— Она этого не говорила! — воскликнула Хэвер.
— Она говорила что-то в этом роде, — отрезала Дарси. — Не успеем мы оглянуться, как детишки будут приносить в школу резинки вместе с завтраком и заниматься любовью на переменках.
— Дарси, прошу тебя! — взмолился Фергус. — Не надо говорить об этом при Хэвер. Хэвер не следует это слышать.
— Проснись и протри глаза, Фергус. Ребята сегодня знают все и обо всем. Как только Лара Маллори даст им зеленый свет, они начнут совокупляться, как кролики.
Фергус поморщился.
— Доктор не собирается пропагандировать секс, а только хочет предупредить о возможных последствиях занятий сексом.
— Да неужели? Здорово она тебе задурила голову. Просто у нее мало работы, а если девчонки будут беременеть одна за другой, то дел у нее прибавится.
— Мама, ты говоришь глупости.
— Замолчи, Хэвер! Я тебя не спрашиваю.
— Но ты переиначиваешь слова доктора Маллори. Это нечестно.
— Это разговор для взрослых, никто тебя не приглашал принимать в нем участие.
В эти минуты Хэвер ненавидела мать и мечтала разоблачить ее лживость. Но любовь к отцу заставляла ее молчать. Дарси знала об этом и пользовалась слабостью дочери. На лице Дарси появилась довольная улыбка. Хэвер шумно отодвинула стул и с возмущением выскочила из комнаты.
Она слышала, как мать сказала:
— Давай, Фергус, пригласи доктора Маллори на заседание школьного совета. Интересно будет посмотреть, как они вцепятся друг другу в глотку.
— Я думала, я… Наверное, мне не надо было приходить.
Теперь, когда она стояла на крыльце перед парадной дверью Лары Маллори, к тому же освещаемая ярким фонарем над головой, Джейнэллен чувствовала себя совершенной идиоткой. Она не удивилась бы, если бы доктор Маллори захлопнула перед ней дверь. Доктор Маллори имела на то полное право.
— Рада вас видеть, мисс Такетт. Войдите.
Джейнэллен вошла в дом и огляделась вокруг.
— Уже поздно. Наверное, не следовало вас беспокоить.
— Нет, что вы. Как чувствует себя ваша мать?
— Не слишком хорошо. Я к вам пришла поговорить об этом.
Из приемной Лара провела Джейнэллен в жилую часть дома.
— Я как раз собиралась выпить вина. Вы не присоединитесь но мне?
Они вошли в уютную комнату, где на столиках лежали книги и журналы и душистые свечи горели в подсвечниках. Телевизор был настроен на станцию, передающую классические фильмы. На экране шла черно-белая картина.
— Я люблю старые ленты, — объяснила Лара с извиняющейся улыбкой. — Наверное, потому, что у них всегда счастливый конец. — Она выключила телевизор. — У меня есть только шабли. Вы не против?
— Я предпочла бы какой-нибудь безалкогольный напиток.
— Хотите диетическую коку?
— Да, спасибо.
Пока Лара отправилась на кухню за кока-колой, Джейнэллен застыла на месте посередине комнаты. Она забрела в логово врага, а оно оказалось очень симпатичным. Две стены занимали полки с книгами — по медицине, но имелась также и беллетристика в переплетах и мягких обложках. Над камином, где прежде висело чучело оленьей головы, теперь была гравюра Эндрю Уайета[1] . На столике у дивана стояла фотография девочки в серебряной рамке.
— Это моя дочь.
Джейнэллен вздрогнула при звуке голоса Лары, которая вернулась, неся стакан холодной кока-колы.
— Ее звали Эшли. Ее убили в Монтесангре.
— Я знаю. Я вам очень сочувствую. Она была красивым ребенком.
Лара кивнула.
— У меня всего две ее фотографии. Одна здесь, а другая в кабинете. И эти-то у меня только потому, что я их забрала у своих родителей. Все наши вещи пропали в Монтесангре. Мне бы хотелось иметь что-нибудь из вещей дочери. Что-нибудь из игрушек. Ее медвежонка. Платьице, в котором ее крестили. Что угодно. — Она покачала головой, словно отгоняя воспоминания. — Пожалуйста, садитесь, мисс Такетт.
Джейнэллен осторожно опустилась на диван. Лара села на кресло-качалку, в котором, видимо, сидела до прихода Джейнэллен. Вязаный платок лежал на пуфе рядом, и стакан вина стоял на круглом столике.
— Ваша мать находится в больнице?
Джейнэллен отрицательно покачала головой.
— Нет? — Лара явно не ожидала подобного ответа. — Я считала, что в таком состоянии ее необходимо хотя бы на день поместить в больницу.
— Я знаю, что ее следует положить в больницу. — Джейнэллен почти плакала. Она дергала салфетку, подложенную под стакан с кока-колой. — Я пришла потому… потому что хотела узнать ваше мнение. Вы оказались там во время приступа. Я хотела бы знать, что вы думаете об этом как врач.
— Ваша мать определенно не хотела знать моего мнения.
— Мне очень жаль, что она так вела себя по отношению к вам, доктор Маллори, — искренне сказала Джейнэллен. — Если вы сейчас попросите меня уйти, я вас пойму.
— У меня нет для этого оснований. Вы не отвечаете за слова и поступки своей матери.
— Тогда, пожалуйста, скажите мне, что вы думаете о ее болезни.
— Было бы неэтично ставить под сомнение диагноз другого врача, когда я даже не осматривала пациентку.
— Очень прошу вас. Мне надо с кем-то об этом поговорить, а не с кем.
— А ваш брат?
— Он очень расстроен.
— И вы тоже.
— Это так, но, когда Кей расстроен или беспокоится, он… — Она опустила глаза. — Скажем так, что в настоящий момент от него мало помощи. Прошу вас, доктор Маллори, скажите мне свое мнение.
— Основываясь только на том, что я видела?
Джейнэллен кивнула.
— Вы хорошо понимаете, что я могу ошибаться?
Джейнэллен снова кивнула.
Лара выпила глоток вина. Посмотрев на портрет дочери, она глубоко вдохнула, затем медленно выдохнула. Она перевела взгляд на Джейнэллен.
— Что они сделали с вашей матерью, когда привезли ее в больницу?
— Врачи провели предварительный осмотр, но она отказалась там оставаться.
— Неразумно с ее стороны. Они поставили какой-то диагноз?
— Врач сказал, что у нее был удар, но не сильный.
— Я с этим согласна. Делали ли вашей матери анализ крови?
— Да. Ей прописали лекарство для разжижения, крови. Вы это тоже рекомендуете?
— Наряду с повторными анализами и постоянным наблюдением. Они сделали ей кардиограмму?
— Эту штуку для контроля работы сердца? — Лара кивнула. — Нет. Врачи настаивали, но она не хотела задерживаться даже на короткое время.
— Ей сделали сканирование мозга?
— Да, но только после того, как Кей пригрозил, что ее свяжет, если она откажется. Врач сказал, что не обнаружил какого-либо серьезного поражения мозговых тканей. Я не знаю, что это значит.
— Это значит, что у вашей матери нет значительного омертвения мозговой ткани из-за недостатка снабжения кровью. Уже хорошо. Однако это не означает, что снабжение мозга кровью не может прерываться и полностью блокироваться. Он не предложил провести ультразвуковое обследование сонной артерии по методу Допплера?