Читать интересную книгу Амфитрион - Анна Одина

А о пансионе разговоров было много – как в нем самом, так и вокруг. Мол, и дети отобраны лично Магистром (нам, кстати, до сих пор неизвестно, под какой фамилией он действовал в деловом мире), и необычность у этих детей повышенная, и обучают их не тому, чему обыкновенных детей, и все выпускники – готовые хозяева мира… Все это было пустой болтовней. Никакой конспиративной выборки в учебном заведении, одном из многих, которые вполглаза курировал человек, прозванный Делламорте, не было. У него учились те, кому это было нужно, просто принадлежащие «Нинье» заведения для детей быстро получали такую славу, что богатые люди стремились субсидировать их, чтобы отдавать туда своих отпрысков. Склонность людей при малейшей возможности делиться на группы, классы, страты и касты столь сильна, что дополнительно помогать им не требуется, и поскольку пансионов было не так много, для наследников богатых родителей существовал конкурс. Для m-lle Монферран было сделано единственное исключение, и потому умница Ирэн все-таки не зря задирала нос.

Магистр вышел из машины, оглядел пансион, расположенный в старинном шато, – оазис старого камня посреди сияющего майского солнечного света, – и встретился взглядом с девочкой (рядом с нею для порядка следовала директриса). Она изо всех сил удерживала на лице нейтрально-приветливое выражение, хотя все внутри нее пело и танцевало. Магистр умело не заметил ряд носов, прильнувших к окну на втором этаже, но, уже отправив Ирэн в машину, попросил директрису передать преподавателю физики мсье Лебрену (в пансионе детей с первого же года учили, как работает Земля), с урока которого забрал мадемуазель Монферран, чтобы тот тщательнее следил за дисциплиной в классе, если не желает сменить работу на менее обременительную. Как будто услышав это, носы отлепились от окна, и Магистр увез Ирэн в неизвестном направлении.

Описывать путешествия и приключения постепенно подраставшей Ирэн Монферран и «друга семьи» у нас нет ни места, ни желания. Все начиналось с простых походов в места, куда Дельфине отвести дочь не пришло бы в голову. Сначала были улицы городов и лесные тропинки. Не было охраны. Были люди. Ирэн привыкла, хотя и с трудом. А как-то раз Магистр отвез Ирэн – тогда семилетнюю – в Ла Скала на «Тоску». Поначалу она была поражена тем, что оказалась в огромном оперном театре единственным ребенком, но потом напомнила себе, что «друг семьи» жил по каким-то своим законам, и ее пустили бы с ним, наверное, даже в президентский дворец, и отвлеклась. Дельфина была равнодушна к искусствам, ей было некогда, она всегда работала и, передоверив дочь нянюшкам и учителям, мучившим девочку нотной грамотой, совершенно не отдавала себе отчета: Ирэн попросту не знала, что может выйти из этих спотыкающихся значков. А выходило из них нечто очень сильное; взглянув на девочку во время знаменитой «пыточной сцены», Магистр увидел, что она дрожит. Он не стал прерывать впечатление от происходящего предложением накинуть на нее шаль, как не стал и говорить о том, что «это театр», да еще и музыкальный – то есть наполненный условностями настолько же, насколько сейчас была наполнена ужасом за судьбу истязаемого за сценой Каварадосси Ирэн Монферран.

Заключительная ария бедного тенора – это ее, годы спустя, Магистр напомнит Дмитрию Дикому – заставила маленькую Ирэн захлебнуться в рыданиях. Рыдания были настолько ужасны, что Магистр все-таки схватил девочку в аккуратную охапку и вынес на улицу, где им пришлось провести некоторое время на скамейке, ибо Ирэн надо было успокоить. Судя по всему, требовались какие-то объяснения. Но Магистр молчал, ограничиваясь тем, что периодически выдавал своей подопечной очередной платок.

– Это правда? – наконец пролепетала Ирэн.

– Нет, конечно, – ответил Делламорте, прекрасно понимая, о чем идет речь; в его планы не входило облегчать задачу семилетней девочке.

– Правда, что так бывает? – Ирэн еще раз хлюпнула носом и уперлась немигающим и неожиданно материнским взглядом карих глаз прямо в глаза «опекуна».

– А. Это, – Делламорте помолчал. – Да, это правда. Люди иногда применяют насилие друг к другу.

Ирэн продолжала смотреть на Магистра. Он вздохнул.

– И они иногда связывают беззащитным людям руки или просто крепко держат их – беззащитных людей, я имею в виду… Вернее, обычно одного человека, чтобы ему было ужаснее, и мучают его. Или ее.

Слезы на глазах Ирэн высохли. Она изо всех сил смотрела на «друга семьи».

– Откуда вы знаете?

Магистр пожал плечами.

– Я взрослый, взрослые знают такие вещи.

Ирэн опустила голову. Потом, помолчав, спросила, снова подняв глаза:

– А нельзя, чтобы этого не было?

Делламорте неожиданно улыбнулся. Он улыбался так редко, общаясь с ней, что девочка вздрогнула. Ей всегда казалось, что проводя с ней время, он о ней не думает. А просто… сопровождает, отвечает на вопросы, водит гулять, проверяет, как она учится.

– Пока нет, – сказал Магистр. – Но думаю, это поправимо. С другой стороны, детка, если бы не было подобного… не было бы «Тоски».

Магистр отвез Ирэн ужинать и уже совсем ночью вернул в пансион. Они стояли перед спящей каменной громадой, и было ясно, что Ирэн боится пройти двадцать метров до дверей в темноте.

– Проводите меня, пожалуйста, – попросила она, хотя обычно «друг семьи» оставлял ее ровно в начале дорожки, ведущей к зданию. Можно подумать, вся территория не находилась под охраной.

– Хорошо, – согласился Магистр. – Только вы мне за это скажете, что продолжает вас мучить в опере «Тоска». Понятно, конечно, что духовые могли бы более тщательно настроиться по гобою, но вас же явно беспокоит не это.

Ирэн остановилась и развернулась к Делламорте. Чтобы смотреть ему в глаза, которых она почти не видела ночью, ей пришлось очень высоко задрать голову, но Магистр никогда не наклонялся к ней в отличие от других взрослых.

– А мы еще пойдем в оперу? – потребовала ответа Ирэн Монферран.

– Если захотите, пойдем. Только вы должны будете подготовиться и станете сверять музыку по партитуре. Я вам пришлю.

– Тогда я скажу, – очень тихо вздохнула Ирэн. Она, наконец, увидела глаза Делламорте, но не стала смотреть в них дальше. – Я не понимаю, почему… мне больше понравился жестокий тиран барон Скарпиа, а не невинный художник Каварадосси.

Магистр мысленно с удовлетворением отметил, что Ирэн перешло по наследству умение ее матери формулировать проблемы просто, как будто протыкая их насквозь железным прутом, – умение, позволившее Дельфине забраться на бизнес-Олимп. Эта четкость мысли казалась особенно удивительной после представления, где девочка выплакала годовой запас слез. Магистр дал ей закончить.

– Во-первых, мне понравился его голос, – Ирэн робко взглянула на «друга семьи», но тот внимательно слушал, – а во-вторых… В той сцене у меня внутри все перевернулось не от жалости к Каварадосси. А я не знаю, почему.

Ирэн обхватила себя руками.

– Идите-ка домой, мадемуазель, – ровно ответил Магистр. Он смотрел куда-то вдаль и звучал вполне беззаботно. – Я знаю, почему, и вы тоже когда-нибудь узнаете. Право же, это не совсем обычная реакция, тем более в вашем нежном возрасте, но ничего страшного. Лучше так, чем… так, как раньше. Скарпиа не будет вас преследовать. И вы, конечно, еще научитесь любить теноров.

Сказав это, Магистр легко провел пальцами по лбу Ирэн, и она почувствовала, что ей стало тепло и легко. Затем Делламорте пробормотал что-то на незнакомом языке, воткнул ей в волосы неизвестно откуда взявшуюся фиалку, и Ирэн пошла домой.

Конечно, не все походы и поездки Магистра и девочки – а затем и девушки – были так травматичны, как ее первая опера. Как-то «друг семьи» доставил ее в горы, на Монблан, – не заставлял долго карабкаться вверх, преодолевая высоты, а посадил на крыше миланского офиса в вертолет, через положенное время зависший над Белой горой. Они спустились прямо на Мер де Глас в экспериментальном лифте (о котором далекая от технологических прорывов Ирэн даже не слышала), встали на открытую неширокую площадку, и та, поддерживаемая неизвестно чем, опустила их на море льда – на самую крышу Европы. Ирэн оказалась благодарным путешественником – она не привыкала удивляться. А еще она не боялась – знала, что в крайнем случае может уцепиться за руку «друга семьи», как тогда, давно, когда он зачем-то привез ее утром на работу к маме и велел сидеть тихо, пока не позовут. Если она брала его за руку, то знала, что все будет хорошо даже между небом и горой, на открытой площадке, под шквальным ветром. Вот этот ветер и разбивался о края «лифта», не достигая ее.

Ирэн не приходило в голову спрашивать Магистра, почему он показывает ей мир. Путешествия начались, когда она была еще совсем маленькой, и девочка принимала их как должное. Магистр – мамин друг, он такой же, как мама, «деловой человек», а деловые люди, особенно такие богатые, бывают эксцентричными. У нее нет отца – значит, мама доверяла дочь своему другу, ведь отцы нужны всем детям. Но по мере взросления Ирэн – как уже понял читатель, не самая глупая девушка, – замечала, что «узор» их общения не менялся. Магистр не говорил с ней о жизни, как это стал бы делать замещающий отец. Она всегда могла ему что-то рассказать, о чем-то спросить, он внимательно выслушивал и давал искомый совет, а иногда просто ограничивался ироническим замечанием. Тогда она понимала, что советовать нечего, просто ей самой надо иначе реагировать на проблемную ситуацию, выйти из нее, посмотреть со стороны. Иногда ей довольно было увидеть его лицо, чтобы понять – а вот этого ему говорить не надо, это просто чушь; надо ехать туда, куда они едут, смотреть и слушать, а особо важных проблем у нее нет.