Читать интересную книгу Выбор Геродота - Суханов Сергей Сергеевич

Смертника подняли на корабль. Затем подтащили к борту и просунули голову в весельный порт, предварительно отодрав от досок кожаный рукав. Руки привязали к планширю.

На гавань налетел Борей. Зеленая муть плескалась о пирс, перехлестывая через край. Триаконтера качалась и скрипела, но швартовые тросы прочно держали ее на приколе.

Паниасид был жив. Ему хотелось закрыть глаза, снова впасть в забытье, которое на время спасало от боли. Холодные брызги били в лицо, заставляли отплевываться.

Перед глазами качалась вода, в которой плавал портовый мусор: гнилые луковицы, обрывки пеньковых веревок, щепки, пустой рваный мешок… Чайки с криком пикировали на рыбную мелочь.

Он смог немного повернуть голову набок. Скосив глаза, увидел силуэты на пирсе. На мгновенье ему показалось, что в толпе стоят жена и сын. Растрескавшимися губами смертник прошептал: "Формион… Иола…"

Над лазурью искрились буруны. Солнце то пропадало, то слепило ярким светом. От морской соли раны саднили. Ему казалось, что пытка будет длиться вечно. И этот скрип — так же, наверное, скрипят уключины на лодке Харона.

Паниасид терял сознание, потом приходил в себя. А что это там, в глубине? Из темноты к нему приближалось лицо жены в ореоле водорослей. Иола пристально смотрела на него круглыми рыбьими глазами.

Морок пропал, но сердце стиснула тоска. Он понимал, что продержится недолго. Жить больше не хотелось. Лишь бы ушла боль, тогда наступят покой и тишина. Даже если эта тишина станет вечной, он готов ее принять…

На третий день Паниасид умер.

Волчьеногие сбросили труп мстителя на пирс. Лигдамид презрительно пнул его ногой. Затем отвернулся и с гордо поднятой головой направился к маяку.

Словно говоря: "Так будет с каждым, кто посмеет поднять на меня руку".

Ликс проводил его ненавидящим взглядом. До боли в пальцах сжал рукоятку кинжала под гиматием.

Подумал: "Нет, не сейчас… Третьей неудачной попытки не будет. Я найду способ приблизиться на расстояние удара. Теперь тебе не уйти…"

Херил брел по улице Изготовителей ларей. Он каждый день приходил к дому Лигдамида в надежде встретить убийцу Агесии. Кухонный раб сказал, что "плетеного", который с косой, зовут Гринн.

Саммеот теперь знал об этой улице все.

Вот башмачник вывалил возле мастерской охапку кожаных обрезков. Подождет до вечера — может, кому-то сгодится в хозяйстве, потом сожжет их в сточной канаве.

В этом доме живет педагог. Проходя мимо пастады, Херил слышал детские голоса, хором повторяющие счет: "Один да один — два. Два да два — четыре…"

Рядом с камнерезным эргастерием свалены в кучу обломки известняка. На улицу вышел хозяин в длинном фартуке. Выбрав подходящий кусок, приказал рабу втащить его в перистиль. Когда саммеот возвращался, из-за забора слышался стук молотка по зубилу.

Дома столяров стоят рядом. Каждый день, ровно в полдень, дровосеки пригоняют в квартал подводы с бревнами. На раздачу выходят все — и мастера, и рабы. Начинается толкучка, потому что каждый старается купить древесину получше. Опоздавшим достаются жерди.

За пустырем, заросшим дикой фисташкой, внезапно запела флейта. Владелец пандокеона в хорошую погоду выносил столы прямо на вымостку, чтобы любой прохожий мог заказать себе кружку вина.

Херил пошел быстрее, чувствуя, как забилось сердце. Сунув руку в котомку, нащупал кожаную обмотку ножа. Перед пандокеоном снова сбавил шаг, со скучающим видом заложил кисти за спину.

Розовая свинья на вывеске. Три стола. Один с неубранными объедками. Посетителей мало — время рабочее, а постояльцы еще утром разошлись по делам. Флейтист играет в комнате наверху.

Стол у стены занят краснолицым пропойцей. Сидит и тянет из хои дешевую бурду. Лишь время от времени взмахивает рукой, чтобы отогнать назойливую муху.

А вот за третьим — именно тот, кто нужен. Гринн грыз утиную ножку, переговариваясь с татуированным парнем. Оба прихлебывали вино. Обглоданные кости бросали в кувшин.

Херил прошел мимо, лихорадочно соображая, что теперь делать. Ударить и бежать? А если на следующем перекрестке дежурит скиф-гиппотоксот? Нет, нельзя — догонят.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тогда он вернулся и сел за пустой стол. Вышедший из пандокеона раб сгреб мусор на край столешницы, затем начал возить по доскам мокрой тряпкой. С платана сорвалась стайка воробьев, чтобы склевать упавшие на землю крошки.

Неожиданно синекожий встал, подошел к стене и задрал спереди хитон.

Раб среагировал мгновенно — бросив тряпку на стол, обиженно затараторил:

— Тут нельзя мочиться. Хозяин заметит пятно — мне же и достанется, что не пресек. Вчера я пропустил, так он мне всыпал десять ударов палкой. Отхожее место у нас во дворе, за дровяником. Я следить должен…

— Заткнись! — рявкнул Гринн.

Потом посмотрел на товарища.

— Слышь, Батт, иди во двор.

— Чего? — Синекожий недовольно вскинулся.

Гринн прошипел:

— Нам скандал не нужен. Лигдамид сам не свой после покушения. Не нарывайся.

Батт с недовольным видом направился к воротам. Раб пошел следом. Плетеный снова склонился над блюдом. Сердце гулко забило в виски. Херил выдохнул. Нашарил в котомке костяной нож. Посмотрел на краснорожего — тот дремал, откинув голову на стену.

Ещё секунда — и он резко встал.

Гринн заметил движение, но было поздно. Саммеот в два прыжка достиг стола. Схватив кружку, со всей силы ударил наемника по голове. Тот упал лицом в блюдо.

Херил взял его одной рукой за косу, дернул на себя. Коротко и сильно полоснул ножом по горлу. Плетеный заскреб руками по столешнице. Ногой некрасиво елозил под столом. Потом боком сполз на землю.

Херил бросился к пустоши.

Продираясь сквозь фисташник, мстительно думал: "Это вам за Агесию. Ликс, теперь твой ход".

За спиной слышались крики, но саммеот не боялся погони.

Он точно знал, что уйдет.

4

Сообщники снова собрались в перистиле.

На этот раз Кимон принял меры предосторожности. Фракиец был отправлен с большим клубком пряжи к Эльпинике. Исодика старалась поддерживать с невесткой хорошие отношения, поэтому время от времени делала ей подарки.

Старший сын Лакедемоний под надзором педагога упражнялся на палестре. Фессал и Элей лепили в гинекее животных из воска. Рабыни вместе с хозяйкой наводили порядок в кладовой.

Когда Кимон произнес имя настоящего предателя, Мегакл и Несиот переменились в лице.

— Мы подозревали одноглазого, а нужно было — верзилу, — с досадой пробормотал виноторговец. — Как ты узнал?

— Филомела призналась. Надела подвеску, которую я когда-то подарил любовнице на Скиросе. Ее убили наемники Павсания. Он тогда еще не переметнулся к Артабазу, но уже начал нам вредить. Когда ее нашли, подвески на шее не было…

— Теофраст дал? — догадался Несиот.

Кимон кивнул:

— Точно.

— Получается, что эти головорезы как летучий отряд смерти, — мрачно заметил виноторговец, — успели наследить по всей Элладе. Сначала под командой Павсания, потом Киклопа… Чувствуется рука Артабаза.

Стратег скептически ухмыльнулся:

— На то они и наемники… Не удивлюсь, если ублюдки всплывут в Галикарнасе. Артабаз оказывает поддержку Лигдамиду.

— Получается, Ликид погиб зря, — процедил торговец рыбой и посмотрел на свои руки.

Кимон досадливо вздохнул.

Постарался объяснить:

— Война с персами не закончена. На Кикладах и Спорадах она явная, в Афинах — тайная. На любой войне есть случайные жертвы. Кто определит степень вины или невиновности каждой из них?

Мегакл хлопнул товарища по плечу, чтобы продемонстрировать свою поддержку.

Стратег резонно добавил:

— После смерти Ликида в Совете знати будет больше единства и взаимопонимания. Разве это не благо?

Собеседники согласились.

— Что теперь? — спросил Несиот.

— План у меня есть, — уверенно заявил Кимон. — Но будет нужна помощь Филомелы.

Он посмотрел на торговца рыбой: