Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

- Обещаю. Ещё и второй «Беломор» получишь, - Владимир вытащил и положил рядом с собой оставшуюся пачку папирос.

- Тады останавливай, - приказала сельская прорицательница.

Владимир послушно подрулил к обочине и заглушил мотор. Носительница божьих уст поёрзала как улитка, подвигаясь ближе к желающему заглянуть в будущее, взяла иссушёнными, покрытыми тонкой пергаментной кожей, пальцами его руку и настоятельно попросила:

- Гляди мне в глаза.

Он погрузил свой взгляд в голубые перископы и… растворился.

- Подумай, чего ты больше всего жалаешь? – донёсся до затуманенного сознания журчащий голос.

Больше всего хотелось на родину.

- Подумай ещё, может, заблукаешься?

Нет, он не ошибается.

- Тильки гэтага али ещё чего-нибудь так жаж сильно?

Только этого.

Она отпустила его руку, и он как проснулся.

- Ты хочешь вернуться на радзиму, - угадала ведьма.

- Ну? – подстегнул он окриком к продолжению.

Но она не хотела говорить, опять отодвинулась в угол кабины и буркнула:

- Больше ничога ня ведаю.

- Как хочешь, - разочарованно протянул Владимир и, взяв пачку, демонстративно собрался положить в карман.

- Чакай! – остановила судьбоведаница. – Усе хотят ведать правду, а как скажешь, лаются, что оказалась не той, якую ждали.

- Я же сказал: не буду. Говори, что там тебе ещё бог наболтал.

Она укоризненно сверкнула на него синим пламенем, зябко поёжилась и попеняла:

- Не надо так. Зло в цябе на людын копится. Не возвернёшься ты, - и, пожалев, наверное, добавила: - Можа, кады в глыбкой старости.

Оглушённый несправедливым приговором, Владимир зло посмотрел на трухлявую предсказательницу, не веря ни слову, не желая верить, и еле сдерживая себя, чтобы не заматериться по-русски, зло прокричал:

- Зря каркаешь, чёртова перечница. Ещё как вернусь и тебе сообщу в ад. Не верю ни на полслова.

- И правильно, - встрепенулась пра-пра-зловестница, - не верь. Николи дурному не верь. Верь тому, чего чакаешь. Бог – он милостивец, измерив веру и усердие, можа, и поменяет твои карты.

Нет, в милость картёжника он тоже не верил. Верил только в себя.

А тот, кому отказали в доверии, ехидно улыбался, перелистывая тоненькое пока дело подопечного. Убийцей тот уже стал, развратником – тоже, врать научился, вот и гордыня проблеснула со злом, дело осталось за малым. Ничего не скажешь – хорошо ангелица сработала. Оказывается, ломать надо, в первую очередь, веру в себя, а всё остальное сломается походя, и этот божественный постулат будет главным пунктом доклада на сонме. Старушка подвернулась вовремя. Людишки, обманутые, нет, не так – введённые в заблуждение церковниками помимо его воли, убеждены, что ангелы – это легко узнаваемые полупрозрачные белоснежные детоподобные херувимчики, на которых далеко не улетишь, появляющиеся то тут, то там с его вестью. Сказочный лепет! Чиновники, особенно проверяющие и по связям с общественностью, нужны всякие, а стукачи вовсе не должны выделяться из общей массы. Все они могут появиться на земле в любом теле, в любом обличии. Это его тайна. Но он рано радовался удаче с экспериментом.

- Ты прости меня, бабка, - виновато обратился Владимир к предельно съёжившемуся в углу свёртку.

Они снова ехали. Ровный гул мотора успокаивал, и Владимир даже развеселился, не понимая толком, почему так близко к сердцу принял догадки выжившей из ума от недоедания пророчицы. Догадаться-то было немудрено. Ну, кто не хочет вернуться на свою близкую или дальнюю родину? А то, что исключила исполнение желания, так это от обиды, что не отдал папиросы. Тоже ведь человек. Он подкинул к ней обещанный «Беломор».

- Возьми. Не сердись.

- А я не злоблюсь: моё время злобиться ушло, - старушка подобрала папиросы и спрятала в другую потайку – на груди, сверкнув из-под низко съехавших платков голубым миролюбием. – Замёрзла чтой-то.

Показались первые дома Жодино.

- Встречать-то сын будет?

- А ён ня ведае.

На дороге около четвёртого дома справа никого не было. Владимир остановился.

- Приехали. Что дальше?

- Дапамаги выскочить, далее сама дошкандыбаю.

Он вылез со своего места, обошёл студебеккер, проверяя заодно его внешнее состояние, удовлетворённо постукал сапогом по некоторым колёсам, осторожно, чтобы не вывалилась, открыл её дверцу, ещё более осторожно взял её под мышки и, не ощутив веса плоти, поставил божью пушинку на обочину лицом к пустынному дому, не ожидающему дорогой гостьи.

- Ну, топай.

Она послушно зашевелила тяжёлыми лыжами-лаптями, мелко перебирая детскими ножками и расставив локти согнутых рук, словно птица с перебитыми крыльями. Владимир с жалостью и даже с непонятным сожалением, словно расставался с кем-то родным, следил за ней, боясь, что та споткнётся и упадёт. Почувствовав, наверное, участливый взгляд, старушенция остановилась, повернулась к нему всем телом и прозвенела, остерегаючи:

- Бойся пули у спину, обертайся чаще.

И посеменила дальше, навстречу своей отринутой людьми и богом судьбе.

- 4 –

Под впечатлением тревожной встречи с могильной провидицей и своим безысходным будущим Жодино проехал незаметно, на выезде не взял никого из голосующих и, добавив скорости, устремился прочь от несчастливого места. Хотелось скорее добраться до Орши, до третьего, четвёртого, пятого агентов и доказать старухе, что она не права. Унылая дорога покатилась по влажной низине, местами изрытой траншеями, из которых добывали торф, брикеты его сохли по краям, а сами людские выработки заполнились коричневой водой, подёрнутой зелёно-плесневелой ряской. За окнами мелькали порыжевшие стога и скирды, огороженные жердями от скота, который мелкими разрозненными кучками пасся на зеленеющей стерне и в дальних кустарниках. Приближались к Борисову.

Городок, похожий на большую, хаотично построенную, деревню, скоро нанизался на дорогу, разрастаясь в стороны по кривым и узким улицам, на которых виднелись те же, что и везде, следы прошедшей войны. Несколько вдали, за домами, дымили какие-то высокие кирпичные трубы, попадались оштукатуренные строения, некоторые – двухэтажные с небольшими, скорее декоративными, балкончиками, а другие – выжженные изнутри, с зияющими опалёнными пустыми окнами. Деревянный бревенчатый магазин и обязательная придорожная чайная сбоку неширокой пыльной площади, исполосованной тележными колёсами и открывающей вид на властное учреждение с розовым флагом. Неизменные, слоняющиеся где попало, главные городские жители: козы, куры, гуси, утки, а здесь – ещё и индюшки. Потом небольшой спуск к свежевыстроенному деревянному мосту через реку, называемую, судя по карте, Березиной, с раздробленным и расщепленным дощатым покрытием, по которому проезжать надо было медленно и осторожно. Быстро промелькнувшая левобережная, меньшая и более бедная, часть городка, а за ней – всё та же низина с торфяниками, болотцами, мелкими извилистыми мутными притоками, сплошь заросшими тальником, камышом, осокой, серо-коричневая зябь неплодородной земли, а вдали, куда уводила дорога, - леса, леса, леса.

Слившись с машиной воедино, Владимир торопил тандем, отгоняя наваливающуюся тоску. Как-то незаметно оптимистическое солнечное утро сменилось безрадостным пасмурным днём. Бесшумно заморосил холодный мелкий дождь. С натугой заработали дворники, размазывая грязь по ветровому стеклу. Он открыл боковое окошко, вдохнул всей грудью свежий влажный воздух, освобождённый от осевшей пыли. Не помогло. Полная неясность будущего, разворошённая бабкиным предсказанием, утомляла и раздражала, лишала покоя и уверенности в том, что он делал для своего спасения. Ему и самому стало казаться, что вернуться на родину не удастся. Зачем тогда стараться? Для кого? Для дяди Янки? Пора, наконец, обстоятельно обдумать и просчитать все возможные варианты навязанного альянса с завоевателями и, по возможности, подталкивать судьбу к лучшему.

Если он удачно выполнит гнусное задание, то возможны, как ни крути, два исхода. Первый по бабкиному сценарию: его принудят к дальнейшей безвозвратной расконсервации оставшихся агентов, а может быть, даже вполне вероятно - к резидентству. При отказе – пуля в спину от такого, как Трусляк, о чём предупредила старая всевидица, или донос в ГУГБ, что маловероятно, поскольку на допросах вся законсервированная немецкая агентурная сеть станет известной русским в таком же объёме, как и американцам. Значит, остаётся только пуля в спину. Не американский ли агент бабуля? При более щадящем втором варианте его могут вернуть в Германию и заставить работать в своей разведке в русском отделе с последующими убийственными командировками в Россию, так как он хорошо знает русский язык, обстановку, освоился с русской жизнью и проверен на надёжность. Хочет ли он этого? Нет! Можно согласиться на знакомую дешифровку, но для неё надо знать язык победителей, да и вряд ли немцу доверят ответственную работу в святая святых чужой разведки. Tertium non datur – третьего не дано, говорили римляне, выбирая между большим и малым злом. Ему тоже, хотя он и не ворог русским, как верно определила провидица, придётся мириться с меньшим. Третий выход, правда, был, но Владимир его напрочь отметал как абсолютно неприемлемый: окончательно смириться с тем, что он русский, и раствориться бесследно в бескрайних просторах России. К лучшему второму варианту добавлялось приличное приложение в виде судьбы сына. Виктор Кранц не зря напомнил о неоплатном долге – Владимир без Вити не имеет права вернуться на родину. После выполнения задания необходима поездка в неизвестный Оренбург, успокоительно звучащий на немецкий лад. Как к этому отнесутся хозяева и захотят ли помочь, рискуя разведчиком? Если нет, то… тогда он не знает, что делать.