где сплетни лишь добавляют красавицам шарма.
Одинокой женщине в Париже и впрямь трудновато. Надо с умом выбирать спутников. «Близким другом» баронессы стал премьер-министр Казимир Перье. Дружба получилась краткой — три недели назад он скоропостижно скончался почти день в день с Жоржем Кювье.
Шевалье мысленно добавил в список и молодого офицера с портрета. Да вы, ваша светлость — черная вдова! Что там мистер Бейтс говорил о вампирах?
— Вы готовы? Пойдемте! Вверх по лестнице — и налево…
Рука, взявшая его под локоть, была твердой и холодной, как сталь. Огюст невольно вздрогнул. Фрак отяжелел, налился свинцом. «Вам налево, сэр!» — позвали его на кладбище Монпарнас. Там он угодил в «жернова» мельницы, здесь — в «Клуб Избирателей». Велика ли разница?
Новенький-новенький-новенький!..
Это бедный шевалье
В нашу компанию, к Маржолен…
Гобелены, портреты, начищенная медь шандалов. Ковер переложен золочеными спицами. Ступени, ступени, ступени… Одно хорошо — не арестуют. Тот, кто принят в «Клуб», — выше подозрений, словно жена Цезаря. Король-Гражданин даровал избирательное право лишь самым богатым — миллионщикам. Франсуа Гизо, земляк Огюста и смертный враг храброго гномика Тьера, был с этим полностью согласен:
«Обогащайтесь, господа — и станете избирателями!»
Шевалье решил не смотреть по сторонам. Она того не стоит, аристократическая берлога. Лучше представим, что мы попали в аквариум. Почему бы и нет?
Биологией он увлекся не сразу. В первые годы учебы отдал дань Корнелю с Расином, даже написал статью о творчестве «сладкоголосого» поэта Ракана. Но перед Рождеством учеников повели в знаменитый аквариум сицилийца Джелико.
Аквариумами парижан не удивишь. Джелико извернулся, предложив уникальную новинку. Посетители имели возможность спуститься под воду по тоннелю из прочного стекла, дабы наблюдать морскую жизнь вблизи. Идея понравилась, хозяин же для пущего эффекта назвал аттракцион — «Весь Париж на дне». Шутку оценили. «Весь Париж» — это и толпа, осаждавшая балаган, и (для тех, кто понимает) «высший свет», узкий круг знати.
Зрители с удовольствием изучали морды средиземноморских рыб, находя в каждой сходство с политиком или банкиром. Великосветские дамы тоже не остались без «пар». Кандидатура рыбы-короля обсуждалась вслух, с немалым пылом. Был даже объявлен конкурс, на котором победил добродушный лентяй-тунец. Повидав «Весь Париж», Огюст твердо решил стать биологом. Отчего бы вновь не сходить в сицилийский балаган?
Билет — полфранка с носа; ученикам Нормальной школы — скидка.
— Рада вас видеть, господа! Спасибо, что пришли… Разрешите представить: мой кузен, шевалье Огюст! Прошу любить и жаловать!
За толстым стеклом — равнодушные морды. Как в атласе: зубатка, бранцин, орада, камбала. Пялятся круглые пуговицы глаз. Чмокают рты — брезгливые, белые. Никому не интересен «шевалье Огюст», чужак-барабулька.
Выдумку баронессы он оценил сразу. Не солгала ни в одной букве, но и правды не сказала. Любуйтесь: вот вам бедный шевалье — гей, гей, от самой реки!
— Очень приятно!..
Аквариум — не баррикада. Ничего, и сюда заглянем на рыбалку, дайте срок. На одном из заседаний Николя Леон не без растерянности констатировал, что после их неизбежной победы возникнет проблема — парижских тюрем на всех врагов не хватит. Считали, пересчитывали… Решили в случае необходимости оборудовать «места для концентрации» за городом — под открытым небом.
Огюст подумал — и предложил использовать ипподром.
— Нет, на Эскотте не бывал. Я, знаете ли, домосед. Хороший ипподром, говорите?
Рыбий язык прост. Пять лет назад, наблюдая немое шевеление губ за стеклом, Огюст, твердо веривший в могущество Науки, прикидывал: «Скоро ли удастся поговорить с макрелью? С морским петухом?» Оказалось — скоро. Главное, самому вообразить себя рыбой — безмозглой, бездушной, с бледной кровью и сверкающей чешуей.
Сразу в косяк примут.
— Браслет из алюминиума? О-о-о-о!
— Да, вы правы, графиня. Он прекрасен!
— Сколько заплатили?
— О-о! А-а-а!..
Хозяйку дома он из виду не упускал — уговор есть уговор. Баронесса стояла возле окна под картиной Ватто «Бобр в Жантийи». К ней подплывали, шевеля плавниками, на миг задерживались — и течение уносило сардин прочь. Шевалье тоже не стоял на месте — фланировал вдоль стены, нигде подолгу не задерживаясь. Был бы просто гостем — помер бы со скуки.
Но поскольку он не гость, а вышибала-натуралист…
— Не смешите меня, виконт! Этот ваш Монте-Кьяра…
— Кристо-Монте!
— Ну хорошо, я не спорю… Ваш граф, как бы его ни звали, обыкновенный фат. Разбрасывать изумруды и рубины способен любой шут. Купить титул — любой прохвост. А вот власть! Настоящая!..
— Над Европой?
— Нет-нет, я имею в виду не Ротшильдов. Верней, не только их. Вы слыхали об Эрстеде, секретаре Датского Королевского общества? Да, Отец Алюминиума. По слухам, он грозит завалить рынок этим металлом…
— Вы шутите, Данглар?
— Ничуть. Представляете, что произойдет с ценами? Рынок рухнет…
— Фи! Какая тоска!
— Хорошо, графиня, не буду. Вы правы, наука скучна. А финансы и того скучнее. Одна любовь поет и пляшет…
— О! Про любовь! Ваш Эрстед выписал себе из Японии любовницу! Говорят, чудовищно хороша собой. И злая, как собака. Кулаком валит русского гренадера…
— Мой бог! Зачем ему японский монстр?
— Алюминиум охранять…
— Знаете, что случилось в салоне княгини Багратион?
Рыбка ловилась — большая и маленькая. Надо лишь вовремя улыбаться, поддакивать — и почаще глядеть на баронессу. Скромная персона «шевалье Огюста» обсуждалась за спиной, хотя и не слишком рьяно. За кого его здесь принимают? — уж точно не за кузена.
…новенький!
— Ах, граф! Ох, маркиза!
— Да что вы говорите, виконт?
— Какая прелесть, моя дорогая!
— О-о-о-о-о!
— А-а-а-а-а!..
Пора выныривать. Этак и захлебнуться можно, с непривычки. Тупые морды смыкали круг, мазали душу слизью; в ушах надрывались колокольцы… Хватит! Огюст высмотрел лакея с подносом и ловко сдернул бокал с лимонадом. Оглянулся, заметил стоящую в одиночестве даму — высокую брюнетку в черном платье; ухватил второй бокал.
— Прошу!
Удивление во взгляде.
— О, благота… Благодарю. Какой каше… кошмар! Совсем разучилась говорить по‑французски. Вы, как я есть понимаю, молодой барон Вальдек-Эрмоли?
3
— Мне тоже приходится блю… соблюдать incognito, шевалье. Да-да, поняла. Огюст, просто Огюст. Но если я спрошу кликать… звать меня «просто Мэри»… О, вы решите, что седая тьётя имеет на вас жуткий и противоестественный вид!
— Виды, Мэри.
— Что? Да, виды… Остановимся на «госпожа Уолстонкрафт». Это звучит, как имя толстого слона с хоботом. Но так я вынуждена подписывать статьи, чтобы отец отца сына… Господи, как это быть правильно? Дедушка моего Перси-младшего не отказался платить за его образование. Моих доходов, увы, не хватает. Вы не репортер, не писатель? Как я за вас рада, Огюст!
Возле баронессы царила мирная суета. Шевалье честно косился в ее сторону, однако опасности не видел. Чего бояться хозяйке особняка Де Клер? Врагов покойного Казимира Перье, премьер-министра? Друзей