Габриэль не вникал в смысл их слов. В момент, когда раздражённый каджит всё же встал из-за стола и отвернулся к стене, начав свой монолог, Рэл вышел из-за угла, зажал ладонью рот женщины, развернув её спиной к себе, и вонзил кинжал в горло. Кровь мгновенно залила весь стол. Габриэль почувствовал, что его по непонятной причине переполняет злость.
Каджит испуганно попятился к стене, не сразу поняв, как такое могло произойти. В его ладонях зародилось тусклое огненное заклинание, и Габриэль даже не стал ставить защиту — он полностью доверился амулету Лэйнерил. И не прогадал: магия бесталанного чародея оказалась настолько слаба, что развеялась, едва коснувшись кожи, и даже не отвлекла Рэла от концентрации на собственной энергии.
Он никогда не считал себя достойным в магическом искусстве, напротив, он считал себя абсолютно безнадёжным чародеем, но в этот раз его заклинание получилось по-настоящему чудовищным. Габриэль сам не знал, откуда в нём столько злобы и жестокости.
Каджит упал на пол, кашляя кровью и корчась в предсмертных конвульсиях. Кровь переполняла его мозг, вытекала из глаз и носа, и животный крик несчастного ещё долго звучал в подземелье. Рэл сжимал кулак и не собирался ослаблять хватку, возвышаясь над Тёмным братом беспощадной тенью и пристально наблюдая за его муками. И только в самый последний миг он отвернулся, закрыв глаза.
Полегчало. Будто эти обречённые были виноваты в том, что сейчас нечто такое же кошмарное творится в Коррольском Убежище.
В комнату сразу же прибежали последние: высокий орсимер и хрупкая молодая бретонка со светлыми волосами. Габриэль не позволил им приблизиться. Ещё одним его преимуществом был магический свиток, — Люсьен уверял, что противостоять этому не сумеет никто, — и как только даэдрические руны были прочитаны, старый сухой воздух в комнате зазвенел пробирающим до костей морозом. Габриэль невольно отшатнулся от холода, не ожидая столь разрушительной силы, прикрыл лицо рукой. Буран длился нескончаемо долго: он сорвал гобелены со стен, поднял хрупкую плитку с пола, пронзил сильное тело орка мириадами острых морозных игл, а девушку отбросил в дальний конец зала. Это спасло её от мгновенной смерти, и, когда магическая буря стихла, Габриэль услышал, что она ещё хрипит, пытаясь дышать. Он подошёл к ней, посмотрел на разодранную грудь. Она налетела точно на острый напольный подсвечник и сейчас с ужасом смотрела то на свою нечеловеческую рану, то на Габриэля. Он не мог долго стоять рядом с ней. Плавным движением лезвия прошёл вдоль шеи и опустил ослабшее тело на пол, нечаянно коснувшись её мягких волос.
Это касание сняло с него оцепенение.
Волосы Леонсии были почти такими же светлыми…
*
— Мне нужна твоя самая лучшая лошадь.
Старый данмер, хозяин конюшни, лениво пожал плечами и поднялся со скамьи, выбросив окурок в траву. Он очень вежливо сделал вид, что не заметил свежей крови на руках и одежде Габриэля.
— У лучшей уже есть покупатель, боюсь, она тебе не по карману. Могу предложить Анекина, прекрасный жеребец, быстрый, выносливый. Очень покорный, к хозяину привыкает быстро. — Конюх подошёл к стойлу и погладил по морде молодого гнедого.
— Мне нужна лучшая, — настойчиво повторил Габриэль и вытащил из сумки кошель. — Тут должно хватить.
— Всё же, так не получится… — В голосе данмера появилось сомнение, когда он взвесил на ладони предлагаемую плату. — Тебе надо поговорить с её покупателем, добиться разрешения…
— Сам поговоришь! — Рэл начинал злиться. — Я очень спешу. Седлай!
Тёмный эльф дал себе ещё секунду на размышления и всё же ушёл, бормоча что-то о богатых выскочках, которые считают, что им всё дозволено. Работа в Тёмном Братстве приносила неплохой доход, но практически всё Габриэль отдал сейчас за эту лошадь. А было бы больше — отдал бы больше. Он не знал, откуда взялся этот панический страх, что заставлял его ослушаться приказа Лашанса и совершать этот идиотский поступок, но Габриэль понимал: он не простит себе, если не попытается всё исправить. Он должен был быть сейчас в Корроле!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конюх вывел из стойла красивую тонконогую вороную, и Габриэль нетерпеливо подошёл к ней, подстраивая под себя длину стремян.
— Это Гарпия, — представил конюх любимицу. — Гилейнская порода. Её мать — трёхкратная победительница знаменитых Алик’рских скачек. Я схожу за родословной.
Рэл поднялся в седло, давая лошади время привыкнуть к новому всаднику, и приказал:
— Сохрани у себя. Я вернусь за ней позже.
Данмер ответил ему что-то, но Габриэль уже не услышал, пришпорив лошадь и направив её на запад. Уже через несколько десятков футов он перешёл в галоп, и Гарпия в самом деле с гордостью оправдала свою родословную: шла быстро, уверенно и бесстрашно, будто давно ждала, чтобы ей достался именно такой нетерпеливый всадник.
Габриэль уже ничего вокруг не видел, кроме песка дороги и мелькающей стены леса. Он гнал лошадь вперёд, боясь неизбежного, и корил себя за каждую минуту промедления, за допущенную мысль, будто бы у него есть право покупать свою жизнь ценой жизни других. Время затягивалось на горле тугой петлёй, и Габриэль без остановки твердил себе: он обязан добраться до Убежища раньше Ваарис. Здравую мысль о том, что успеть уже невозможно, он упрямо гнал прочь.
Гарпия была тренированной выносливой лошадью, но, к счастью, Габриэль хорошо знал, чем опасен непрерывный галоп. Потому он довольно скоро вновь перешёл на рысь.
В Имперском Городе пришлось сделать остановку.
Рэл завёл кобылу в конюшню и вдруг увидел знакомую тёмную гриву пегого трёхлетнего жеребца. Сердце забилось так сильно, что в ушах застучала кровь, а в глазах помутнело, и Габриэль нежно погладил тёплую морду. Валет приветственно фыркал, узнав человека.
— Какой же твой хозяин молодец, — облегчённо прошептал Габриэль и окликнул рабочего конюшни: — Хозяин этого пегого не говорил, где остановится?
Женщина покачала головой и посоветовала спросить в гостиницах Эльфийских садов, приезжие часто там останавливаются. Рэл попросил:
— Если я разминусь с ним, пусть ждёт меня здесь. Передайте, это очень важно.
Габриэль говорил так взволнованно, что, кажется, напугал имперку. Она поняла, что это действительно очень серьёзно, и, тревожно погладив Валета по тёплой шее, ответственно кивнула.
— Конечно. Я предупрежу его.
— Позаботься о Гарпии.
Оставив лошадь на попечение обеспокоенной имперки, он быстрым шагом миновал Площадь Талоса, столь непристойной спешкой привлекая внимание горожан и чувствуя на себе их неодобрительные взгляды.
Но страх был сильнее. Перестали иметь значение все прочие люди, было плевать на самого себя. Габриэль отказывался поддаваться усталости и замечать боль в мышцах после непрерывной скачки, не чувствовал ни голода, ни жажды. Всё его существование виделось ему жалким и ненужным в сравнении с жизнями, которые скоро будут окончены без всякого смысла, просто потому что кто-то не сумел разобраться с проблемой до того, как она превратилась в катастрофу. Думать о справедливости и морали было недосуг. Габриэль знал этих людей. Они были равнодушными убийцами, сектантами, поклоняющимися Хаосу, опасными преступниками, но Габриэль знал их. Он знал, что они умели веселиться, сопереживать, любить, он видел их улыбки, слёзы, слышал смех и яростные крики. Он был знаком с их страхами и слабостями. Он слишком привязался к ним за эти месяцы и не мог простить себе того, что смирился с Очищением.
Потому и бежал сейчас через весь Имперский Город, стремясь хоть что-то исправить. Он зашёл уже в третью гостиницу, не теряя надежды разыскать Фалько, и, если потребуется, он расспросит каждого жителя столицы, но найдёт его.
В главном зале «Купеческого трактира» Джи не было, и Габриэль, пытаясь совладать с тяжёлым дыханием, повторил уже наизусть заученную фразу:
— Я ищу молодого аргонианина. Он чуть ниже меня ростом, носит в плавниках на голове несколько мельхиоровых колец, лучник. Немного прихрамывает на левую ногу после перенесённой травмы.