Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опираясь друг на друга, парочка зашаркала вперед.
Последней в этой странной процессии была величественная старуха, пожилая женщина, так высоко задиравшая подбородок, что, казалось, не видела дороги и могла вот-вот споткнуться. На голове у нее была шляпа Мод в форме тарелки. За ней по пятам следовал другой полицейский, у которого действительно был пистолет.
Мод ахнула.
– Это она, – прошептала она Сунне. – Привидение у меня на кухне! Женщина из некролога! И на ней моя шляпа!
Женщина бросила взгляд в их сторону и при виде Мод улыбнулась. Не грубо, не издевательски. И не робко.
Это была улыбка узнавания. Она тоже узнала Мод.
Точно также на днях смотрел на Сунну уличный музыкант перед «Бумажным стаканчиком». Сунну как будто окатило ледяной водой: ее взгляд метнулся к старику, который ей подмигнул. Ну конечно, он тоже узнал ее. Мужчина из центра города в день угрозы взрыва. Уличный музыкант. Тип, который все нарезал круги у их дома и, как выяснилось, жил в этом доме, наверху, за запертой дверью.
Последняя воля и завещание Ребекки Финли: вторая серия
Ларри
Ларри стал музыкальным критиком. У него уже была одна публикация – настоящая, с гонораром! – и теперь он работал над статьей для «Бритвенного пирога» (эссе из серии «до чего мы докатились» о том, как изменилась панк-сцена за последние тридцать лет). Но он не станет отправлять ее сразу: подождет, пока у него не появится возможность снова посидеть с Маккензи и посоветоваться с ней. Только нужно выбрать момент, когда она будет свободна от внештатного консультирования по вопросам брака и прочей дичи вроде той, с которой он на днях столкнулся. Может быть, она даст ему какую-нибудь рекомендацию. Ларри был настроен оптимистично. Он чувствовал себя крутым. Чувствовал, но не выглядел. Стоя перед маленьким зеркалом в ванной, он вертел головой и рассматривал свои волосы цвета бурой глины, отросшие до подбородка. Спутанные, сальные, здесь и там пробивается седина. Это явно старило его. В последнее время все напоминало Ларри, что он уже немолод, и его это бесило. Может быть, на помощь придет прежняя прическа? Ларри соскучился по своему «ирокезу».
Почти не задумываясь, он взял из ящика туалетного столика бритву и выбрил проплешину над правым ухом. В глаза сразу бросился пирсинг ушного хряща, о котором Ларри почти забыл. Это ему понравилось. Он ухмыльнулся и сбрил еще одну полоску. И тут, как водится, в самый неподходящий момент зазвонил телефон.
Снова Сунна. На сей раз это Ларри даже не взволновало. Настолько мало взволновало, что ему было почти все равно. Почти.
– Привет, Ларри, – сказала она.
– Привет, – сказал он как можно равнодушнее. Может быть, чуть более хриплым голосом, чем нужно, может быть, слишком высоким – не было ли в нем призвука отчаяния?
– Ты сейчас занят?
Ларри посмотрел на кучку волос на стойке. «Мне все равно. Мне совершенно все равно».
– Да, – сказал он. – Я занят. – Он мог гордиться собой. Нет никакого смысла влюбляться в женщину, которой нет до тебя дела, особенно в такую… попсовую. Разве не в этом суть всей панк-сцены? В том, чтобы отвергать попсу и мейнстрим? Индивидуальность и непохожесть, дерзкая, смелая уверенность в себе, бунт против всего, что общество считает красивым? Ларри снова посмотрел в зеркало и вздернул подбородок.
– Ну ладно, – сказала Сунна. – Я только хотела сообщить тебе, что полиция арестовывает старичье, обитавшее в тайной квартире на твоем чердаке.
– Хорошо, – сказал он.
– Хм, – сказал он.
– Подожди-ка, можно с этого места еще раз? – сказал он.
– С какого места?
– С начала, – сказал Ларри. Должно быть, он ослышался. – Начиная с «привет, Ларри».
•Через несколько минут он уже ехал к своему дому. Он владел им уже три месяца и сейчас сильнее, чем когда-либо, предпочел бы ему «линкольн Континенталь» 1974 года. «Говорил же я тебе, Гленда». Ему пришлось пробираться через лабиринт зевак и полицейских машин. Жилички стояли на крыльце с ошеломленным видом и разговаривали с полицейским. Маккензи махнула Ларри рукой.
– Это хозяин дома, – сказала она полицейскому. – Ларри. Ларри, ты не поверишь…
– Я рассказала ему, – сказала Сунна. – По телефону.
– Ну да, о том, что он содержит на чердаке нелегальный дом престарелых. Но разве ты рассказала ему о его тетке?
– Ой! Нет, об этом не рассказала.
– Сунна! – Маккензи рассмеялась. – Это же вроде как самое главное!
– О моей тетке? – вмешался Ларри, но тут же осекся, быстро взглянув на Сунну. Внезапно он вспомнил о проплешине над ухом. Он протянул руку, чтобы прикрыть ее, хотя, конечно, было уже поздно. – Моя тетка? А что с ней такое?
– Она вон в той полицейской машине, – сказала Маккензи.
Ларри вежливо засмеялся.
– Ну, нет, тогда это не она, – сказал он. – Моя тетя недавно скончалась. Вообще-то, как ни странно, это она завещала мне этот дом…
– Сэр, – сказал офицер полиции, – похоже, мы имеем дело с достаточно сложной ситуацией. Ваша тетушка очень даже жива и действительно сидит в той полицейской машине. Она жила на чердаке вместе с мужем и…
– С мужем? – Ларри и думать забыл о проплешине. – Нет, это какая-то ерунда: дядя Гарнет умер уже более…
– Дядя Гарнет, – перебил офицер, – сидит вон в том «крузере»… – Он указал на машину, где сидел мужчина в клетчатой рубашке.
Ларри уставился на офицера так, будто тот только что заявил, что дядя Гарнет перевоплотился в желейный боб.
– Постойте. Что вы сейчас сказали? Дядя Гарнет и тетя Ребекка жили… на чердаке?
Все закивали с одинаковой энергией.
– А что же привидения? – Уже произнося эти слова, Ларри понял, почему тетя хотела, чтобы он держался подальше от чердака. И что именно дядя Гарнет терпеть не мог Селин Дион и обожал спорт.
Офицер, казалось, наслаждался моментом.
– Мистер… э-э…
– Финли.
– Ага, вы тоже Финли, понятно. Так вот, мистер Финли. Могу прочитать вам маленькую и совершенно фантастическую лекцию по семейной истории. Ваш дядя Гарнет, – он фыркнул, – художник.
– Был художником, – упрямо поправил Ларри.
– Когда он «умер»… в каком году? В 2007-м? В 2008-м?
– В 2008-м.
– Да, верно. Когда он «умер» в 2008 году, ваша тетя получила право распоряжаться его работами. Выждав пару лет, она попыталась продать их. Они оба думали, что картины приобретут ценность, потому что художник умер. Люди склонны думать, что именно так это и работает.
– А это не так работает? – встряла Мод.
– Нет, – сказал офицер. – Если тебя никто не знает при жизни, никто не узнает тебя и после смерти. Так что он «умер» без всякого смысла. Ну, а поскольку инсценировка собственной смерти сопряжена с большими… ну, юридическими сложностями, он так и остался «мертвым».
– Но… Нет, но он же правда
- Собрание сочинений. Том четвертый - Ярослав Гашек - Юмористическая проза
- Після дощу - К’яра Меццалама - Русская классическая проза
- Огнецвет - Ольга Корвис - Рассказы / Мистика / Проза / Русская классическая проза / Разная фантастика