— Как они восприняли моё участие?
— А ты как думаешь? Ты бы видел облегчение в глазах Старшей! Ладно, до вечера.
— До вечера, Варана.
Закончив разговор, я собрал себя в кучу, резко выпрямился и в пять секунд закончил процедуры. Да и то большую часть этого времени заняла просушка… На повестке стоял новый разговор, и вести его надлежало в куда как более презентабельном виде. Не стоит будить лихо, пока она тиха. Лишь оказавшись в предбаннике душевой зоны я набрал Тину А`Гийн. Удивительно, но валькирия всегда отвечала на мой зов без задержек и промедлений, что сильно контрастировало с навсегда въевшимся в память поведением Мамы, этой Верховной силовой части Экспансии. Как всегда собранная, сосредоточенная на чём-то своём, беловолосая кошка вопросительно на меня посмотрела.
— Тина, у меня будет к тебе просьба. Поможешь?
— Ты никогда ни о чём не просил меня… с того случая, на Дне Памяти. Помогу.
— Тина. Мне нужно, чтобы ты организовала выходной для ласточек, базирующихся где-то поблизости, и чтобы сегодня вечером слаженная команда охотниц до развлечений оказалась в каком-нибудь увеселительном заведении. Ресторане. В каком — не важно.
— Вот этого — не ожидала, — странно посмотрела на меня метиллия. — Хочется разнообразия? Нет, вряд ли. Я могу узнать, зачем тебе это нужно?
— Ты — моя кошка, я — твой кот. У меня нет от тебя секретов, девочка. Кикки, из стаи…
— Всё! Можешь не продолжать, — резко оборвала валькирия. Её и без того серьёзный взгляд стал особенно цепким, а его замогильный холод прошёлся по нервам, выстужая и промораживая их насквозь. — Сам решил, или кто-то попросил?..
— Я выгрыз у Ордена неделю. Для неё. Я буду тебе благодарен, если…
— Кошак! — девочка на голограмме вся подалась навстречу. Её губы сжались в тонкую нить. — Если вправишь мозги этой дуре или хотя бы дашь ей шанс — получишь своих ласточек в полное распоряжение. Можешь их драть в любой позе, даже с когтями, главное — не задери до смерти. Ты меня понимаешь?..
— Я не собираюсь драть ласточек, кошка. Ни в какой позе, — ровно, смотря ей прямо в глаза, произнёс я.
— Извини, — Тина откинулась в кресле-коконе. Посидела так — прямая, вытянутая в струнку, вцепившись в подлокотники до синевы пальцев. Потом выплюнула коротко: — Звёздные… Ты не представляешь, кот, сколько душевных сил они из меня выпивают! Это мой рок. У всех у вас какие-то закидоны… ты по сравнению с прочими — ангел во плоти. Должно быть, потому что мужчина. Но эта кошка драная перешла все границы. Три раза я драла её до полусмерти! А эта… выбиралась из регенератора, улыбалась, и продолжала в том же духе. Знаешь… Мне кажется, это не извращение. Это протест. Подумай в этом направлении. Вот только что и кому она хочет доказать — боюсь, даже сама кошка не осознаёт в полной мере… Будут тебе ласточки. Я, правда, понятия не имею, где именно они обычно развлекаются. Но как узнаю, сообщу. Действуй.
— Ти. У тебя со мной только личные проблемы. С некоторых пор интересы фракции — мои интересы. Поэтому не надо никаких ласточек, просто прилетай. Я скучаю.
— Заметила, ты с некоторых пор конкретизировал свою любовь к республиканкам. Теперь тебя тянет защищать не всех подряд, а по преимуществу, валькирий. Расставил приоритеты, нашёл свой идеал. Я рада твоему прогрессу. И тоже скучаю. Будь уверен: как бы ни решился вопрос, я прилечу. И Леон… ты правильно сделал, что не стал звонить из душевой.
На последней провокационной фразе девочка отключилась, оставив меня в глубокой задумчивости. Вот ведь… Высшая! Понятно, ни о каком просмотре записей недавнего прошлого речи не идёт — Тине это было попросту ненужно. Простая цепочка рассуждений. Я стою в предбаннике душевой зоны. От кошек мне прятать нечего, значит, мысль позвонить посетила меня именно в душевой или уже в предбаннике. А дальше вступало банальное знание валькирией моих повадок и какие-то мелкие нюансы поведения. Всё же человек, начавший звонить сразу после гениального прозрения, и человек, уже малость отошедший от первого душевного порыва — сильно разнятся. С Высшей всегда так: и просто и сложно одновременно. Просто — из-за этой её понятливости. Сложно — из-за многих подтекстов и непонятных простому смертному мыслей, что бродят в милой головке. Иногда от Тины веяло такой жутью… В такие моменты со всей очевидностью проступало происхождение её странного прозвища. Но при всём при том девочка оставалась удивительно родной и даже уютной. Наверное, я просто привык к контрастности её повадок, они были для меня обычны и привычны, а потому не могли пронять так сильно, как человека неподготовленного. Обратная сторона наших жутких кровавых игрищ, если угодно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все эти мысли пронеслись в голове в считанные секунды, оставив по себе ощущение приятной теплоты к белой кошке. Впрочем, улыбка быстро сползла с лица, когда в коридоре меня подловили две боевые сестрёнки — Триша и Милена. Подруги поймали меня за руки и с силой бросили на стену, наваливаясь всей тяжестью своих тренированных тел. Ладони валькирий впились в плечо и предплечье, а колени придавили бёдра. В мгновение ока мои руки и ноги оказались разведены в стороны и зафиксированы, так что я оказался распят на стене.
Пока я лихорадочно силился понять, чему обязан таким странным обращением, обе кошки принялись сверлить меня взглядами. Особенно в этом усердствовала Ми. Она в последнее время вообще сильно изменилась, и если изменения внутренние вызревали давно, постепенно превращая взбалмошную оторву в выдержанную республиканку, то изменения внешние проявились лишь после полигона. У Старшей возникла весьма острая проблема, имя которой — беременность. Зреющий плод вносил дисбаланс в привычные пропорции тела, ухудшал координацию движений, да и сам по себе становился уязвимым местом. Бить в область живота беременной женщины — это нечто за гранью. Это угроза плоду, то есть новой, беззащитной пока ещё жизни, зреющей во чреве. Чёрная кошка очень чётко ощутила свою уязвимость во время стайной игры, и приняла меры. Она теперь постоянно щеголяла в облегчённой версии экзоскелета. Нет, это был не тот боевой скафандр, к которому мы все так привыкли. Он всего лишь делал её фигуру чуть более громоздкой, зато компенсировал все неудобства беременности.
Новая ипостась моей чёрной кошки отдавала брутальностью. Широкие, сильно раздавшие плечи, мощный торс, обширные полукружия грудей, широкие бёдра с такими же раздавшимися в ширину ногами — вид моей женщины сейчас вызвал бы экстаз у любого политтехнолога внешников. Вот, вот оно — истинное лицо феминистической белой плесени! Мужеподобная дама, на порядок превосходящая по комплекции среднего внешника мужского пола! Как можно восхищаться таким непотребством?! Тем не менее, новый образ Милены был по-своему притягателен. Несмотря на массивность, костюм идеально сохранял пропорции. Всё просто стало чуточку больше. Идеальное облегание с акцентом на анатомические особенности женских прелестей, привычная расцветка формы, с привычным же серебряным шитьём отличительных знаков — всё было эстетически изящно и до безупречности выверенно. Ну и главное — живот больше не мешал ни самой валькирии двигаться, ни мне — любоваться её пластикой. Умели же республиканки устраиваться! Казалось, они предусмотрели все мыслимые в жизни ситуации, и для каждой определили идеальный способ приспособления. Ох, недаром Высшие ели свой хлеб! Да и обычные республиканки, уверен, внесли свой посильный вклад в дело обеспечения собственного же бытового комфорта. Но за костюмом Милены всё же стояла вынужденность. Девочки вынуждены были придумывать неестественные компенсаторы из-за неестественности собственного положения в обществе. Они просто не могли позволить себе на месяцы и годы вырываться из привычного ритма жизни, чтобы выносить и вскормить потомство. Экспансия не желала отпускать их ни на минуту. То, чем испокон веков занимались мужчины — в Республике взяли на себя женщины. Отсюда все их проблемы на ровном месте. Воистину, за всё нужно платить, весь вопрос в соотношении затрат и отдачи. Похоже, в Республике смогли найти подходящий баланс, пусть и извернулись буквой «зю».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})