Когда началось выступление и погас свет, Диего сразу же воспользовался ситуацией и схватил меня за руку. Из-за такого вольного поведения мне пришлось шикнуть на него, и в ответ он принялся делать грубые замечания относительно манеры Изекьеля, и не прекращал своих оскорблений до конца представления. Какая ужасная идея попросить его прийти! Меня терзали еще большие сожаления, чем обычно, ведь мне следовало предвидеть такой исход событий. Как может неглупая в целом девушка порой превращаться в такую простофилю?
Изекьель и Валерия вместе смотрелись просто великолепно, но думать о них мне не хотелось. Демоны, которых, казалось, я истребила, вернулись со своим возмездием. Смотреть, как они танцуют вместе, сущая пытка. Я пыталась спасти нашу дружбу, избавившись от неблагородных мыслей, но в последнее время это мне не удается. Я начинаю недолюбливать Валерию. Очень сильно. Ну вот, я произнесла это вслух. Сказать по правде, я буквально ненавижу ее. Я ненавижу ее попку идеальной формы, похожую на персик. Ненавижу ее идеальные длинные ноги. Ненавижу ее идеальные светлые волосы. Ненавижу ее идеальную длинную шею (которая просто напрашивается, чтобы я свернула ее.) Больше всего я ненавижу ее идеальное танго. Я никогда не ненавидела никого столь совершенного за всю свою жизнь. Моя неприязнь уже столь велика, что, если бы у меня были иголки, я бы стала практиковать вуду, втыкая их в куклы, на которых написано ее имя. Хорошо, что я не умею шить. Я так стыжусь своих злобных намерений, что постоянно льщу ей и пресмыкаюсь, чтобы хоть как-то компенсировать собственные чувства. Поверьте, я никогда не производила впечатление более внимательной подруги.
— Мои поздравления! Ты просто потрясающе танцевала! — принялась восторгаться я. Да она и сама это знала.
— А что насчет меня? — спросил Изекьель.
— Ты лучший, и сам это знаешь, — сказала я, на мгновение забыв, что сижу рядом с Диего, и быстро поправилась: — То есть, хочу сказать, ты был великолепен.
Мужчины немного поговорили на профессиональную тему, сравнивая исполнение некоторых танцевальных фигур. Время от времени Диего под столом гладил мою ногу своей ногой, а я пыталась оттолкнуть его. Изекьель, как казалось, абсолютно не замечал происходящего. А может, ему просто было безразлично?
Пока мужская половина нашего квадрата беседовала, я выслушивала жалобы Валерии на боль в спине. Не помню, чтобы она когда-нибудь не жаловалась на какую-нибудь боль: если не спина, то голова, если не голова, то нога. Я выслушивала ее с поистине ангельским терпением. Ладно, скажу немного по-другому: с терпением человека, чья совесть нечиста. Однако мое терпение было вознаграждено. Изекьель постарался, когда мы наконец добрались домой. И снова моя душа — моя ужасная душа — успокоилась.
14 октября 2000 года
В пять двадцать три утра во вторник Изекьель ушел от меня. Тогда я еще не знала, что он ко мне не вернется. Мой взгляд только что скользнул по будильнику — именно так я поняла, который час. Итак, все произошло пятьдесят девять часов двенадцать минут назад, которые стали самыми долгими пятьюдесятью девятью часами двенадцатью минутами в моей жизни.
В то утро все казалось мне вполне нормальным. Мы заснули в объятиях друг друга, как обычно. Потом встали в два часа, как обычно. И я приготовила ему завтрак, как обычно. И он ушел на практику с Валерией, как обычно.
Но к девяти часам вечера он, как обычно, не явился домой. Я подождала до десяти, когда терпеть уже не осталось никаких сил, и позвонила Валерии.
— Che, Изекьель рядом? — спросила я самым будничным тоном.
— Конечно. Это тебя, — крикнула она. (Раздался такой звук, будто трубку нечаянно уронили, а затем передали другому.) Он был на другом конце линии, но даже не поздоровался.
— Когда ты придешь? Филе стынет, — сказала я.
— Я не приду.
— Что?! Почему? Разве ты не сказал, что вернешься, только сегодня утром? — недоумевала я. Такое ощущение, словно у меня в животе забегали мурашки. Испуг, смешанный с тошнотой.
— Вот именно, я говорил сегодня утром, — ответил он. Я понимала, о чем он. К несчастью, слишком хорошо понимала.
— О чем ты? — изобразила я непонимание.
— Диего рассказал мне.
— Рассказал о чем? — снова задала я вопрос, ибо не знала, что еще сказать.
— Ты шлюха, — бросил он, и его оскорбление обожгло мне щеку больше, чем пощечина.
— А может быть, нам поговорить спокойно, как взрослым людям? — предложила я, хотя спокойствие уже давно покинуло меня.
— Нет, не хочу. — И он повесил трубку.
Я сидела, уставившись на телефон. Минуты бежали, и если я сначала была уверена, что он перезвонит, то затем начала надеяться, что, возможно, он перезвонит, потом уже знала, что не перезвонит, и наконец, почувствовала абсолютную уверенность, что он не перезвонит, одновременно молясь, чтобы он сделал это. Я сидела без движения, размышляя, что мир вокруг меня только что рухнул, и знала, что если поднимусь со стула, то тоже рухну, поэтому сидела не шевелясь довольно долгое время.
В конце концов я нашла в себе мужество переместиться на диван, где свернулась калачиком, словно наркоман на скамейке в парке. Единственное различие заключалось в том, что раны были на моем сердце. Чувствовалось легкое оцепенение от действия анестетика, который я решила назначить сама себе. Не могу сказать, в какой именно момент он перестал действовать, но наконец так и случилось.
Боль оказалась настолько сильной, что я просто не представляла, как мне удавалось ее выносить. Прошло уже пятьдесят девять часов двадцать пять минут с того момента, когда у меня отняли Изекьеля. С тех пор, как я поняла, что в моей жизни больше никогда не будет целого апельсина.
18 октября 2000 года
Сегодня я занималась практикой с Диего, хотя его присутствие меня убивало, а в глубине души мне хотелось убить его. Но другого выхода не было. Поэтому я согласилась танцевать с врагом. Меня попросили выступить в «Виеджо Коррео», а у меня в запасе просто нет другого партнера. Я согласилась, хотя это было последнее, чего мне хотелось. Оставался всего один месяц, чтобы разучить хореографию под произведения Пульезе. Говорят, работа — благословение. Интересно, действует ли это благословение в случае, если работаешь с подлецом. Да еще и с обладателем кривого члена. Только представьте, когда-то я даже считала его привлекательным.
— И как у вас дела с Изекьелем? — спросил он.
— Ты же сам знаешь, — ответила я.
— Нет, не знаю, — отозвался садист.
— Мы расстались. — Я была слишком расстроена, чтобы выяснять с ним отношения сейчас.