понимаешь, почему это зелье не варят на каждом углу и оно не находится всегда под рукой.
– В Фейрскейпе об этом зелье говорят так, словно у фейри есть его бесконечные запасы.
Прета качает головой:
– Из всех, кого я знаю, обращена была только ты. Я слышала о других, но за всю свою жизнь видела только тебя.
– А как же суженая Финна? Она бы приняла зелье?
– Финн пытался раздобыть необходимые ингредиенты, когда они планировали свои клятвы, но из-за бушующей войны за контроль над горами не мог собрать все необходимое. Он надеялся получить зелье к тому моменту, когда родятся их дети. – Она роется в сумке с косметикой. – Его отец так рассердился, когда Финн рассказал ему о свадьбе. Оберон планировал, что Финн женится… на другой. На той, кто укрепил бы власть их рода. Но Финн отказался. Это было очень драматично, но Финн был влюблен и отказывался ставить политику выше своих чувств.
Меня охватывает ревность. Нет, не ревность. Как можно ревновать к мертвой женщине? Женщине, которая увидела самого худшего представителя вида Финна – самого Финна.
– А ты, кажется, отнеслась бы к этому с пониманием, – говорю я.
– Конечно. – Кивнув, она достает из сумки палетку теней и маленькую кисточку. – Закрой глаза.
Я повинуюсь и позволяю ей провести крошечной кисточкой по моим векам.
– Ты завидовала, что у них был выбор, а у тебя его не было?
Она вздыхает.
– К тому времени я была влюблена в Вексиуса. Я верила, что боги подарили мне две возможности испытать огромную любовь. Я не жалею ни о своем браке, ни о решении заключить узы со своим мужем – и тогда тоже не жалела. Вексиус действительно сделал меня счастливой, и если бы я отказалась выйти за него замуж, я бы никогда не узнала, каково это – быть любимой им. У меня не было бы Ларк.
– Правда. – И это очень зрелое отношение. Уверена, ее чувства далеко не так просты.
– Можешь открыть, – говорит она, взмахнув кисточкой в последний раз. Я открываю глаза и вижу, как она достает ожерелье из крошечных жемчужин. Она надевает его мне на шею, и я прикасаюсь пальцами к драгоценному камню, который подарил мне Себастьян.
– Может быть, снять его?
Прета качает головой.
– Все мы носим камни огня. Этого от нас даже ждут.
Но как бы Финн отнесся к тому, что я ношу его, если бы знал, что его подарил Себастьян? Наверное, лучше не спрашивать.
– Когда Оберон и Финн ссорились из-за будущего Финна, я очень переживала за него. Я знала, каково это, когда твои личные желания и потребности отставлены на второй план из-за политических амбиций твоих родителей, и знала, как это больно.
Я поднимаю руку и касаюсь ожерелья. Жемчужины гладкие как шелк.
– Ты была ему хорошим другом.
– Его легко любить. – Она пожимает плечами и застегивает ожерелье. – Теперь займемся волосами.
Я тяну за прядь за своим ухом и отпускаю ее. Волосы скручиваются в завитки.
– Боюсь, с этим мало что можно сделать.
– Наверное, было бы неплохо их заплести. Чтобы вставить в них цветы, – говорит она, и я вижу в ее глазах озорной блеск.
Цветы для церемонии, о которой я все еще ничего не знаю, но вместо того, чтобы задавать еще вопросы, я киваю и снова тянусь за своей кружкой.
– Ты пойдешь со мной?
Прета качает головой:
– Нет. Это путешествие скорее церемония для тех, кто недавно заключил узы.
Я кашляю и чуть не выплевываю свой кофе.
– Правда?
Я знала, что в эти выходные мне нужно было вести себя как суженая Финна. Но, кажется, мне нужно было больше интересоваться почему.
– Многие из тех, у кого нет партнеров, тоже поднимаются на гору, – говорит она, – но ритуал считается лучшим временем для сватовства, а я… – Она качает головой. – Хотя прошло уже много времени и от меня ждут, что я буду двигаться дальше, я не готова.
Да и как можно? Она любила своего мужа и потеряла его, но при этом никогда не переставала любить Амиру. Я не могу винить ее за то, что она не навлекла на себя еще больше душевной боли.
– Ну ладно, – говорит она, вставляя шпильки в мои волосы, – Кейн поднимется вместе с Джулианой, а Миша, Тайнан и я поедем верхом немного позади официального шествия.
Я киваю, хотя мои мысли не хотят задерживаться на деталях этого дня.
– Когда отношения Финна и Изабель изменились? – спрашиваю я, хотя Прета, кажется, уже закончила обсуждать эту тему.
– Что ты имеешь в виду? – осторожно спрашивает она.
– Как он перешел от бунта против своего отца к решению, что стоит принести ее в жертву? – Я так стараюсь не смотреть ей в глаза, что замечаю, что она притихла, только несколько секунд спустя. Подняв голову, я вижу, что она смотрит на меня и хмурится, а во взгляде ее сквозит что-то похожее на разочарование. Мне становится стыдно, но я не отказываюсь от своего вопроса.
– Кое-что тебе должен рассказать сам Финн, – говорит она. – Но я могу сказать тебе одно. Ты не должна отказываться от своих чувств к нему из-за того, что, как ты думаешь, ты знаешь. Поговори с ним.
Я с трудом сглатываю. Мои щеки пылают от стыда.
– Неважно, что я чувствую или какие ответы он мог бы мне дать, – тихо говорю я. – Мне не стоит никому доверять. Больше не стоит.
Она молчит до тех пор, пока не заканчивает заплетать мои волосы, – но даже тогда ждет, когда я посмотрю ей в глаза.
– Ты никогда не задумывалась, почему Финн не попытался заключить с тобой узы в ту ночь, когда тебя опоили?
При воспоминании о той ночи мои щеки начинают гореть не от стыда, а от унижения.
Я вспоминаю душ и свои мольбы.
– Потому что он знал, что я откажу ему, – говорю я.
Прета одаривает меня грустной улыбкой, которая, кажется, говорит, что она понимает меня лучше, чем я сама себя понимаю.
– Не уверена, что это правда.
– Я бы так и сделала. Мне нужен был Себастьян. – Но я хотела, чтобы Себастьян был тем мужчиной, которым я его считала. Мужчиной, чьим главным приоритетом было защищать меня, а не обманом лишить короны.
– Ну, ты его получила. – Ее лицо кривится от раздражения.
– Не веди себя так, будто причины, по которым Финн хотел меня, были более благородными, чем у Себастьяна, – рычу я. – Они хотели одного и того же по одним и тем же причинам. И до сих пор хотят.