И сказал первый мудрец и кудесник: «Вот! Смотри! Я прав!»
Но второй в своей тайной мастерской, спрятанной, по преданию, в самой большой пещере Безумных гор, выковал Желтого дракона. И когда он выпустил дракона из пещеры, небо над нашим миром стало багровым и солнце растворилось в нем. Желтый дракон выпил голубой дождь до последней капли и умер, а с неба в землю ударили зеленые молнии. После этого встали между странами и народами Границы. Были ли это моря с мелями, скалами и страшными течениями, или пустыни без края, наполненные желтым знойным песком, на котором грелись пестрые змеи и черные тарантулы, или смрадные, топкие болота, покрытые ряской и населенные страшными, уродливыми созданиями, или неприступные горы без троп и перевалов – они были непроходимы, и они разделили людей. И люди, словно опомнившись от страшного безумия, бросили оружие и вернулись к своим очагам. Те, кого война не забросила слишком далеко от дома. Война умерла, но наш огромный мир-шар разделился на маленькие отдельные плоские мирки. И это была плата за правду, жизнь и мир.
Ничего не сказал второй мудрец и кудесник, увидев дело рук своих. Он повернулся и навсегда ушел в другие миры, к другим людям. Только осталось после него одно заклинание. И когда кто-нибудь сможет прочитать его и расплести завязанный им узел, мир наш снова станет шаром, и людям, пожелавшим объехать его вокруг, придется тратить почти четверть своей жизни, двигаясь за солнцем или навстречу ему. Вот тогда снова побежит по дорогам железная машина, а в небо поднимется летающий корабль.
Многоликий замолчал. Из-под его закрытых глаз по щекам протянулись две блестящие дорожки, оставленные скатившимися слезинками.
Несколько минут длилось молчание, а затем я осторожно поинтересовался:
– А где можно увидеть это заклинание?… Многоликий открыл глаза и уставился на меня, словно впервые увидел. Потом, тряхнув головой, он вернулся в настоящее и переспросил:
– Ты что-то спросил, Белоголовый?
– Я говорю, где можно это заклинание увидеть?
– Какое заклинание?
– Ну, ты сказал, что после второго мудреца осталось заклинание, развязав которое, можно убрать границы.
Он некоторое время смотрел на меня недоумевающим взглядом, а затем, словно наконец поняв, о чем я спрашиваю, ответил:
– Это заклинание записано в последней книге мудреца. Только сейчас уже никто не знает, что это за книга… Может, она вообще не в моем мире…
Мы помолчали.
– Да, красивая, но страшная легенда… Но неужели не осталось никаких записей о том, «довоенном» времени? Неужели все, кроме человеческой памяти и фантазии, уничтожено?
Многоликий как-то странно взглянул на меня, а потом будто бы про себя пробормотал:
– …Свихнувшиеся камни?…
Он потер лоб и, коротко бросив мне:
– Подожди, – снова толкнул колокольчик. На этот раз гвардеец запустил в кабинет довольно странную личность, а сам остался снаружи.
Невысокий, еще очень молодой паренек, одетый в простую, чистую рубашку, свободно болтавшуюся поверх таких же простых штанов. На ногах, как, впрочем, и на темной вихрастой голове, у него ничего не было. Он отвесил почтительный поклон, но в глазах его мерцало веселое нахальство, словно он чувствовал себя равным и Многоликому, и, уж во всяком случае, мне.
– Вот что, Игоша, есть очень важное задание для твоих способностей…
Игоша только улыбнулся, ожидая продолжения.
– Нужно вот эту штучку, – Многоликий протянул через стол коробочку с перстнем, – забросить в Храм. Причем сделать это надо на виду у охраны и так, чтобы они подумали, будто ее птица случайно выронила… Как, можно это сделать?…
– Птица выронила?… – пробормотал паренек себе под нос, с интересом разглядывая перстенек. Потом, взглянув на нас, он спросил: – Когда?…
– Чем скорее, тем лучше! Но в любом случае это надо сделать очень аккуратно, так чтобы с тобой ничего не случилось…
– А чего со мной случиться может?… – беззаботно поинтересовался паренек.
– Чего, чего… – передразнил его Многоликий. – Стрелку пустят, вот чего…
– Стрелку?… – задумчиво переспросил Игоша и тут же бодро поинтересовался: – Так можно лететь?…
– Можно… – разрешил Многоликий. – Когда думаешь сделать?
– Так завтра к вечеру… Раньше не успеть.
– Ну я так и думал, – подтвердил Многоликий и добавил: – Действуй!…
Паренек нырнул за дверь, а Многоликий несколько секунд словно смотрел ему вслед, уставившись на закрытую дверь. Потом, повернувшись к зеркалу, погладил раму, включая запись, и снова посмотрел на меня.
– И долго твой Глаз действовать будет?… Вопрос был для меня неожиданным, я, право, об этом не думал, поэтому ответил не очень уверенно:
– Вообще-то до тех пор, пока не разобьется зеркало… или не расколется рубин в перстне… Глаз-то к рубину привязан, а Взгляд к зеркалу…
– Ценными, однако, предметами эти штучки стали, – усмехнулся Многоликий, а затем, немного помолчав, вдруг сказал: – А ведь я, пожалуй, покажу тебе свихнувшийся камень.
И, увидев мой недоуменный взгляд, пояснил:
– Ты спрашивал насчет старинных записей. Так вот нет их у нас. И вообще мы пишем очень редко. Пишется книга, чтобы навсегда установить закон, пишется книга, чтобы поделиться со всеми новым, только что открытым, а больше писать нет необходимости…
– Ну а как же ты, допустим, посылаешь сообщения своим подданным?
– Так просто посылаю гонца, он все что надо и перескажет.
– Да мало ли чего он там наврет! Или забудет половину. А потом, как они могут быть уверены, что посланный прибыл именно от тебя. Если у него есть документ, подписанный тобой, тогда все ясно, а так…
– Да ты – этот… – он неожиданно щелкнул пальцами, вспоминая забытое слово, – …бюрократ. Это как же мой посланник может что-то забыть или тем более что-то соврать. Он ведь знает, что от меня-сокола, от меня-тигра или от меня-акулы он нигде не спрячется. И подданные мои знают, что если кто-то посмеет прикинуться моим посланником, тот долго здоровьем хвастать не сможет! Так что писать нам приходится в исключительных случаях. Но есть у меня камешки, которые мы называем «свихнувшимися». Их немного, и они показывают интересные вещи. Правда, далеко не любой человек может смотреть то, что они показывают, поэтому их так и называют. Камни эти дороже рубинов, алмазов и прочих изумрудов. – Он кивнул на мой палец, украшенный перстнем.
– Редкие эти камни очень… Самое обидное, что после показа такой камень теряет свои свойства. Но так и быть, тебе я такой камешек покажу. – Он оценивающе посмотрел на меня и добавил: – Мне почему-то кажется, что ты способен отсмотреть большую часть того, что тебе камень покажет… Пошли!… – И он энергично вскочил с кресла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});