— Маш, может просто к врачу? Убедиться, что все нормально? — пытается еще раз Матвей.
— Со мной все нормально, — устало выдыхаю, удивляясь его настырности. — просто хочу кофе и свежего воздуха.
— Это легче простого.
Матвей заводит машину, и мы уезжаем от клиники. А минут через пятнадцать мы останавливаемся на набережной.
— Я за кофе. Буду через пять минут.
Матвей уходит, оставляя меня наконец одну. Мне кажется, что я теперь могу заплакать, но слез нет. Потому что я занята мыслями о Владе. Не теми, что рвут меня на части, а теми, что заставляют меня удивляться. Неужели он правда решил, что я могу его посадить? Неужели он он так близко все принял к сердцу, когда понял, что он первый? И куда он ушел? Почему оставил и не сказал ни слова?
Я могла бы спросить у Матвея, но не смогла заставить себя. Искать ответы у его друзей — это было выше меня.
Мои размышления прервал Матвей, который появился с двумя огромными стаканами с кофе.
— В одном жутко вкусный, в другом жутко соленый. Выбирай.
— Боже, мне так стыдно, — я вспомнила, как он пробовал мой кофе у Котова, и даже улыбнулась. — Давай соленый.
— Это было ужасно.
— Извини. Просто встала не с той ноги.
— Угу, — Соколов понимающе закивал головой и протянул мне стакан.
— Мне нужно позвонить Леше.
— Я могу выйти.
— Нет. Он тоже не входит в число моих жилеток, так что ничего нового ты не услышишь.
Леша ответил сразу. И сразу же начал на меня ругаться. Он меня потерял. Убедив его, что со мной все в порядке, я пожелала ему спокойной ночи и принялась за кофе.
Матвей включил погромче музыку и кивнул на улицу. Горячий кофе, свежий ветер с реки, ненавязчивая музыка — и я смогла успокоиться. Внутри меня наступил штиль. Я просто не о чем не думала, кроме того, что благодарна Матвею. Если бы не он, я бы сейчас рыдала в том доме в три ручья или ехала бы такси, чтобы дома впасть в истерику и снова напугать родителей до смерти. Я бы снова ушла в себя и сдохла бы от невыносимой боли. Я бы довела себя до ручки. А рядом с Матвеем мне было спокойно. Пусть это продлиться сосем недолго, но я слишком устала бороться и мотивировать себя.
— Маш, дай ему время, — мы оба облокотились на капот и наблюдали за теплоходами, которые изредка бороздили водные просторы.
— Матвей, давай не будем. Я так устала сегодня.
— Хорошо, не будем. Только я тоже один раз скажу. Я не знаю, как все получилось и почему вы не вместе, но точно знаю, что только ты его сможешь вытащить оттуда, где он сейчас. Я не могу тебя заставить, убедить или как-то повлиять на твое решение. Но просто помни, что ты — это все, что у него осталось. Может он мудак, козел, ублюдок, и я не буду его оправдывать, но нам всем всегда нужен шанс.
— Это так сложно. У нас все сложно. — Мне казалось, что я говорю ровно, но соленые дорожки на щеках дали понять, что все-таки я опять заплакала.
— Ээээй! Ты чего? Это просто болтовня, из-за которой не стоит лить слезы! — Матвей притянул меня к себе и успокаивающе погладил по голове.
— А шанс — это тоже болтовня?
— Шанс — это надежда! Надежда на лучшее!
Мы долго стояли с Матвеем и болтали о разных мелочах, но к разговору о Владе и наших недоотношениях больше не возвращались. И я в тысячный раз была ему благодарно. А когда Соколову удалось меня несколько раз рассмешить, я готова была ему памятник поставить. Для меня сейчас он был лучше любого психолога.
Когда мы с ним замерзли, то Матвей вместо поездки домой предложил покататься по ночному городу и съесть чего-нибудь вкусненького. Мне было неудобно пользоваться его времени и поддержкой, но я понимала, что только благодаря ему я не вернулась в свой персональный ад.
— Мне не удобно отнимать твое время!
— А я не могу допустить, чтобы ты вернулась и домой и намочила свою подушку слезами. Прибереги их для другого случая. Например, для какого-нибудь хорошего повода.
— Спасибо. Не думала, что ты такой.
— Какой?
— Не знаю. Ты, наверное, очень хороший друг.
— А тооо. Но я тебе сейчас еще одну тайну открою. Будешь шаурму?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Шаурму?
— Да, которая с котятами.
Я снова улыбалась. Мне как-то не верилось, что такой представительный парень может есть еду из уличных забегаловок. Как минимум рестораны.
— Я то буду. А ты сможешь ее съесть? Не стошнит?
— Ох, Маша, Маша! Если бы только знала! В свое время я столько этой вкуснятины поел, что тебе и не снилась.
— А разве богатым мальчикам не запрещается есть где-то, кроме столовой в шикарном доме с личным поваром.
— Конечно, запрещается! Но я не богатый парень! Раньше был. Я вообще детдомовский, — признается Матвей.
— Да ладно, — я искренне удивлена.
Его манеры, поведение, образование, внешность — никогда бы в жизни не подумала, что он не из золотой элиты.
— Клянусь ухом!
Я смеюсь. Опять искренне и заразительно, забыв обо всем.
— Ну круто, же. Тогда при тебе можно чавкать и не стесняться!
— Ага, и капать, как свинка на одежду!
В это вечер, а потом еще и ночь, мы объездили весь город, наелись до отвала совсем неполезной, но зверски вкусной еды. Шутили, смеялись и когда под утро Матвей привез меня домой, у меня не было сил переживать и думать о прошедшем вечере.
Я еле добралась до кровати. И уснула, едва коснулась подушки.
А вот утро было не таким радужным.
Я вспомнила все до последней мелочи. Нет, больше не ревела, но не могла найти выхода. Не могла понять, что правильно, и как мне быть. Где нужно взять себя в руки и не допустить промаха, а где пустить все на самотек. Но в том момент я знала одно — все точки расставить по местам мне может помочь только один человек.
Влад Торопов.
Только он сможет заполнить пустоту. Только, поговорив с ним, я смогу отпустить наше прошлое и начать жить сначала. И я ждала его. Каждый день. Каждую ночь.
Только он не появился ни через неделю. Ни через три. Ни через месяц.
21
Маша
На душе было тоскливо и скверно. Также, как и за окном. Октябрь выдался дождливым, ветреным и невыносимо холодным. А мне хотелось еще немного тепла. Хотя бы чуть-чуть. Потому что я понимала, что тону в этой слякоти вместе со своими переживаниями и обидами.
Я больше не плакала. Мне удалось достойно пережить последнюю встречу с Тороповым. Держала себя в руках, понимая, что я снова, как два года назад уйду в себя, и меня уже будет не вернуть. Я не позволяла себе думать о том, что произошло. Старалась искать положительные моменты в нашей последней встрече и больше не хотела думать о том, как жестоко обошлась со мной и Владом Инна. Старалась больше не думать, что мне пришлось пережить, чтобы потешить ее самолюбие и исполнить заветную мечту.
Но на самом деле это было трудно. Но Никита, родители и работа помогали мне выстоять. Только благодаря им я не позволила себе киснуть и продолжала радоваться каждому дню. Наигранно, а местами даже слишком. Но за то никто не догадался, как мне тяжело. Даже слишком прозорливый Котов. Он просто списал мою апатию на осеннюю хандру. А я удивлялась, как он до сих пор остался в неведении о том, что произошло на том злосчастном приеме. Наверное, друзья Влада постарались и скрыли все события от посторонних ушей и глаз.
Но меня это мало волновало. Я переживала за спокойствие родителей, но чем больше проходило дней, тем уверенней я была в том, что я довольно неплохо справляюсь со своими переживаниями. Правда через неделю после того, как Торопов снова исчез из моей жизни, мама застала меня на кухне ранним утром и обеспокоенно спросила:
— Маш, у тебя все хорошо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Вот тут мне стало страшно. И я не переживала за себя в тот момент. Просто очень не хотелось, чтобы мама снова из-за меня переживали. Я больше не могла допустить повторения событий двухлетней давности, поэтому улыбнулась и прижавшись к ней, прошептала:
— Конечно, мамуль. Просто совсем не высыпаюсь.