Читать интересную книгу Ржаной хлеб - Юрий Тарасович Грибов

здесь же, в этом районе. А Людмила воспитатель детского садика. Есть у Чалковых еще дочь Елена. Она учится в десятом классе. У Лены домашняя нагрузка — ухаживать за поросенком. Пусть занимается. Они живут в сельской местности и должны иметь хоть какое-то хозяйство…

Убрав лопату, Чалков выходит за калитку. И сразу же, уже по привычке, перестраиваются его мысли, входят в деловое русло: заседание бюро райкома перед севом, выступление на свинокомплексе в Новой Заимке, осмотр станка, готовящего бревна для жилых домов, посещение городских магазинов и рынка, беседа с инвалидом войны, поездка в совхоз…

Он идет быстрым шагом, а вокруг него шумит районный городок Заводоуковск, открывающий первые версты Сибири. Полурабочий и полусельский городок, каких немало на бесконечной Транссибирской магистрали.

ФАМИЛЬНАЯ ЧЕСТЬ

Был шестой час утра. Егор Антонович, уже одетый, подтягивал гирьку ходиков, хмурился и ругал себя за то, что проспал, пронежился так бессовестно долго. Вчера после работы помогал он свояку настилать полы в кухне и задержался, лег за полночь, а жена его, Нина Тихоновна, будь она неладна, пожалела, видно, не разбудила вот. Он хотел было не мысленно, а вслух «выдать» своей Тихоновне за такую жалость, но ее не было в доме, она уже что-то делала во дворе. И невестка Тамара ушла на ферму доить коров. И Валентин, средний сын, муж Тамары, тоже, поди, уже задает корм своим телятам и чистит стойла. Только Танюшка с Люсей, любимые внучки, спят в боковой комнатке. Люся укрыта с головой, один нос торчит, а Таня разбросала руки, на пунцовой щеке ее чернильное пятно, под боком раскрытая книжка. Шесть лет всего Тане, но читает она бегло, как ученица, и стихи, и рассказы, и районную газету для деда.

— Умница, — тихо говорит Егор Антонович и, убрав с Таниной постели книгу, потоптавшись возле детских кроватей, выходит на улицу.

Сегодня тепло и тихо, солнечный свет заливает село Петропавловку. И не видать еще никого. Ни у дворов, ни в переулке у сломанного тополя, где обычно собираются люди. Так что можно бы и поспать еще с часик Егору Антоновичу, но такова уж его привычка крестьянская — просыпаться с рассветом. И в будни и в праздники встает он одинаково рано. И не потому только, что дела разные всегда у него находятся, а просто, как он сам говорит, земля его будит. Ведь каждое утро неповторимо своей прелестью, и хочется ему видеть начало его, радостное, робкое зарождение, видеть село свое родное, лучше которого и не сыщешь, по его мнению, во всей необъятной России…

Раскинулась Петропавловка по низинному берегу Дона, по наносным чистым пескам. В мае, в пору цветения садов, село как бы исчезает из вида: и беленные на украинский манер хаты, и кипень вишенья, яблонь, персидской сирени, первых цветов в палисадниках — все это сливается в одну розоватую линию, благоухает, гудит пчелами. А за левадами, над глубокими бочагами, поросшими красноталом и камышами, щелкают соловьи, всплескивают на зорьке крупные рыбы, стрижи носятся над водой, дремлют за кустами стреноженные кони…

Хороши здесь, на Дону, и май, и сентябрь, и январские сугробы, но как-то особенно волнуют Егора Антоновича вот такие дни, как сегодня. После голой холодной зимы пришло, наконец, тепло, зашумели в лугах ручьи, задышала, заклубилась парком разогретая земля. Скоро загудят в полях тракторы, облепят жирную борозду грачи, встанет в лесопосадке будка полевого стана. Сюда, к полевому стану, и приедет на своем «рыдване» Егор Антонович. Он привезет воду, продукты, запасные части из гаража. Каждую весну, с тех пор, как числится он по бумагам пенсионером, снабжает Егор Антонович водой машины, а полевой стан разным припасом, газетами, приклеивает на доске по поручению колхозного парткома листок-«молнию». Появляется он на стане, как и всегда, первым, походит по полям, все разузнает, высмотрит, и агроном Гридяев или же сам Бацунов, председатель, поздороваются с ним за руку, спросят, как нынче земля, поспела ли, можно ли пускать сеялки. Егор Антонович отвечает не сразу, мнет в ладони комок из-под бороны, смотрит на горизонт, где струится голубоватое марево, и потом уж говорит, что почва на руке легка, не пачкает и лечь в нее зерну самое время и что вообще, даже в низине у речки, пора закрывать влагу. Он убежден, что и Бацунов, и Гридяев все знают сами, но ему приятно, что они, ученые люди, советуются с ним, с Егором Антоновичем Татьянченко, старым хлеборобом, учитывают его народный опыт, который не раз уже оказывал колхозу немалую помощь, предостерегал иногда от ошибок.

Все точно так же будет, наверное, и в этом году. Позавчера уже подкатывал на своем мощном «Иже» к дому Егора Антоновича бригадир Степанцов и просил готовиться днем и ночью. Ну что ж, ночью так ночью, эка невидаль, Егор Антонович готов.

А пока он, уже с самой зимы, принимает и сдает кожи, шерсть. Это тоже дело ответственное. Вот и поторапливается, спешит сейчас к своему приемному пункту Егор Антонович. Кожи надо засаливать, хранить умело, проветривать. Сдашь низким сортом — колхозу убыток. Да и рабочие на обувной фабрике упрекнуть могут: кто это, спросят, в колхозе имени XX партсъезда Лискинского района Воронежской области за кожтовар отвечает? Ах, Татьянченко! Куда же это он, старый, смотрит? Нет, не будет таких разговоров. Не замарает Егор Антонович фамильной чести. Коль уж он взялся за дело, оценка ему будет одна — отличная. Он и детей к этому приучил, всю родню свою. А семья у него немалая: шесть сыновей, три дочери, четырнадцать внуков. В колхозе одиннадцать человек работают: хлеборобы, доярки, токари, пастухи, слесари, свекловичницы, шоферы — целая бригада. А ведь и в городах еще девять человек есть: на заводах, на стройках. Так что рабоче-крестьянская, выходит, у Егора Антоновича семья. И все его сыновья, дочери, зятья, невестки, внуки — передовики, уважаемые люди. А как же иначе? Фамилия должна жить и почитаться вечно. Хорошие дети — это, пожалуй, получше всякого памятника…

С такими мыслями, веселый и бодрый, и открыл Егор Антонович дверь своего коже-шерстяного заведения.

Включив свет, надел очки, стал проверять квитанции, прибираться в помещении. Подъехала вскоре подвода, привезли партию кож. Егор Антонович придирчиво осмотрел кожи, расписался в получении и стал их засаливать, складывать на стеллажи.

А после обеда грузил на машину шерсть, показывал ветфельдшеру свежее сырье, прорывал у склада канавку.

Домой возвращался немножко усталым, но довольным. И в конце улицы, на повороте, увидел дружка своего Илью Лукьяновича Светашова, одногодка.

— Зайди, покурим! — махнул рукой Илья Лукьянович