Через некоторое время наше дыхание выровнялось, наши тела больше не были мокрыми от купания нагишом. Мэддокс прочистил горло. Я повернула голову в сторону, держа наши спины прижатыми друг к другу. В поле зрения появилась его рука.
Он показывал мне свой мизинец.
Боже, Мэддокс.
Непролитые слезы затуманили мое зрение.
— Друзья? — спросил он низким голосом.
Я обхватила его своим мизинцем.
— Друзья.
Мы оба солгали себе, но так было лучше. Это должно было быть.
***
Мэддокс
Низкий стон вырвался у меня прежде, чем я смог остановиться. Схватив подушку, я накрыл ею лицо, а моя рука потянулась к члену. Это было так неправильно; я не должен хотеть ее. Не так. Никогда.
Так. Блядь. Неправильно.
Прошлой ночью наши тела прижались друг к другу в воде под ночным небом — я чуть не потерял контроль. Я почти трахнул ее, прямо там.
И на мгновение я подумал, что Лила собирается позволить мне.
Мы оба приближались к чему-то опасному, и я не знал, как остановиться.
Потому что я мог думать только о ее губах — о том, как они расходятся, когда она произносит мое имя; ее глаза — как они темнеют, когда она смотрит на меня. Ее гладкая шея — так, как мне хотелось укусить ее мягкую плоть и оставить на ней свои следы. Ее руки… как я задавался вопросом, как они будут ощущаться вокруг моего члена. Ее чертовы сиськи, маленькие и задорные, идеально подходят для моих рук. Она была создана для меня.
Бляяядь.
Я сжал свой член ладонью, сжимая его у основания, прежде чем накачать всю длину кулаком.
Она была в комнате, смежной с моей. Стены были такими тонкими, что она наверняка могла слышать, как я дрочу. Но я не мог остановиться. Я пытался, черт побери. Я пытался.
Мне было тяжело, больно и… я хотел ее. Больше, чем я когда-либо хотел чего-либо в своей жизни.
Я вздрогнул, представив, как засовываю два пальца в ее сладкую киску. Она сжималась вокруг меня, стонала, и я вырывался, дразня ее, пока она не начала корчиться от желания, прежде чем засунуть те же два пальца ей в рот и потребовать, чтобы она попробовала себя.
Такие грязные, грязные мысли.
Из меня полились рваные, гортанные стоны, и я заглушил их подушкой. Я дрочил свой член кулаком, злясь на то, что чувствую, но переполненный такой сильной потребностью, что не мог заставить себя остановиться. Мышцы моих бедер напряглись, мой член стал тяжелым и набухшим в моей ладони, когда я приблизился к своему освобождению.
Так. Блядь. Неправильно.
Так. Блядь. Правильно.
Толстые потоки спермы брызнули на мой живот и покрыли мою ладонь, когда я кончил, струя за густой струей, и я продолжал сжимать свой член, накачивая его, пока мое тело не дернулось, и с моих губ не сорвался рваный, задыхающийся стон.
— Лила.
ГЛАВА 36
Лила
Непонятное давление между нами становилось все труднее игнорировать. Через месяц после нашего пребывания в Калифорнии, которое было напряженным и неловким, ситуация между мной и Мэддоксом оставалась прежней.
Мэддокс стал жестким, и расстояние между нами увеличивалось.
Я хотела бы найти способ все исправить, но было ясно, что назад дороги нет, как бы ни хотел один из нас.
Я сидела на диване, уставившись в телевизор, хотя на самом деле я не смотрела на экран, когда Мэддокс вошел в мою квартиру. У него было пустое выражение лица, а в руке он держал лист бумаги. В последний раз мы виделись два дня назад, после последних экзаменов. Этот семестр был официально закончен.
— Мы едем в Париж, — объявил он. — Я и ты.
Я и ты. Я чуть не рассмеялась, холодным, лишенным юмора смехом. Раньше это было мило, когда мы так говорили, но теперь это причиняло боль.
Я и ты. Но надолго ли, Мэддокс? Мы уже были на грани разрыва.
— Париж, почему? — прохрипела я, прежде чем прочистить горло. Я не хотела, чтобы он прочитал эмоции на моем лице.
— Через четыре дня у меня день рождения. Дорогой папочка подарил мне билеты в Париж. Точнее, он прислал их мне по почте.
Это означало, что его родители явно не планировали провести день рождения Мэддокса вместе с ним. За все годы нашего знакомства я ни разу не видела, чтобы его родители праздновали его день рождения. Ни объятий, ни любви, ни ласки. Это меня злило, так злило то, как они всегда обращались с Мэддоксом.
Он заслуживал лучшего.
Он не был таким сложным, как все думали. Мэддокс Коултер был просто непонятым мальчиком, который нуждался и заслуживал того, чтобы кто-то боролся за него, чтобы показать ему, что он того стоит.
И я собиралась стать этим человеком. Даже если я не смогу стать его девушкой, я стану, по крайней мере, его лучшим другом.
Потому что, действительно, он стоил всей любви — всей любви, которой у него никогда не было, но которую он заслужил.
— Я никогда не была в Париже, — наконец призналась я.
Мэддокс наконец-то искренне улыбнулся.
— Я знаю, и тебе там понравится.
Город любви. И два лучших друга, которым не хватало смелости признать то, что было между нами.
Каковы были шансы? Судьба действительно любила играть с нами жестокие шутки.
Я провела ногтями по бедрам.
— Когда мы уезжаем?
— Завтра вечером. Этого времени тебе хватит, чтобы собрать вещи, верно? — спросил Мэддокс, проходя дальше в мою квартиру, но все еще сохраняя дистанцию между нами.
Я кивнула, а затем похлопала по дивану.
— Присоединяйся ко мне. Я смотрю "Друзей". Это поворотная сцена.
Мэддокс выглядел нерешительным, между нами повисло тревожное напряжение.
Пожалуйста, скажи "да".
Пожалуйста, не оставляй меня. Снова.
Он сглотнул, его адамово яблоко покачнулось от этого движения, и его взгляд переместился на меня и телевизор. Облегчение пробежало по моим венам, когда он сделал шаг ко мне и устроился на диване рядом со мной, не говоря ни слова.
Между нами прошло мгновение, я улыбнулась — почти робкой улыбкой, и мы одновременно повернулись лицом к телевизору.
Через несколько минут жестокое напряжение рассеялось, и наши плечи затряслись от беззвучного смеха над сценой, которую мы смотрели. Наши колени соприкасались — самое короткое прикосновение, но мою кожу покалывало. Мой пульс бился, как товарный поезд, а сердце учащенно билось; он смеялся, и я смеялась, и никогда еще мир не чувствовал себя таким правильным в эту секунду.
Я хотела запомнить этот момент, чтобы потом, спустя годы, когда нас с Мэддоксом будут разрывать наши невысказанные чувства, я помнила, каково это — быть так близко к нему.
***
В ту ночь сон не шел легко. Я металась и ворочалась, думая о Мэддоксе и нашей предстоящей поездке в Париж. Было ли это ошибкой? Может быть. Возможно.
Но я не могла сказать "нет" и хотела провести это время с ним.
Только мы вдвоем.
Боль между ног снова вернулась, мое тело напряглось от разочарования.
С той ночи — ночи, когда Мэддокс напился, — мое тело пылало, горело, кожа была натянута от потребности и боли.
И сколько бы я ни мастурбировала, я все равно чувствовала себя такой пустой после этого, никогда полностью не удовлетворенной.
Мой клитор набух и пульсировал. Потянувшись, я схватила вторую подушку и прижала ее между ног. Я зажмурила глаза, покачивая бедрами вперед-назад, упираясь ими в подушку, пытаясь унять пульсирующую боль в своей киске. Я недооценила, насколько сильно я хотела Мэддокса.
Моя потребность усилилась, и я запульсировала сильнее. Просунув руку между бедер, я сдвинула трусики в сторону, и пальцы нащупали мои складочки, раздвигая влажные губы, а затем переместились выше, к моему набухшему клитору. Я терла и давила на пучок нервов там, в то время как моя киска быстрее билась о подушку, потирая мою обнаженную, чувствительную плоть о мягкую ткань. От трения я почти теряла рассудок, но этого все еще было… недостаточно.
Моя рука подхватила ритм моих бедер. Указательный палец нащупал мой вход, и когда моя киска сжалась, желая наполниться, я медленно ввела палец внутрь. О Боже, о Боже!