class="p1">— Может быть, в одном гробу, — поправила Хельга.
— А где вы видели, чтобы скот хоронили в гробах.
С этими словами заводила бросил факел в их сторону. Ни Храбру, ни Хельге не составило бы труда увернуться от горящего снаряда. Однако скив повел себя неожиданно: его рука трансформировалась в мохнатую когтистую лапу с бурым, почти чёрным мехом, один взмах, снаряд, несущий огонь и ужас, осыпался на пол снопом искр и грудой тлеющих щепок.
— Оборотень значит. Ведьма и оборотень, есть в этом что-то лирическое… — заводила кажется ничуть не смутился от внезапно вскрывшегося факта про его бывшего соратника. — Народ, громи нелюде…
Но договорить не успел. Раздался едва слышный, приглушенный шлепок, а затем голова его лопнула, точно тыква под копытом гнедого жеребца. Все взгляды погромщиков теперь были обращены за спину целительницы. Она повернулась и увидела Герберта, который стоял в дверном проеме и уже опускал длинную воздушную пищаль, снаряд из которой только что размозжил голову заводилы.
У дворфа с собой была не только пищаль, тавровый гномий топор и ростовой щит, размерами больше похожий на дверь гномьей норы. Хозяин лавки и часовых дел мастер решительно шагнул к прилавку, а следом за ним из-за двери показались и другие старейшины Дорг’яль, в чьих руках блестели сталью секиры подгорного племени. Все семеро дворфов были скованы одной цепью из черного булата, что делало их не кучкой рыжих недомерков с оружием своих предков, а превращало в ни что иное, как в полноценный гномий хирд.
Видя подоспевшую помощь, Храбр полностью обратился в росомаху, отчего одежда на нем расползлась на лоскуты. Вот только эта росомаха, размерами не уступала человеку, а когти на лапах длиной ничуть не меньше, чем ножи в руках погромщиков. Но и у Хельги было чем удивить эту толпу. С прошлой встречи с маньяком Чучельником, которых оказалось двое, она имела кое-какой опыт защиты.
В ажурных складках платья, в потайном кармане у целительницы нашлась тростинка как у ведуна Пересмысла, которую Хельга поднесла к губам и дунула. Раздался глухой свист и в лица погромщиков полетели клубы горчичного порошка.
Народ лавинообразно отпрянул, такая атака вызвала панику и смятение в неорганизованных рядах ночных погромщиков. Но они лишь озлобились, потеряв несколько человек, которые плакали и усиленно терли глаза.
Когда народ попер, желая отведать крови нелюдей, Храбр не церемонясь оттолкнул Хельгу в глубь дома. Не время заботится обращением, тем более сейчас, когда она увидела, что скив стоял плечом к плечу с дворфами, которых еще минуту назад шел громить. Девушка бегло осмотрелась, однако никого в доме не нашла, а на месте лаза, через который проникли старшины рода, обнаружился провал. Дворфы не стали тратить время даром и укрыв семью в лаз, просто обрушили вход в катакомбы под городом.
Хельга никогда не считала себя бойцом. Она скорее прикроет тыл, нежели, возьмет в руки оружие. Вот и сейчас гномий хирд выставив щиты, на манер римской черепахи, забаррикадировал собой проход, в лавку в то время, как росомаха словно фурия, врывался в ряды погромщиков, наносил несколько ударов когтистыми лапами, после чего отступал под защиту щитов. И для Хельги в этом строю не было роли.
Не найдя себе применение и не в силах сидеть сложа руки, Хельга поднялась на второй этаж. Судя по меблировке, маленькой кроватке и мелким вещам, разбросанным на полу, комната принадлежала одной из младших дочерей часовых дел мастера. Но не это было важно, а то, что из узкого окна можно разглядеть неширокую улочку квартала Часовщиков. Может хоть это позволит придумать план, или хоть как-то помочь держащим оборону дворфам и росомахе. Ее росомахе.
Сейчас, в момент когда вершилась их судьба, Хельга приняла для себя важное решение, наверное самое важное с момента попадания ее в этот мир. Если эта смутная ночь закончится хорошо, и они вместе с Храбром встретят рассвет, она признается ему во всем и…
Что конкретно произойдет дальше, Хельга не успела предположить, в голову пришла простая и в тоже время гениальная мысль. Распахнув настежь окна, она принялась сбрасывать на столпившуюся перед домом толпу всё, что попадалось под руку: глиняные горшки с цветами, невысокие трехногие табуретки, кованый утюг в который по старинке загружался уголь из очага. Неизвестно как обстояли дела у Храбра с господином Гербертом, но каждый выброшенный целительницей вместо снаряда предмет находил свою жертву. Число этих жертв Хельга подсчитывала, делая мелком черточки на подоконнике — будет что предъявить после боя в качестве собственных заслуг.
От увлеченной бомбардировки целительницу отвлек шум борьбы, однако шел он не с первого этажа. Толпа линчевателей с грудившаяся возле лавки часовых дел мастера, получила удар в спину. На одной из улочек их нестройные ряды теснили несколько колоритных фигур и одну из них Хельга узнала.
Даже сгорбившись этот человек-ящерица был выше любого из толпы. По рыжей коже Саламандры пробегали мелкие язычки пламени. Единственным атрибутом одежды, как и в прошлый раз был то ли пояс, то ли перевязь со стеклянными флаконами. Однако, пока Саламандр не пускал гремучую огненную смесь в дело, обходясь лишь когтистыми лапами. И он был не один.
По левую руку от Саламандра стоял человек-барс! По серебристому меху пробегали голубые молнии, пушистый хвост, едва ли не в длину тела, и налитые силой когтистые лапы. Ни он ни Саламандр не были похожи на тех оборотней, что Хельга встречала в Китеже. Скивские оборотни, меняя ипостась, полностью принимали форму животного-покровителя. Эти перевертыши были другими, не похожими на животных, но еще меньше они походили на людей. Будто на человека натянули звериную шкуру и та приросла к ней, заменив кожу.
Был и третий, однако он не стоял в одном ряду с человеком ящерицей и человеком-барсом, он парил в небе. Кем именно был этот перевертыш, понять было сложно. Каждый раз он, не боясь разбиться, пикировал в толпу, выхватывал кого-то задними лапами, затем на сильных кожистых крыльях поднимал в воздух над землей на несколько метров и бросал вниз.
Целительнице пришла на ум идея: сконцентрироваться и взглянуть на них тем, другим зрением, благодаря которому она могла видеть душу человека и его эмоции. Что-то сама Хельга, по скудности собственных знаний, называла аурой. Стоит ей один раз увидеть всполохи души в человеческом теле, и ни одна маска, ни один гримм, ни один шрам не сможет скрыть личину хозяина ауры.
Но и тут ей помешали. Удалось считать лишь ауру души саламандры