосой.
Сообщество слонов намерено с помощью китового альянса снарядить экспедицию семи форм жизни для изучения южного континента.
Волк вбирал в себя каждое слово, вслушивался, как в откровение свыше. Копытные травоядные — для шашлыка, на костерок, какой разум? Южный континент, изучаемый китами — все сплошь в очках на крокодилий манер… Теплая прозрачная вода лагуны, которая только сверху кажется зеленой, ласкала лапы. Плавники философов выдавались над поверхностью океана. Киты тоже вслушивались…
Но есть еще один вид, который способен доминировать, который по всем косвенным параметрам должен был развить разумную культуру, однако почему-то, прихотью природы, этого не случилось.
Речь о приматах.
По какой причине Создатель обошел жителей экваториальных лесов? Их популяции сложны, но управляются инстинктами. Их анатомия подразумевает особый, оригинальный подход к обороне, охоте, ремеслу. Можно дофантазировать, какая у них была бы стратегия распространения, какие постройки. Но ничего этого нет.
Между четырьмя агрессивными расами (крокодилы, медведи, волкоподобные племена, кошачьи кланы) и двумя самозамкнутыми (слоны, китообразные) зияет дыра, для прикрытия коей одной посреднической расы птиц, при всей ее разветвленности — мало.
Либо приматы, либо копытные южного континента- вот тот недостающий брат в семье.
Но кто?
Экваториальный лес ближе.
Нас устраивает та его часть, которая выходит к самому океану.
Ночью они лежали на краешке океана, волны набегали на берег и таяли, иногда перед глазами, а иногда освежая тело… Весь вечер они насыщали голод, в дороге и перед важными обсуждениями у слонов было не принято есть, но с собой отряд взял разнообразнейшие запасы: волк и тигр ломали головы, откуда в царстве слонов известны тонкости вкуса чужих далеких обедов и где они нашли столь искусных поваров? Волк догадывался, что без птиц не обошлось…
И как слоны ловят зайцев? Вопрос!
Из воды показалась плоская морда. «Вот чем, бывает, оборачивается набегающая волна», подумал волк.
— А вы, коллеги, видывали обезьян? — перевела невесть как выросшая за спиной слониха.
Одинокий Воин опустил изготовленную к удару лапу, стараясь сделать это незаметно.
— Нет… — ответили по очереди один и другой. С легким смущением.
— Трудно делать выводы, не имея за спиной системы наблюдений.
Чьи это слова, окультуренного крокодила или заботливой слонихи, волк не понял.
— На нашей стороне реки обезьян отродясь не было, — произнес волк на ночном диалекте.
— Простите? — уточнила слониха.
— Он благодарит за прекрасный ужин, — рыкнул Одинокий Воин.
— У нас есть целая научная группа, которая изучает кухню разных народов.
Плоская морда издала странный звук.
— Интересный вопрос. Уважаемый интересуется, какую кухню мы сами считаем наиболее оригинальной. Трудно сказать. К сожалению, кулинарные шедевры крокодилов или стервятников недоступны нашему пониманию. Но, пожалуй, самая оригинальная — это зимняя кухня медведей.
— А что едят обезьяны? — спросил Одинокий Воин.
— Обезьяны — странные звери. Они едят всё.
8
В лес отряд вступил на заре. Лес был не таким, к какому привык волк. Собственно говоря, волк не привык ни к какому лесу, однако лианисто-влажный мирок, впустивший их и заманивающий в дебри с экваториальным коварством, был диковинкой для нюха, зрения, слуха и для подушечек на лапах.
В объятиях чуждой, избыточно яркой зелени волк ощущал себя покорителем просторов, авантюристом-путешественником. Его остро радовала мысль о том, что вот изгнанник, выброшенный племенем то ли на жертву кланам, то ли на лишения в пустыне, идет со слонами, в компании мудрейших со всего света.
А тигр чуял опасность.
— Критерий разума — это контакт. Наша задача — испытать обезьян, способны ли они вступить в контакт, пусть даже в зачаточной форме. Или же поведение их будет целиком зависеть от инстинктов. Киты разработали тесты… Киты умеют по-особому мыслить, сама стихия, где они обитают, возможно, употребление планктона, недоступного прочим, развивают иной способ осознания.
— А потом? — спросил Одинокий Воин.
— Потом нас ждет долгий морской путь и южный континент. Киты помогут подружиться с океаном. Они говорят, расстояние так велико, что мы не представляем. Но что может остановить пытливую мысль, не так ли?
— А если обезьяны окажутся разумны?
Вдумчивая тишина прекратилась сразу, оборвалась нелепо и отвратительно. Шум в птичьих горах, и тот был не в пример стройнее и осмысленней.
Запах гниения, улавливаемый чутким носом и казавшийся свойством незнакомого леса, еще усилился. Словно какие-то отходы были свалены в кучу за порогом зарослей.
Волк не заметил, как обогнал остальных. Всего несколько лишних шагов — и ему открылась картина, не оставляющая сомнений.
Обладающие разумом не могли ютиться в таком количестве на таком малом клочке леса, усеивая собой землю, лианы, стволы и ветки деревьев…
Обладающие разумом не собирали бы свой страх в одну большую глупую ненависть, не лепили бы галдящий ком слабости.
Обладающие разумом не пожирали бы плоды, наспех, пока не схватили соседи, чтобы успеть сожрать еще что-нибудь перед опасностью,
Они вызывали омерзение, непонятное, зато отчетливое.
Вот большой черный обезьян раскрыл глотку в сторону трех маленьких, висящих рядом, и те сиганули от него в диком ужасе.
А когда в поле видимости вслед за волком вступили два слона и Одинокий Воин, в них полетели палки, кожура бананов, орехи…
Контакт.
Животные инстинкты правили в экваториальном лесу.
— Пройдем мимо, не затронув их внимание ничем, — перевела слониха волю возглавлявшего отряд старшего слона.
Неведомый плод угодил крокодилу между глаз, заляпав очки красной мякотью. Дикий хохот раздался от подножия до качающихся верхушек деревьев.
Слоны, орел, медведь, волк, тигр, даже крокодил поверх очков — все смотрели на беснующуюся толпу перепуганных зверей, и каждый понимал, что если бы им и возможно было дать разум, этого нельзя было бы делать ни в коем случае.
Кто знает, как произошло? Вдруг до начала времен делегация прародителей сумела уговорить Создателя?
— И был спасен свет… — прохрипел Одинокий Воин тихо-тихо.
Волк услышал, но смысла не разобрал.
Они уже вышли к побережью, и крокодил с облегчением лег в полосу прибоя. Неподалеку, там, где начиналась глубина, угадывались знакомые плавники китов.
После обезьяньей чащи киты показались волку родными и близкими, почти собратьями, чуть ли не близкокровниками.
Всю дорогу их беспрерывно передразнивали, швыряли в крокодила разной гадостью, почему-то стремясь пасть непременно в крокодила, галдеж не смолкал; причем, как только твари уяснили, что охотиться на них никто не собирается, паника сменилась наглостью, гвалт звучал всё более издевательски, животные подбирались всё ближе… Еще немного, и они сами набросились бы на ученую экспедицию с целью разорвать на куски мяса и пожрать. И над трупами обязательно бы передрались, и гориллы-гиганты убили бы вдобавок парочку своих.
— Может, это и есть разум? — спросил волк, используя общедоступный лай.
— Нет, — ответила заботливая слониха неожиданно жестко, — разум таким быть не может.
Киты издали свой высокий призывный клич на грани слышимости, старший слон ответствовал трубным гласом.
Всё, выбрались.
Это было как избавление.
Выбрались?
И тут кокос попал Одинокому Воину в затылок.
И рычание, очень похожее на голос леопарда, послышалось — или почудилось? — из уже покинутых зарослей.
Волк не умел оценить, сложился рык-подделка во что-то значимое или нет. Но он увидел, как Одинокий Воин медленно развернулся, как глаза его зажглись изумрудным огнем, ярким-ярким…
Ведь Одинокий Воин не был ученым, совсем, ни чуточки. Он был рыцарем клана, потому и назывался — Одинокий, да еще — Воин. Оба слова обязывали, оба слова отражали строение души. Душа потеряла бы покой самоуважения.