Стернз: Это было очевидно. Но даже в конце поименного голосования по выдвижению на пост президента ко мне подошел парень из АФТ-КПП и сказал, что у нас есть только 1451 голос для решения этого вопроса. Он называл мне мои собственные цифры, с нашим абсолютно уверенным расчетом на ситуацию по Калифорнии, и не понимал, что мы только что двинули в бой 151 делегата из Калифорнии, чтобы общее число голосов возросло до 1600.
ХСТ: Насколько важно тогда было решение О’Хары? Какие основания у вас были беспокоиться по поводу этого решения? Вы получили в конце огромный приток голосов. Надо полагать, что решение О’Хары уже не имело значения.
Догерти: Да, должно быть. Если бы он решил по-другому, мы бы не… Это отчасти переломило ситуацию, а мы нуждались в перерыве в тот момент.
Стернз: На съезде вы имеете дело не только с цифрами, но и с психологией.
Догерти: Когда поезд отходит от перрона…
Стернз: Если люди думают, что ты проиграешь, голоса могут уйти.
Догерти: Видишь ли, это как на голосовании по Иглтону: ходили слухи, что у нас не хватает голосов.
ХСТ: Да, я был на съезде. Люди пытались уйти.
Стернз: Мы не стали включаться, потому что знали, что у нас есть голоса, а если бы включились, то испортили бы Макговерну официальное представление.
ХСТ: На счастье или на беду.
Догерти: Это первый раз в истории страны, когда речь выдвинутого кандидата на пост президента прозвучала в три часа ночи.
Стернз: Тот час был одним из лучших в истории Демократической партии. Я чуть не заплакал.
ХСТ: Это было лучшее его выступление. Я слежу за кампанией еще с Нью-Гэмпшира, и это лучшее, что я от него слышал.
Догерти: У Макговерна было 126 ребят, писавших для него речь, но я думаю, что окончательный вариант он написал сам.
ХСТ: Чья это была идея — вставить строчку о том, что у вас больше не будет Никсона, помыкающего вами? Это вообще было блестяще…
Стернз: Это была его идея. «Я хочу, чтобы эти двери открылись и с войной было покончено» — тоже его идея.
ХСТ: Это был хороший выстрел в Никсона. Я увидел, что все почти закончилось, и решил смыться. Так что я слушал это уже по дороге, сидя в такси, и водитель — совершенно незнакомый мужик — обернулся и засмеялся.
Куда вы теперь собираетесь?
Стернз: Я узнаю о своих планах из New York Times. Есть вещи, которые я вычитываю из Times прежде, чем кто-либо мне их сообщает. Как я понял из последней статьи Джима Нотона, я должен взяться за штаты к западу от Миссисипи.
ХСТ: Это в сегодняшнем номере?
Стернз: Это было в Times вчера. Вообще я впервые об этом услышал. И это расстроило меня. Кто-то должен был сказать мне раньше…
Догерти: Это тебе от Джорджа Макговерна.
Стернз: Да, но если у него было время поговорить с Джимом Нотоном, то должно было найтись время…
Догерти: А как насчет статьи Дика Стаута в Newsweek?
Стернз: Я не видел ее.
Догерти: Неужели ты не видел ту публикацию в понедельник? О том, что Дик Догерти стал пресс-секретарем и Манкевич отправился в путешествие. А Харт встал во главе кампании.
Стернз: О да, они описали тебя там как опытного профессионального политика.
Догерти: Да. Он опубликовал ее в тот день, когда я был в Мэриленде с Макговерном. Я выяснил, что должен был оказаться там. И пошел к Дику Стауту и спросил: «Где, черт возьми, ты это взял?» Дик Стаут сказал, что он столкнулся с Фредом Даттоном, выходившим из банка в Вашингтоне, и Фред ему все это рассказал. Затем Даттон пришел ко мне и говорит: «Я сомневаюсь, что Каннингем (администратор Макговерна) и эти ребята знают об этом». Так что я ответил: «Я вообще ничего об этом не слышал».
Приехав в город, я немедленно связался с Диком Догерти (пресс-секретарем Макговерна) и рассказал ему обо всем этом раскладе, а он как закричит: «Что за черт!» Потом он вышел на Дика Стаута и выяснил точно, что будет в этой статье, а затем я пошел к Гэри и сказал: «Вот что собираются опубликовать в Newsweek в понедельник. Я думаю, что ребята должны это знать». Даже Каннингем ничего не знал, никто из них. Но это нормально для Джорджа Макговерна, ты же понимаешь.
(Неразборчиво. Свист. Грохот. Самолет.)
ХСТ: Вы уезжаете сегодня?
Стернз: Не думаю. Если мне повезет, я успею на последний завтрашний рейс в Вашингтон. А сегодня хочу посидеть здесь на пляже и выпить.
* * *
Было где-то около половины девятого воскресного вечера, когда я погрузился на самолет, совершавший рейс из Майами в Атланту и Лос-Анджелес. Демократический съезд'72 завершился. Макговерн-таки сделал его, это случилось перед рассветом в пятницу. Принимая чертово выдвижение на пост президента, он произнес отличную, тщательно выверенную речь, которая могла бы произвести впечатление на национальную телеаудиторию… (Корреспондент Time Хью Cайди назвал это выступление «ярким выражением его моралистического восприятия нации»…) Но основная масса средних американцев около полуночи выключает свои телевизоры, а те, кто продержался у экрана до половины четвертого утра по Майами, скорее всего, были слишком обкурены или обдолбаны, чтобы хотя бы просто узнать Макговерна.
Несколько сотен экс-делегатов Маски, Хамфри и Джексона остались в зале, чтобы поаплодировать дипломатичной речи Теда Кеннеди, но начали выходить сразу же, как только появился Джордж. Они толклись у дверей, чтобы из зала с кондиционером выбраться в душную тьму парковки, взять такси и вернуться в один из 65 официальных отелей съезда в надежде застать заключительную часть какой-нибудь вечеринки или, по крайней мере, получить один бесплатный напиток, прежде чем отрубиться на несколько часов сна, а затем вернуться домой на одном из дневных самолетов: обратно в Сент-Луис, Алтуну, Бьютт…
К заходу солнца в пятницу «политические отели» были почти пусты. В «Дорал Бич» — отеле на берегу океана, служившем штаб-квартирой Макговерна — рабочие Southern Bell Telephone выносили из опустевшего штаба что-то похожее на 5000 км разноцветных проводов, распределительные коробки и кабели. Внизу кубинская свадьба (Мартинес — Эрнандес: 8:30–10:30) заполнила огромный украшенный вычурными скульптурами банкетный зал, который десятью часами раньше был забит сотнями изрядно потрепанных молодых волонтеров Макговерна. Они праздновали завершение одного из самых неожиданных и удивительных событий в истории американской политики… По меркам съезда это была тихая вечеринка: бесплатное пиво, траву надо было приносить свою, тут и там люди с гитарами… Никакого лишнего шума: ни улюлюканья, ни криков, ни малейшего безумия…[102]
Атмосфера на победной вечеринке не особенно отличалась от атмосферы на самом съезде: все очень хладнокровно и эффективно, все под контролем… Сделал свою работу — и не болтаешься как говно в проруби, избегаешь насилия, стреляешь через десять секунд после того, как в темноте блеснули белки их глаз.
Такова была и вечеринка Макговерна. Все шло по плану — или почти все: как всегда, было несколько исключений. Мелкие перепалки то тут, то там, но ничего серьезного. Макговерн прибыл в Майами со своим шоу, выверенным так же, как на всем пути из Нью-Гэмпшира до Калифорнии… И, как обычно, на этом фоне все другие шоу выглядели сработанными на редкость небрежно.
Я был привязан к «Дорал» в течение десяти дней, курсируя между отелем и залом съезда с помощью любых доступных средств передвижения: такси, моего взятого напрокат зеленого кабриолета, а иногда и скоростного белого «такси для персонала», то есть катера, который люди Макговерна использовали, чтобы добраться из «Дорал» вниз по каналу до зала, всякий раз, когда Коллинз-авеню оказывалась забита машинами зевак, обозревающих окрестности… И, оглядываясь назад, я думаю, что эти прогулки по воде были единственным, чем я на той неделе действительно наслаждался.
В прессе много писали о «неожиданном всплеске веселья» в четверг вечером, когда делегаты, которые в течение первых трех заседаний были убийственно серьезны, вдруг начали дико бегать по залу и задержали долгожданную благодарственную речь Макговерна до 3:30 ночи, заставив съезд увязнуть в дурацких склоках и препирательствах по поводу выдвижения на пост вице-президента. Newsweek описал это как «комическую интермедию, взрыв глупости со стороны делегатов, которые вдруг вырвались из жестких тисков приличий и дисциплины как раз тогда, когда это было уже никому не нужно».