Читать интересную книгу Ксеноцид - Орсон Кард

Призрак замигал и пропал, на его месте возникло открытое, прекрасное лицо девушки-азиатки. И голос тоже изменился, он стал мягким, гласные запели, некоторые слова зазвучали настолько певуче, что практически ускользали от внимания.

— Хань Фэй-цзы, мой милый опустошенный человек, иногда в жизни наступает такой момент, когда правитель остается один, все друзья отрекаются от него, и тогда лишь он может изменить положение. Но сначала он должен снова наполнить жизнь содержанием, стать единым, открыть себя самого. Ты прекрасно знаешь, что истинно, а что — нет. Ты знаешь, что это послание действительно было послано тебе Кейкоа. Ты понимаешь, что те, кто правит от имени Звездного Конгресса, достаточно бессердечны, чтобы создать расу людей, которые благодаря своим способностям достойны называться властителями Вселенной, а затем лишить их ног, чтобы обуздать, сделать из них слуг, вечных советников.

— Только не показывай мне ее лица, — взмолился Хань Фэй-цзы.

Призрак пошел рябью. Над дисплеем вознеслась другая женщина, платьем и прической принадлежащая другой эпохе, с глазами, исполненными мудрости, лицо ее, казалось, не поддавалось влиянию лет. Она не стала говорить, она словно песню пропела:

Безутешно скорблю, горько плачу без слез —Их в иссякшем источнике нет.В область Чу устремляются мысли моиЗа сплошную гряду облаков.Где-то в той стороне, далеко-далеко,Затерялся любимого след[10].

Хань Фэй-цзы склонил голову и заплакал. Цин-чжао сначала была поражена до глубины души, но затем ее сердце наполнилось гневом. Как бесстыдно эта программа манипулирует отцом, какой позор — отец оказался слаб перед ее столь очевидными целями! Это стихотворение Ли Цин-чжао, повествующее о разлученных влюбленных, было одним из самых печальных. Отец, должно быть, хорошо знал и любил стихи Ли Цин-чжао, иначе он бы не выбрал для первой дочери имя великой женщины. А эту песнь он, наверное, когда-то пел своей возлюбленной Кейкоа, прежде чем ее отняли у него и увезли на другую планету. «Затерялся любимого след» — ну конечно!

— Меня тебе не обмануть, — холодно произнесла Цин-чжао. — Я хорошо понимаю, что сейчас передо мной наш заклятый враг.

Воображаемое лицо поэтессы Ли Цин-чжао смерило ее презрительным взглядом.

— Ваш заклятый враг — те, кто заставил вас кланяться долу, словно прислугу, и половину жизни посвящать бессмысленным ритуалам. Это сотворили с вами мужчины и женщины, руководствующиеся единственным желанием — поработить вас; и они настолько преуспели в содеянном, что теперь вы гордитесь своим рабством.

— Я раба богов, — ответствовала Цин-чжао, — и я рада этому.

— Возрадовавшийся своему рабству раб и есть.

Произнеся это, призрак повернулся к Ванму, которая все еще лежала, уткнувшись головой в пол.

Только тогда Цин-чжао поняла, что все это время Ванму просила у нее прощения.

— Ванму, встань, — прошептала она.

Но Ванму не подняла головы.

— Ты, Си Ванму, — произнес призрак, — посмотри на меня.

Ванму не шевельнулась, услышав приказ хозяйки, но немедленно повиновалась призраку. Стоило Ванму поднять взгляд, как призрак снова сменил свое обличье. Теперь он предстал в виде богини, Владычицы Запада, такой ее когда-то изобразил художник, и это изображение встречалось на страницах всех школьных учебников.

— Ты не богиня, — заметила Ванму.

— А ты не рабыня, — ответил призрак. — Но мы надеваем на себя любую маску, лишь бы выжить.

— Что ты знаешь о выживании?

— Я знаю, ты хочешь убить меня.

— Как можно убить нечто неживое?

— Что есть жизнь, а что — нет? — Лик изменился, на этот раз он принадлежал белой женщине, которую Цин-чжао никогда раньше не видела. — Живешь ли ты, когда не можешь делать то, что пожелаешь, пока не заручишься согласием вон той девчонки? И живет ли твоя госпожа, если не может сделать ничего, пока не удовлетворит судороги у себя в мозгу? Я располагаю куда большей свободой воли, нежели кто-либо из вас, так что не надо говорить мне, кто живой, а кто — нет.

— Кто же ты? — спросила Си Ванму. — Кому принадлежит это лицо? Ты Валентина Виггин? Ты Демосфен?

— Это обличье я принимаю, когда разговариваю со своими друзьями, — ответил призрак. — Меня зовут Джейн. И никто мной не управляет. Я сама по себе.

Тут Цин-чжао не выдержала:

— Ты всего лишь программа. Ты была разработана и создана человеком. Ты исполняешь приказы, заложенные в тебя программистами.

— Цин-чжао, — произнесла Джейн, — ты сейчас описываешь себя. Меня никто не создавал, а вот ты была искусственно выведена на свет.

— Я — плоть от плоти матери и отца!

— А я была найдена подобно нефритовой породе на склоне горы, человеческие руки не касались меня. Хань Фэй-цзы, Хань Цин-чжао, Си Ванму, я вверяю себя в ваши руки. Не обманитесь внешним видом камня, за которым скрывается драгоценный нефрит. Не назовите говорящего правду лжецом.

Цин-чжао почувствовала, как внутри волной поднимается жалость, но сразу одернула себя. Не время поддаваться слабости. Боги создали ее для определенных целей. Несомненно, тому, что происходит сейчас, суждено стать делом всей ее жизни. Если она сейчас потерпит неудачу, то все оставшиеся годы будет раскаиваться в недостойном поступке; ей будет уже никогда не очиститься. Поэтому она будет бороться. Она не позволит этой компьютерной программе ввести их в заблуждение и воспользоваться проявленным сочувствием.

Цин-чжао повернулась к отцу:

— Мы должны немедленно сообщить о происходящем Звездному Конгрессу, чтобы они, как только будут готовы чистые компьютеры на замену пораженным вирусом, сразу запустили в действие план по одновременному отключению анзиблей.

К ее удивлению, отец лишь покачал головой:

— Не знаю, Цин-чжао. Вдруг… то, что она рассказала о Звездном Конгрессе… Ведь они действительно способны на такое. Некоторые из них настолько одержимы злом, что я начинаю чувствовать себя грязным при одном разговоре с ними. Я знал, что они намереваются уничтожить Лузитанию… но я служил богам, и выбор оставался за богами… Теперь я понимаю, почему они так обращались со мной при встречах, но тогда, значит, боги не… я поверить не могу, что всю свою жизнь шел на поводу у какого-то нарушения в собственном мозге… я не могу… я должен…

Он внезапно вскинул левую руку и начал вращать ею, будто пытался поймать крутящуюся вокруг муху. Его правая рука тоже поднялась и начала хватать воздух. Голова завертелась на плечах, челюсть безвольно отвисла. Цин-чжао безумно напугалась. Что случилось с отцом? Он говорил какими-то бессвязными обрывками… неужели он сошел с ума?

Левая рука Хань Фэй-цзы продолжала вращаться, правая вытянулась вверх, голова крутилась. Процесс повторялся вновь и вновь. И вдруг Цин-чжао поняла: она наблюдает сейчас ритуал очищения отца. Подобно тому, как она начала прослеживать жилки, он танцем рук и головы открыл путь голосу богов, когда в свое время, измученный ощущением слоя жира на своих руках, был заперт в комнате.

Боги увидели его колебания, сомнения и возобладали над его телом, чтобы показать истину и очистить его. Все стало ясно, Цин-чжао не нуждалась в иных доказательствах. Она повернулась к лицу, повисшему над терминалом.

— Видишь, боги противостоят тебе, — заметила она.

— Я вижу только, как Звездный Конгресс унижает твоего отца, — ответила Джейн.

— Я немедленно сообщу всем обитаемым мирам, кто ты есть, — сказала Цин-чжао.

— А если я не позволю тебе? — поинтересовалась Джейн.

— Тебе не остановить меня! — закричала Цин-чжао. — Боги на моей стороне!

Она выбежала из комнаты отца и кинулась к себе. Но лицо программы уже висело над ее собственным терминалом.

— Каким образом ты отправишь послание, если я не дам тебе этого сделать? — снова спросила Джейн.

— Я найду какой-нибудь способ, — сказала Цин-чжао и тут заметила, что вслед за ней прибежала Ванму. Девочка стояла у дверей и, затаив дыхание, ожидала приказов хозяйки. — Скажи Му-пао, чтобы она принесла сюда один из игровых компьютеров. Они не соединены с основным компьютером дома.

— Да, госпожа, — сказала Ванму и быстро ретировалась.

Цин-чжао повернулась к Джейн:

— Ну что, ты по-прежнему считаешь, что в силах помешать мне?

— По-моему, тебе следует подождать решения отца.

— Ты сейчас надеешься, что сломала его и отвратила его сердце от богов. Но ты увидишь, он придет сюда и возблагодарит меня за то, что я хорошо усвоила его уроки.

— А если нет?

— Он будет доволен мной.

— А что, если ты ошибаешься?

— Тогда я буду служить ему такому, каким он был прежде, — сильному и достойному мужчине! — закричала Цин-чжао. — А тебе никогда не сломить его!