о самых глупых моих решениях.
– Тебе нужно вернуться. – Бабушка коснулась своего подбородка – пока меня не было, в ее руках появилась дрожь.
Энера ахнула.
– Вернуться? Ни за что!
– Я должна отнести его на место. – Сжав руку матери, я подняла тонкий шероховатый камень. Даже отделенный от остального сердца, кусочек рубиновой жилки продолжал светиться.
Мама взглянула на осколок опухшими глазами. Затем схватила его. Встала. Подняла над головой, словно собираясь выбросить в окно.
– Мама! – Я вскочила на ноги и попыталась вырвать его у нее.
– Этот камень разлучает нашу семью! – закричала она.
– Этот камень, – пространство между нами пронзил резкий голос Каты, – судьба Айи, а не наша!
Мы с мамой замерли. Не выпуская осколок сердца из рук, Энера повернулась, чтобы взглянуть в лицо матери.
– Или ты забыла, – слова Каты были льдом, хотя выражение лица оставалось теплым, – что наш бог рухнул на нашу ферму, жил под нашей крышей и выбрал для себя нашу Айю?
Дрожь пробежала между лопатками. Прошло столько времени… даже я почти забыла.
«Спасибо, бабушка».
Энера плотно сжала губы. Опустила руку. Я не стала забирать осколок, пока она его мне не протянула, избегая моего взгляда.
Взяв камень, я прижала его к груди.
– Нельзя медлить. Вероятно, Зайзи, Тью, Ист и Терет меня ждут. Сайон все еще ждет.
Мама фыркнула.
– Говоришь о божествах так, будто они – твоя семья.
Я усмехнулась, и она тоже с трудом сдержала улыбку.
– Три дня. – Бабушка не предлагала, она требовала. – Три дня дома. Ты выделишь нам ровно столько.
Душевно вымотанная, я не стала возражать. Как и Энера.
Я задержалась дома больше чем на три дня.
Несмотря на облегчение от возвращения, несмотря на радость от воссоединения с семьей и от того, что удалось заполучить осколок сердца, я была совершенно раздавлена.
В каждой тени мне чудилось Забвение. Слышалось в каждой паузе между словами и в промежутке между вдохами. Все три дня, которые потребовала Ката, я не спала. Забыла, как это делается, поскольку корона Луны лишила меня потребности в отдыхе – потребности или же возможности заползти в бессознательность и забыться. И лишь когда на меня навалилось полное изнеможение, я задремала, но даже тогда видела тьму в кошмарах.
Не такой уж страшный кошмар, можете подумать вы: никто на меня не нападал, никто не причинял боли. Всего лишь беспробудная тьма. Полная и непроницаемая. Но я просыпалась раз за разом, обливаясь потом и тяжело дыша, и мгновенно впадала в панику из-за естественной темноты вокруг. Словно я не могла проснуться. Мама стала спать со мной.
Есть тоже было тяжело. Первые несколько приемов пищи почти сразу выходили обратно: желудок не мог ничего удержать. Несмотря на терзавший меня голод, мне пришлось начать с маленьких глотков бульона, как больной, и заново приучать организм к пище. За первые три недели я сильно похудела, пока желудок не пришел в норму. Кишечнику потребовалось немного больше времени.
Я понимала, что должна вернуться в каньоны Лосоко, и в то же время мне хватало здравого смысла осознать, что в таком состоянии я совершенно не готова к путешествию. Я не смогу разбить лагерь, если не способна спать всю ночь. Не смогу идти весь день, если не питаюсь нормально. Но и сидеть на месте я не могла.
Поэтому я работала. Я сеяла, полола и поливала. Я пасла овец, водила Лозу к реке и чинила курятник. Я колола дрова, прибивала доски и чистила стойла, заново приучая себя к фермерству. Заново училась быть человеком, быть свободной и быть самой собой.
Каждый день я взывала к Сайону, умоляя его найти меня, увидеть. Однако без кольца – напрасные усилия. Я так долго отсутствовала на ферме, что он и не думал искать меня здесь. Если вообще искал.
От подобных мыслей тьма в моем сознании сворачивалась в тугой клубок, поэтому я старалась не думать о таком. А когда тьма проступала наружу, когда не получалось сдерживать ее работой, Ката читала мне вслух, а мама пела песни. Цепляясь за их голоса, за их присутствие рядом, я плакала по любому поводу и вообще без повода. Медленно, очень медленно я научилась сдерживать тьму. Кошмары сошли на нет. Организм восстановил вес и вспомнил о былой силе.
Через три месяца после возвращения домой я завела новый альбом для рисования.
На следующий день я собрала вещи и выдвинулась на юг.
Ката не жаловала ласки и объятия, тем не менее я крепко ее обняла перед уходом. Наверное, глубоко в душе я знала, что больше не увижу бабушку. Думаю, и она знала.
Мама решила меня сопровождать. Мы с трудом сошлись на том, что она проводит меня до Фердаунов и вернется на ферму. Ката нуждалась в ней больше, чем я, хотя меня пугала перспектива путешествовать в одиночку.
Река Увод, откуда мы брали воду и где я наш- ла Сайона, на юге поворачивала, поэтому мы пересекали ее во второй раз. Внезапно меня позвал голос, столь низкий, что едва различался. Сперва я приняла его за журчание бурного потока, но поблизости не наблюдалось никаких порогов.
Мама схватила меня за руку, когда на поверхности реки образовался сгусток размером с коровью голову.
– Вам доводилось пить эти воды, – повторил голос.
Положив руку на мамино плечо, чтобы успокоить, я поклонилась божку в воде.
– Верно. Моя семья уже долгое время возделывает эти земли.
Пузырь вырос примерно до высоты Иста. Казалось, он меня изучает.
– На тебе Его след.
Я коснулась шрамов под платьем.
– Вы можете к нему обратиться? К Сатто? Можете передать ему сооб…
Вдруг пузырь с брызгами рухнул обратно в реку, и сколько я ни взывала к таящейся в ее глубинах магии, никто мне не ответил.
Путешествие предстояло долгое, даже если мне удастся привлечь внимание Терета у побережья. Впрочем, наверняка удастся – в конце концов, я несла с собой частичку его любимой. А потом я вспомнила о демонах и задумалась: какие еще существа могут почувствовать могущественную магию, и вдруг они захотят ее отнять?
– Придется спать по очереди, – пробормотала я, когда степь перешла в пологий холм. – Нужно охранять осколок.
Мама кивнула.
– Ты взяла нож?
Я дотронулась до любимого клинка дедушки, висевшего у меня на поясе.
– Да…
Внезапно вспыхнул свет, и я словно оказалась в невесомости.
Мышцы одеревенели. Забвение!
Однако свет не отступал. Напротив, он только усилился. Вокруг был