Читать интересную книгу Дары смерти (перевод Snitch) - Джоанн Роулинг

Глава двадцатая

Ксенофилий Лавгуд

Гарри не рассчитывал, что за ночь Гермиона перестанет злиться, и потому его не удивило, что наутро она общалась с остальными в основном при помощи злобных взглядов и многозначительного молчания. Рон в ответ был при ней неестественно унылым, всем своим видом демонстрируя, что его всё ещё гложет совесть. И вообще, когда все трое собирались вместе, у Гарри было ощущение, что он единственный не скорбящий на чьих-то немноголюдных похоронах. Однако Рон, в те редкие моменты, когда оставался наедине с Гарри (пока они набирали воду или искали грибы среди травы и кустарника), становился бессовестно жизнерадостным.

— Кто-то же нам помог, — твердил он, — кто-то же послал эту лань. Кто-то на нашей стороне. И уже одним хоркруксом меньше, приятель!

Ободрённые уничтожением медальона, они принимались спорить, где могут быть остальные хоркруксы, хотя всё это уже было много раз говорено. Гарри был настроен оптимистично и уверен, что за первым прорывом последуют новые. Даже надутый вид Гермионы не мог испортить его торжества. Внезапный поворот к лучшему, появление загадочной лани, нахождение меча Гриффиндора и — больше всего — возвращение Рона так радовали Гарри, что сохранять спокойный вид ему было непросто.

Ближе к вечеру они с Роном снова избавились от мрачной компании Гермионы, якобы отправившись искать в голых кустах ежевики несуществующие ягоды, и продолжили делиться новостями. Гарри наконец рассказал Рону всю историю их с Гермионой скитаний, включая происшествие в Годриковой лощине. Рон, в свою очередь, сообщал Гарри всё, что узнал о большом мире волшебников за недели отсутствия.

— … а как вы узнали о табу? — спросил он, рассказав Гарри о многочисленных отчаянных попытках магглорождённых ускользнуть от Министерства.

— О чём?

— Вы же с Гермионой перестали называть Сам-Знаешь-Кого по имени!

— А, ну да. Просто дурная привычка, — ответил Гарри. — Но я могу называть его и В…

— НЕТ! — взревел Рон, отчего Гарри отскочил в кусты, а Гермиона (сидевшая у входа в палатку, уткнувшись в книгу) сердито посмотрела на друзей.

— Извини, — сказал Рон, вытаскивая Гарри из кустов, — просто имя заколдовано, Гарри. Они так выслеживают людей! Если произнести его имя, защитные заклинания спадают — какие-то волшебные неполадки случаются. Они так нас и нашли на Тотнем-корт-роуд!

— Потому что мы назвали его по имени?

— Да! И надо отдать им должное, неплохо придумано. Произносить его имя осмеливались только те, кто всерьёз готов был ему противостоять, например, Дамблдор. А теперь на имя наложили табу, и любого, кто его произнесёт, можно выследить. И членов Ордена найти легко и просто! Они чуть не поймали Кингсли…

— Серьёзно?

— Да, его загнали в угол пожиратели смерти. Билл сказал, что он прорвался. Теперь он в бегах, как мы, — Рон задумчиво почесал подбородок кончиком волшебной палочки. — А может, ту лань Кингсли послал?

— Его патронус — рысь, мы же видели на свадьбе, помнишь?

— А, ну да…

Они прошли вдоль живой изгороди, подальше от палатки и Гермионы.

— Гарри, а может, это был Дамблдор?

— Что Дамблдор?

— Рон, слегка смутившись, всё же тихонько ответил:

— Дамблдор… та лань? То есть, — продолжил Рон, краем глаза поглядывая на Гарри, — у него же последнего был настоящий меч?

Гарри не стал над ним смеяться: ему самому слишком уж хорошо было знакомо отчаянное желание, стоявшее за этим вопросом. Мысль о том, что Дамблдор сумел вернуться и наблюдает за ними, была несказанно отрадной. Он покачал головой и ответил:

— Дамблдор умер. Я сам это видел, я видел его тело. Его точно больше нет. Да и патронус у него был феникс, а не лань.

— Но патронусы же могут изменяться? — сказал Рон. — Ведь у Тонкс же менялся?

— Да, но будь Дамблдор жив, почему бы ему не показаться нам? Почему просто не отдать нам меч?

— Понятия не имею, — ответил Рон, — может, потому же, почему он не отдал тебе его при жизни? Потому же, почему оставил тебе старый снитч, а Гермионе — детскую книжку?

— А именно? — спросил Гарри, повернувшись и вглядываясь Рону в лицо, отчаянно надеясь получить ответ.

— Не знаю, — сказал Рон. — Иногда, когда меня всё слегка доставало, я уж думал, он просто забавляется… или усложнить всё хочет. Но теперь я так не думаю. Он же знал, что делал, когда оставлял мне делюминатор. Он… ну, — уши Рона заалели, и он стал усиленно изучать пучок травы под ногами, пиная его носком, — он же явно знал, что я от вас сбегу.

— Нет, — поправил его Гарри. — Он явно знал, что ты будешь всегда хотеть вернуться.

Рон был, кажется, благодарен, но всё ещё смущён. Частично для того, чтобы сменить тему, Гарри сказал:

— Кстати о Дамблдоре, ты слышал, что про него написала Вритер?

— О да, — немедленно отозвался Рон. — Об этом много говорят. В другое время новость, конечно, была бы нехилая: Дамблдор — и водил дружбу с Гриндевальдом. А сейчас для тех, кто Дамблдора не любил, это просто анекдот, а для тех, кто считал его своим парнем, — лёгкая пощёчина. А я вот не вижу, что тут такого: он же совсем молодой был, когда они…

— Как мы, — отрезал Гарри, как уже возражал Гермионе, и что-то в его лице, похоже, подсказало Рону, что развивать тему не стоит.

На кусте ежевики, в центре замёрзшей паутины сидел большой паук. Гарри наставил на него палочку, которую вчера ему дал Рон. Гермиона соизволила осмотреть её и пришла к выводу, что она терновая.

— Раздуцио.

Паук слегка дёрнулся, качнувшись на паутине. Гарри сделал ещё одну попытку. На этот раз паук чуть-чуть увеличился.

— Перестань, — одёрнул его Рон. — Ладно, зря я сказал, что Дамблдор был молодой.

Гарри и забыл, как Рон ненавидит пауков.

— Извини… Редуцио.

Паук не съёжился. Гарри опустил взгляд на терновую палочку. До сих пор все мелкие заклятия, которые он пытался ею наложить, выходили слабее, чем с помощью фениксовой палочки. Новая палочка была чужой, незнакомой — как будто ему пришили к руке чужую кисть.

— Надо просто потренироваться, — сказала Гермиона, неслышно подошедшая сзади и с беспокойством наблюдавшая за попытками Гарри то увеличить, то уменьшить паука. — Гарри, тут главное уверенность.

Он знал, почему ей так хочется, чтобы всё получилось. Она всё ещё винила себя в том, что его палочка сломалась. Гарри проглотил просившийся на язык язвительный ответ: если она считает, что разницы никакой, пускай берёт себе терновую, а он возьмёт её. Он так хотел, чтобы все они втроём снова были дружны, что согласился с Гермионой. Но та, стоило Рону попытаться улыбнуться ей, гордо удалилась и снова скрылась за книгой.

Когда стемнело, все трое вернулись в палатку, и Гарри первым пошёл сторожить. Сидя у входа, он пытался заставить терновую палочку поднять в воздух камешки, лежавшие у его ног, однако его волшебство, по сравнению с прежним, всё ещё казалось неуклюжим и слабым. Гермиона читала лёжа на койке, а Рон, бросив на неё много нервных взглядов, вынул из рюкзака маленькое деревянное радио и взялся его настраивать.

— Есть одна передача, — тихонько сказал он Гарри, — в ней идут настоящие новости. Остальные на стороне Сам-Знаешь-Кого, придерживаются взглядов Министерства, а вот эта… погоди, сам услышишь, какая классная. Только каждый вечер они передавать не могут, приходится переезжать, чтобы их не поймали, и, чтобы настроиться, нужен пароль… Проблема в том, что последнюю я пропустил… Он легонько барабанил по приёмнику волшебной палочкой, наугад бормоча себе под нос какие-то слова. Украдкой он постоянно посматривал на Гермиону, явно опасаясь вспышки её гнева, однако она не обращала на него ни малейшего внимания, будто его вовсе не было в палатке. Минут десять Рон стучал и бормотал, Гермиона переворачивала страницы книги, а Гарри продолжал упражняться с терновой палочкой. Наконец Гермиона слезла с койки. Рон тут же прекратил стучать.

— Если тебя раздражает, я перестану! — нервно сказал он Гермионе.

Гермиона же, не удостоив его ответом, подошла к Гарри:

— Надо поговорить, — сказала она.

Гарри взглянул на книгу, которую она всё ещё сжимала в руке. "Альбус Дамблдор: жизнь во лжи".

— Что? — спросил он, чуя недоброе. В голове его мелькнула мысль о том, что в книге есть глава и про него. Гарри не был уверен, что готов услышать Ритину версию своих отношений с Дамблдором. Однако Гермиона совершенно неожиданно ответила:

— Я хочу встретиться с Ксенофилием Лавгудом.

Гарри так и уставился на неё.

— Не понял?

— С Ксенофилием Лавгудом, отцом Луны. Я хочу с ним поговорить!

— Э-э… зачем?

Она сделала глубокий вдох, как будто так готовясь продолжить:

— По поводу того знака, знака в "Барде Бидле". Смотри!

Она сунула Гарри под нос "Альбуса Дамблдора: жизнь во лжи", и он увидел фотокопию письма, которое Дамблдор написал Гриндевальду. Гарри с неохотой узнал узкий наклонный почерк. Гарри было ненавистно это неопровержимое доказательство того, что Дамблдор действительно писал эти слова, что они не выдумка Риты.