Читать интересную книгу "Первые шаги: Как прямохождение сделало нас людьми - Джереми Десильва"

только потому, что помощь других самок уже являлась частью поведенческого репертуара наших предков-гоминин.

Итак, на вопрос, что было раньше, «курица или яйцо», – помощь или роды с поворотом плода – логика заставляет предположить, что сначала была помощь.

Прямохождение самым непосредственным образом связано с эволюцией человека как социального вида. Судя по имеющимся свидетельствам, наши двуногие предки не только помогали друг другу во время родов, но и заботились о новорожденных, когда их матери отлучались, чтобы добыть пищу. По мере того как увеличивался их мозг, они формировали сообщества, обеспечивавшие безопасность молодняку, и осваивали навыки и культурные традиции своей группы. Слишком медлительные, чтобы спасаться бегством, и слишком мелкие, чтобы в одиночку отразить нападение, они должны были заботиться друг о друге, чтобы выжить.

Сегодня мы принимаем как должное этот древний фундамент доверия, великодушия и сотрудничества, точно так же, как наши дети бесстрашно делают свои первые неловкие шаги, убежденные, что заботливый взрослый всегда рядом и убережет их от беды. Мы неосознанно приноравливаем наши шаги к шагам окружающих, как делали это тысячелетиями.

Прямохождение эволюционировало в связке с эмпатией и стимулировало развитие технологий. При этом оно привело к появлению не только разума, но и в конечном счете современной медицины, больниц, инвалидных кресел и протезов{469}. Эволюция бипедализма у физически здоровых и при этом социальных, склонных к состраданию человекообразных обезьян позволила почти 3 млн американцев с инвалидностью жить, не имея возможности ходить.

Приматолог Франс де Вааль написал, что эмпатия начинается с «синхронизации тел»{470}. Идя в ногу с окружающими, мы не можем не ставить себя на место другого.

Как многие другие идеи, мысль о связи прямохождения и социальности восходит к трудам Дарвина. В 1871 г. он писал:

Что касается величины тела или силы, то мы не знаем, произошел ли человек от какого-нибудь вида обезьян небольших размеров вроде шимпанзе или от такого мощного, как горилла; мы поэтому и не можем сказать, стал ли человек больше и сильнее или, наоборот, меньше и слабее своих предков. При этом нужно, однако, иметь в виду, что животное, обладающее большим ростом, силой и свирепостью и способное, подобно горилле, защищаться от всех врагов, по всей вероятности, не сделалось бы общественным. А это всего более помешало бы развитию высших духовных способностей, как, например, симпатии и любви к собратьям. Поэтому для человека было бы бесконечно выгоднее произойти от какого-нибудь сравнительно слабого существа{471}.

Мысль в целом верная, но в этом рассуждении есть фактические ошибки. Шимпанзе не являются мелкими и слабыми животными, они очень сильные. Гориллы менее свирепы и более социальны, чем описывает Дарвин. Ошибка также считать социальный вид, особи которого заботятся друг о друге, «слабым».

Печально известный гангстер Аль-Капоне говорил: «Не принимайте мою доброту за слабость»{472}. Почти идентичное утверждение – «не путайте… мою доброту со слабостью»{473} – приписывается Далай-ламе. Это прекрасно иллюстрирует нашу поразительную поведенческую гибкость. Мы миролюбивы и жестоки, склонны к сотрудничеству и эгоистичны, эмпатичны и безразличны. Де Вааль писал: «Мы ходим на двух ногах: одна из них социальная, другая эгоистическая»{474}.

Мы склонны заострять внимание на своих эгоистических наклонностях и воспринимать свою социальность как нечто само собой разумеющееся. Каждый день люди, не задумываясь, совершают миллионы проникнутых великодушием, заботой и добротой поступков, меняющих жизнь других людей. Когда же мы отрекаемся от присущей нам склонности к сотрудничеству и проявляем жадность и жестокость, наши действия настолько отклоняются от нормы, что непременно попадают в выпуски новостей.

Сутками напролет нас закидывают сообщениями о проявлениях человеческой жестокости, и мы часто забываем, какими удивительно толерантными и способными к сотрудничеству мы можем быть. В самой природе человека заложено помогать друг другу: придержать дверь для соседа, дать несколько монет нищему, поделиться едой с другими. Все это настолько естественно, что человеческая доброта, как и прямохождение, стала обыденностью.

Следует отметить, что люди, как и их предки-гоминины, никоим образом не являются единственными живыми существами, способными к сотрудничеству и эмпатии. Поведение, направленное на поддержание социальной сплоченности, повсеместно наблюдается в животном мире. Например, муравьи и пчелы взаимодействуют друг с другом намного полнее и эффективнее людей. Эмпатию проявляют столь непохожие друг на друга виды, как слоны, дельфины и собаки.

Отголоски нашей сострадательной натуры можно обнаружить и у наших близких родственников, человекообразных обезьян.

В 1974 г. трехлетняя шимпанзе Пенни упала в воду, окружающую островок, на котором находился ее вольер на территории Оклахомского института приматологии, и стала тонуть. Уошо, девятилетний самец шимпанзе, не связанный с ней родственными узами, перепрыгнул через ограду, находящуюся под напряжением, и вытащил ее на сушу{475}. В 1996 г. Бинти-Джуа, самка западной равнинной гориллы, схватила и начала баюкать трехлетнего мальчика, свалившегося в ее вольер в Брукфилдском зоопарке под Чикаго, а затем отнесла его в безопасное место. В начале 2020 г. была сделана фотография, запечатлевшая момент, когда орангутан протянул руку помощи человеку, стоящему по грудь в воде. Бонобо, самые эмпатичные и альтруистичные из крупных человекообразных обезьян, постоянно делятся пищей даже с незнакомцами.

Что же заставило семена сотрудничества и альтруизма прорасти в человеческой природе? Колоссальные изменения, вызванные прямохождением.

В 2011 г. палеоантропологи Дон Джохансон и Ричард Лики приняли приглашение Санджая Гупты, нейрохирурга и журналиста, освещающего медицинские темы, выступить в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. В прошлый раз эти палеоантропологи поднимались на одну сцену еще в 1980 г., и тогда дело закончилось тем, что Лики в ярости покинул мероприятие из-за разногласий в интерпретации древних костей, извлеченных ими из африканских отложений. Прошло несколько десятилетий, и два патриарха нашей науки настолько смягчились по отношению друг к другу, что согласились вместе поразмышлять о своем профессиональном пути.

Когда настало время отвечать на вопросы, Гупта спросил ученых, что сделало нас людьми. Лики, взявший слово первым, рассказал, как лишился ног в авиакатастрофе в 1993 г., и теперь ходит на протезах. Он сказал:

Если вы двуногое существо и лишились ног, далеко вам не уйти… быть одноногим немногим лучше, чем безногим. Если же вы шимпанзе, бабуин, лев или собака и у вас четыре ноги, то даже оставшись без одной, прекрасно справитесь. Теперь, когда мы стали двуногими… связи между людьми и социальные взаимодействия приобрели для нас совершенно иное значение или, скорее, особую ценность. Я не верю, что двуногие приматы смогли бы выжить, если бы в дополнение к прямохождению не изменили свое мышление на альтруистическое, не начали мыслить в контексте социальных взаимодействий и социальных связей{476}.

Таким образом, возможно, что одни из самых загадочных аспектов человеческой природы – наши бескорыстие и самоотверженность – выросли из уязвимости нас как двуногих прямоходящих существ в полном опасностей мире. Действительно, наше выживание было, а для многих и сейчас остается, борьбой, но эволюционный путь людей – потомков древних двуногих гоминин – продолжается благодаря тому, что эмпатия, сотрудничество и великодушие эволюционировали в неразрывной связи с нашим специфическим способом передвижения.

Я бы сказал, что эволюционный эксперимент по созданию человека не был бы возможен, если бы мы не происходили от социальных существ, способных к эмпатии, – иными словами, прямохождение