Как только он оказывается у пожарной лестницы, я выхожу из своего укрытия за углом и врезаюсь в него сзади. Он теряет равновесие и издает удивленный возглас, но тут же оборачивается, его солнечные очки падают и разбиваются о землю, а на меня смотрят его отвратительные налитые кровью глаза.
— Какого хрена…
Его слова заканчиваются на полуслове, когда я хватаю его за воротник, прижимаю к металлическим перилам и бью кулаком в нос. Боль взрывается в костяшках пальцев, но я делаю это снова и снова.
Лицо Рори качается влево, потом вправо, потом снова влево под моими мощными ударами, но ему удается выплюнуть:
— Это по поводу моего маленького визита к твоей любимице недели?
Моя Мия – это все, что угодно, только не недельное увлечение, но я не говорю ему об этом.
— Я знал, что ты глупый, но не думал, что настолько, Рори, — я бью его по голеням, и он падает на колени так, что ему приходится смотреть на меня снизу, словно я его Бог. В этот момент я мог бы быть им. — Ты, как никто другой, должен уже знать, что я могу уничтожить тебя и всю твою гребаную семью, если ты встанешь у меня на пути. Помимо той информации, которая у меня есть на тебя, я могу собрать еще больше компромата и найти слабые места, о существовании которых ты даже не догадываешься, и я буду использовать их по очереди, чтобы уничтожить тебя, пока не доведу до кровавого безумия.
Я бью его еще раз, и кровь вырывается из его разбитой губы и капает на футболку и землю. Рори рычит окровавленными зубами, как раненое животное.
— Ты должен был выполнить свою часть сделки и перестать игнорировать нас, как будто мы были чем-то второстепенным.
— Срочная новость, ублюдок. Ты и есть второстепенный. На самом деле, ты настолько бесполезен, что я иногда забываю о твоем существовании. Элита – это клуб, который я создал для собственного развлечения, и каждый из вас – гребаная пешка на моей шахматной доске, поэтому, когда я говорю вам прыгнуть, вы спрашиваете, как высоко. Когда я говорю вам броситься в колодец, вы делаете это с широко открытыми глазами, как и делали все это время.
— Ты, блять… — он начинает вставать, но из-за моей безжалостной хватки ему удается сделать только полшага. — Ты сказал, что мы партнеры.
— И ты в это поверил? Но, опять же, ты никогда не был слишком умным, правда, Рори?
— Я был достаточно умным, чтобы познакомиться с твоей девушкой. Она была мягкой и нежной. Теперь я понимаю, почему ты так одержим ею.
Слепая ярость бросается мне в голову, и я поднимаю его, затем обхватываю руками его шею и толкаю его назад к перилам так, что он наполовину свисает наружу.
— Похоже, в твоем бесплодном мозгу нет нейронов самосохранения, так что я исполню твои суицидальные желания.
Его пальцы вцепились в мои руки бешеными, отчаянными движениями, но они ничего не делают, чтобы заставить меня ослабить хватку. Более того, я постепенно сжимаю пальцы. Сначала он задыхается и захлебывается несуществующими вдохами. Затем его лицо становится темно-красным, а окровавленные губы синеют.
Я чувствую, как под моими пальцами раздаются страшные булькающие звуки его последних вздохов, как его тело борется за шанс на жизнь.
Убей его.
Закончи его жалкую жизнь за то, что он посмел прикоснуться к тому, что принадлежит тебе.
Голоса становятся все интенсивнее, сталкиваясь и усиливаясь, пока я не слышу только их.
Но я не обращаю внимания и ослабляю свою хватку на шее Рори. Смерть все еще слишком хороша для этого придурка, и я отказываюсь дать ему спокойно уйти.
Я держу его на краю, в подвешенном состоянии, близком к тому, чтобы упасть с высоты десяти этажей и лишиться своей жалкой жизни, пока говорю:
— Ты покинешь остров и никогда, и я имею в виду никогда, не покажешься здесь снова, иначе у нас будут проблемы. И под «нами» я имею в виду тебя.
Он кивает бесчисленное количество раз, как сломанная игрушка, и я подтягиваю его к себе, затем отпускаю.
Пинаю его в последний раз, затем поворачиваюсь, чтобы уйти.
— Я оставил тебе сувенир у Мии. Надеюсь, он тебе понравится.
Я замираю на месте и испускаю долгий вздох. Похоже, сегодня он действительно настроен поиздеваться надо мной. Кто я, если не добрый самаритянин?
Будем надеяться, что эта ярость рассеется, как только я закончу с Рори.
Иначе у Мии будут большие проблемы.
Глава 31
Мия
Добравшись до дома с привидениями, я с досадой понимаю, что ключа у меня нет.
Ну и ладно.
Я не собираюсь возвращаться домой, раз уж пришла.
После небольшого маневра я паркую машину возле ворот, запрыгиваю на капот, затем взбираюсь на металлические прутья и спрыгиваю вниз с другой стороны.
Ноги приняли удар на себя, но я в порядке. В последний раз смотрю на телефон – вдруг Лэндон осчастливил меня ответом.
Нет.
Ничего.
Ноги медленно останавливаются в саду перед домом. Мои цветы медленно растут. Один из них, одинокий цветок синей горечавки, распускается.
Это не совпадение.
Не могу поверить, что Лэндон, который с гордостью признался, что он враг всего растительного и животного мира, не только поливал цветы, но и подстригал траву вокруг них и травил паразитов.
Я приседаю перед ними и осторожно провожу пальцами по стеблю цветка, сердце по непонятной причине сжимается.
Почему я вдруг почувствовала себя такой шокирующе опустошенной?
Извинившись перед цветами за то, что не навестила их раньше, я направляюсь к двери и тянусь к глубокому отверстию в дереве, где Лэндон прячет запасной ключ.
Улыбка растягивается на моих губах, когда я нахожу его, а затем использую, чтобы войти внутрь. Мой рот приоткрывается, когда я вижу интерьер дома.
Или, скорее, обновленный интерьер.
Помимо новой мебели, появился новый деревянный пол, окна, элегантные муслиновые занавески.
С отремонтированного викторианского балкона открывается вид на недавно подстриженный задний сад. Исчезли поваленные ветки и гротескные деревья. Вместо них открывается более ухоженный, элегантный вид.
Тот факт, что Лэндон все же сделал ремонт, несмотря на то, что я бойкотировала это место, согревает мое сердце.
Я захожу в его студию, ожидая увидеть новые творения. Однако здесь все так же жутко, как и три недели назад.
Та же полузаконченная статуя женщины, сражающейся с демоном. Мужчина, кричащий самому себе в ухо. Демон, тонущий в бассейне со своим изуродованным лицом.
Искусство Лэндона такое же, как и он сам. Непредсказуемое, заставляющее задуматься и, что самое главное, напряженное.
Единственное, что отличается – статуя в углу, накрытая белой простыней.
Нетвердой рукой я снимаю ее. И, конечно же, передо мной предстаю я сама.
Стоя в одних трусиках, я смотрю вниз и держу два средних пальца. Мои губы поджались, когда я поняла, что Лэн повторил мой взгляд, когда впервые преследовал меня на крыше.
Я подхожу ближе, мое сердце бьется так громко, что я слышу стук крови в ушах. Его внимание к деталям захватывает меня в безжалостные тиски.
Он не упустил ни одного элемента того дня. Ни моих загнутых ресниц, ни лент, запутавшихся в волосах, ни линии ключиц, ни изгиба груди, ни твердых сосков, ни складок на белье, даже цепочек на сапогах.
Чем пристальнее я изучаю ее, тем глубже погружаюсь в смертельную красоту, которая смотрит на меня. Это чувство возникает не потому, что я смотрю на себя. Нет. Все потому, что она сделана руками Лэндона.
Я даже не знаю, когда у него было время, чтобы довести это до совершенства… И не знаю, как это назвать. Шедевр кажется слишком банальным. Слишком малым, чтобы передать смысл того, что сделали его руки.
Я прикасаюсь к ее щеке, чтобы убедиться, что она настоящая, а не плод моего воображения.