Читать интересную книгу Амфитрион - Анна Одина

È stato interessante lavorare con Lei, Mitja, e La ringrazio di questo. Sono consapevole del fatto che, dopo aver letto il testo, Le rimarranno non poche domande. Ciò è sempre inevitabile.

Addio.

– Rodolfo Strattari

12.02.2020[70]

Алена вопросительно смотрела на Митю. Митя улыбался; в письме он понял далеко не все, но фраза «Egli è entrato nell’Ur» показалась ему ключевой, и почему-то ему стало очень легко. Магистр вошел в Ур, и, наверное, все было не зря.

27. Отличница

11.30 a.m.

Представьте, что с высоты птичьего полета вы озираете океан. Правда, речь идет об очень далеком и глубоководном океане, и птицы не долетают сюда. Но все-таки представьте этот панорамный вид: мы летим над волнами и видим сине-белую воду, блики солнца в выемках волн, белые барашки на гребнях, тени рыб, движение морских течений, видим, что горизонт равен кругу, и этот синий круг вод накрыт хрустальным колпаком неба. Наконец мы видим взрезающий воды и небеса корабль.

Это современная парусная яхта среднего размера. Она чистого белого цвета и очень быстроходна. Иногда из-за цвета и быстроходности она как будто исчезает из виду, но потом становится ясно, что это лишь игра света, тени, бликов и неизбежного страха, который не может не испытывать наблюдатель, заброшенный в середину бесстрастного океана. Этот же наблюдатель, приглядевшись, видит не прогулочную яхту, а серьезный парусный корабль, пусть и небольшой. На палубе пусто. Ясный горизонт не приманил наверх из кают ни веселую компанию богатых путешественников, ни океанологов, готовящихся нырнуть поглубже в круглом батискафе, ни роскошных молодых леди босиком или в плоских туфлях на белой подошве (ведь именно так принято ходить по палубе любой уважающей себя яхты).

Спустя некоторое время на палубе появляется человек.

11.40 a.m.

Он один. Наша яхта вообще производит впечатление управляемой нематериальной силой. Никто не отдает команд, не слышен топот ног на лестницах и палубе, не скрипят натягиваемые и распускаемые канаты – только ветер туго и ровно гудит в парусах. Видимо, человек поднялся на палубу из каюты – не мог же он возникнуть из воздуха? Это высокий и худой мужчина с не совсем еще седыми волосами, почти достающими ему до плеч. Возраст его определить тяжело. У него очень темные глаза, в которых отражается морская синева, острые черты лица и плавные, текучие движения. Сколько же ему – пятьдесят, шестьдесят, семьдесят?

Ему гораздо, гораздо больше, да только нам с вами это не поможет: ни на лице, ни на теле его это не отражается. Мужчина облачен в легкий льняной костюм того издевательского молочного цвета, который так любят носить люди, выходящие в море, чтобы подчеркнуть чистоту… своих намерений и своего судна. Он стоит на носу яхты, летящей все дальше в открытый океан, и курит длинную черную сигарету с таким спокойствием, словно находится на палубе прогулочного теплоходика, направляющегося от Тауэрского моста в Гринвич. Его спокойствие успокаивает и нас. Что ж – яхта, океан, человек. Просто мы не видим капитана и команду. Нечего им делать на виду.

Зато мы немного облетим одинокий корабль и посмотрим на его борт. Там написано: Niña. Странно, ведь корабль совершенно не похож на любимую каравеллу Колумба, хотя сообщим по секрету, даже и приписан он к испанскому порту Кадис – тому самому, откуда после третьего плавания великого адмирала доставили ко двору Изабеллы и Фердинанда в цепях.

Значит, перед нами Заказчик. Магистр, доктор Делламорте. Так назвал его водный демон Страттари в письме Дмитрию Дикому, а он, видимо, знал, что говорил. Чтобы уж не оставлять совсем никаких тайн, подтвердим догадку читателя – он же выступил и гипнотизером, явившимся к Геннадию Садко в начале повествования, и денди в сером рединготе, который так радикально расправился с маньяком, терроризировавшим Москву накануне Рождества. Куда же он направляется?

Это нам предстоит выяснить. А здесь заметим, что появление Магистра на палубе «Ниньи» в этот день и час могло и не состояться, ибо – что бы ни написал благородный Страттари Дмитрию Дикому – решающее перышко на весы правды богини Маат положил не московский журналист. Митя справился с полосой препятствий на твердую четверку. Но среди жертв компании «Гнозис» встречались и отличники. Вернее, отличница.

28. Ad usum delfini

Дельфина Монферран была самодельной женщиной, то есть сделала себя сама. Мы не будем рассказывать ее историю полностью, но для лучшего понимания ее характера упомянем, что она происходила из совершенно средней семьи служащего, проживавшего где-то в Нормандии, что количество детей в этой семье отличалось от одного на n, и что Дельфина не была ни первенцем, ни младшей любимицей и потому по реке жизни сплавлялась с самых юных лет самостоятельно. Долго ли, коротко ли, но упорная учеба и природная сообразительность принесли свои плоды. Мадемуазель Серсо (такова была девичья фамилия Дельфины) блестяще закончила коллéж и взяла штурмом экономический факультет Сорбонны. Учась в Париже, она мгновенно и профессионально расцвела внешне, что, впрочем, не помешало ей сохранить прежние приоритеты: уже на втором курсе она написала вскоре ставшую классической работу Milking Hunger[71] о преимуществах снабжения беднейших стран Африки молокопроизводством Китая (с дешевыми российскими лицензиями и ноу-хау на kefir), доказывая статистически сильную закономерность между недостатком молока и порочным кругом нищеты, и сразу после этого начала сотрудничать с Danone. Параллельно, впрочем, предприимчивая Дельфина сделалась промышленным шпионом Nestlé и на полных парах устремилась в царство благополучия и большой коммерции.

Выпускной курс Сорбонны застает Дельфину Серсо с элегантным кольцом белого золота на пальце; для убедительности в кольце жонглирует цветовыми всполохами немаленький бриллиант. Она помолвлена с Жаком Монферраном – собственным деканом, оставившим ради нее жену и троих детей. Помолвка сохранялась в тайне, и даритель кольца стал известен только через полгода, когда мсье Монферран покинул Сорбонну и ушел в аппарат президента Франции главой одного из экономических комитетов. Молодые обзавелись полноэтажной квартирой практически на Марсовом поле, соседом сверху у них был Ален Делон, а в качестве свадебного подарка мсье Монферран преподнес юной жене свое загородное поместье в Фонтенбло. О судьбе бывшей жены и детей отставного декана молва умалчивает.

Дельфина на лаврах не почивала. Безотлагательно забеременев во время медового месяца, проведенного блестящей парой в роскошном путешествии по странам разной степени голодности (впрочем, каким бы третьим мир ни был, человек со средствами всегда найдет, как провести в нем несколько превеселых дней), через положенный срок в августе 1998 года мадам Монферран родила здоровенькую девочку. Девочка росла и была похожа только на мать, будто Жак Монферран не имел к ее производству никакого отношения. Забегая чуть вперед, скажем: в этом была вся Дельфина.

Читатель, наверное, догадался, что экономическая чета съездила в Африку и Латинскую Америку не зря. По результатам поездки мсье Монферран обрисовал президенту несколько предприятий, реализация которых выдвинула Францию в первые игроки на рынках третьего мира. Nestlé к тому моменту с удовольствием пережевывал важные части Danone, запивая заводы, газеты и пароходы конкурента его же питьевыми йогуртами. Мадам Монферран же, не теряя времени, вошла в совет директоров новой трансъевропейской компании Food Planet[72], наслаждавшейся заслуженной поддержкой правительства Франции, и одновременно создала фармацевтическое предприятие Cockayne. Food Planet кормила третий мир продуктами, сделанными… скажем так, с участием ингредиентов тех товаров, которые не нашли спроса в европейских, а потом и американских супермаркетах (корпорация довольно быстро шагнула с берегов Европы в Америку и Азию, став настоящей планетой); «Cockayne» этот же третий мир лечила. А чтобы гарантировать качество, у FP была своя фабрика в венгерском Дебрецене, протестантской столице мира; правда, и существование, и конкретные функции этой фабрики особенно не афишировали. В общем, чтобы зря не темнить, подтвердим: пара Жак Монферран – Дельфина Монферран работала четко.

Пока не случилось то неожиданное, что всегда случается неожиданно. Жак Монферран, которому и было-то всего немного за пятьдесят, неутомимый бегун трусцой, благодаря отсутствию животика (помимо высокого дохода и реноме в бизнес-мире), привлекавший горячие взгляды студенток и прохладный взгляд Дельфины, после утренней пробежки в один несчастливый день свалился, обливаемый холодным душем, прямо на мраморный пол ванной. Инсульт.

За этим последовала борьба за жизнь. Дельфине впору было ставить памятник: она не отходила от мужа ни на шаг, только в часы его сна отъезжала в тот или иной офис, организовала себе рабочее место у одра больного, выписывала ему из далекой России уникальную лекарственную разработку, на которую тратила добрую часть личного дохода, ибо лекарство производилось подпольно на основе редчайшего вещества, добываемого из плаценты и маточного молочка пчел, и параллельно «поднимала» Ирэн, которую до года кормила грудью (идеальной формы).