Раздосадованный противник преследовал отряд Темника, но тут наконец-то подошли части восьмого механизированного корпуса генерала Дремова. Двадцатая и двадцать первая мехбригады во встречном бою отбросили немцев – потрепанный передовой отряд вздохнул с облегчением.
Поле битвы под Кунерсдорфом вновь, как и двести лет назад, осталось за русскими. Шляпу короля, правда, на поле этом не нашли, зато на танковом полигоне близ Кунерсдорфа танкисты Дремова захватили вражескую новинку: сверхтяжелый танк «мышонок».[9]
– Дожили немцы, – пошутил кто-то из офицеров, узнав название этого чудовища, – тигры и прочее зверье им не помогли, так они теперь грызунов решили мобилизовать.
Танковый прорыв к Одеру был успешно завершен. Восьмой гвардейский мехкорпус выполнил поставленную задачу, и в середине февраля началась его переброска на север, в район Ландсберга, против группы армий «Висла», засевшей за Померанским валом.
Но Павлу не суждено было отправиться под Ландсберг: семнадцатого февраля сорок пятого года пришел письменный приказ «об откомандировании капитана Дементьева П.М. в распоряжение отдела кадров». Сдав дела своему помощнику, обнявшись с Гиленковым, крепко, от души, пожав руку Прошкину и распрощавшись с другими офицерами дивизиона, он выехал в штаб артиллерии фронта, где получил назначение на должность командира дивизиона в сорок первый гвардейский отдельный минометный полк «РС», входивший в группу ГМЧ (гвардейских минометных частей) Первого Белорусского фронта.
* * *
– Хорошо-то как, – проговорил Полеводин, по-кошачьи жмурясь на солнце, – весна начинается…
Капитан Дементьев со своим верным ординарцем Василием Полеводиным ехали в 41-й гвардейский минометный полк. Был конец февраля, но погода стояла уже по-весеннему теплая, дул легкий и мягкий ветерок, деловито погонявший по синему небесному лугу отару белых кучевых облаков. Приближалась весна, она была уже рядом, и оба не сомневались, что эта весна будет последней военной весной, которую наконец-то сменят мирные весны.
Подполковник Ересько, командир полка, встретил Дементьева приветливо. Павлу он понравился с первых минут – спокойный и неторопливый, подполковник чем-то напоминал ему комбрига Липатенкова, погибшего в бою за польский город Згеж.
Минометный полк, сформированный из моряков Северного флота, всю войну воевал на Карельском фронте, насмерть стоял в обороне, вцепившись в лесистые скалы Карельского перешейка, и не отступил на восток ни на шаг. Боевой опыт имелся, но потерь полк почти не понес, и поэтому его солдаты и офицеры хорошо узнали друг друга, три года воюя бок о бок с одними и теми же товарищами по оружию. Высокая боеспособность части была оценена командованием, и по окончании боев в Карелии минометный полк перебросили в Германию. Понравились Дементьеву и офицеры его дивизиона – старший лейтенант Гизетли, начальник штаба, азербайджанец, и командиры батарей Виленский и Коган. Воинским чутьем Павел вскоре понял, что его офицеры – люди толковые и добросовестные, а как они поведут себя в бою, ему предстояло узнать в самое ближайшее время. Война никуда не делась, она смрадно дышала в лицо и забирала свое – с замполитом дивизиона капитаном Братиным Дементьев не успел даже как следует познакомиться: комиссар был убит немецким снарядом в первом же бою, в самом начале Берлинской операции.
Полеводин оценил новую часть по своей методике – по состоянию кухни. Василий, умудренный жизненным и солдатским опытом, считал, что знакомство надо начинать не со штаба, а с полевой кухни: если каша приготовлена хорошо, значит, хозвзвод работает как положено, из чего неопровержимо следует, что и в остальном в части полный порядок. Вдумчивая проверка «боепитания» удовлетворила Василия, причем настолько, что вскоре он стал именовать местную кухню «камбузом», отдавая должное флотским традициям полка.
Дементьев едва успел освоиться со своими обязанностями, как пришлось ему сдавать боевой экзамен уже как командиру дивизиона – минометный полк придали 314-й стрелковой дивизии, продвигавшейся на запад с тяжелыми боями. Немцы дрались остервенело, цепляясь зубами и ногтями за каждый городок, за каждую высоту, и наша наступающая пехота несла тяжелые потери.
Командирский экзамен оказался серьезным – Павел волновался так, как волновался три года назад, в марте сорок второго, в московской квартире Саши, когда шел в темноте, ступая босыми ногами по холодному паркету, к своей первой в жизни женщине.
Стрелковая дивизия уперлась в очередной немецкий опорный пункт. Соседи справа и слева его обошли, и в результате получилось что-то вроде языка, вытянутого в нашу сторону. И вот этот паскудный язык и предстояло вырвать своими «катюшами» капитану Дементьеву.
– Вот, – командир дивизии ткнул пальцем в карту, – торчит, сука, как кость в горле. Не хочу я своих зря класть, а эта заноза не дает нам и шагу ступить: огрызается, сволочь.
Срезать язык не представлялось Павлу особо трудной задачей – не впервой, – если бы не одно «но»: рядом залегла наша пехота, и, учитывая большое рассеивание реактивных мин, существовала реальная опасность ударить по своим.
– Да-а-а… – протянул комдив, выслушав Дементьева. – Незадача… И отвести оттуда наши батальоны не так просто – все простреливается.
– А если перед залпом спрятать нашу пехоту в окопы? – предложил стоявший рядом начальник штаба дивизии. – Сведем возможные потери до минимума, а до нашего КП оттуда метров восемьсот – авось не зацепит.
– Соглашайтесь, капитан, – оживился комдив. – Ну нет у нас другого выхода – не кровью же русской смывать эту пакость!
Однако Павел колебался. «Если бы я бил из семидесятишестимиллиметровых пушек, – думал он, – нет вопросов, уложил бы снаряды аккуратно, тютелька в тютельку. Но «РС»… Я ведь тоже не хочу зря класть своих, да еще под конец войны!»
Его размышления прервал сердитый голос командира триста четырнадцатой:
– Капитан, у нас нет времени для раздумий. Решения здесь принимаю я, и я беру на себя всю ответственность!
Отступать было некуда. Дементьев предупредил Гизетли, что стрельба ответственная – «Наводите «БМ», как винтовку в тире!» – приказал ему увеличить дальность стрельбы на пятьсот метров, для подстраховки, и доложил командиру стрелковой дивизии о готовности к залпу.
– Действуй, капитан! – решительно произнес комдив.
Реактивные мины с воем ушли в небо. Через минуту-полторы послышались разрывы, а затем до командного пункта дивизии порывом тугого горячего ветра докатилась воздушная волна, сбивая людей с ног. Еще через минуту взрывы прекратились, офицеры на КП ожили, зашевелились, поднялись, стряхивая с себя пыль, и кто-то уважительно произнес:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});