Читать интересную книгу Точка Омега - Евгений Шкловский

Если неизвестность и оставалась, то какого-то другого свойства. Без той, прежней, чарующей, переливающейся через край полноты. И тревожила она иначе. Вот заходили люди, потусовались на бортике и сгинули, словно и не было. А ведь не просто же так приходили…

32

Однажды в бассейне появляется странная пара. Сначала стройная молодая женщина в резиновой шапочке, она быстро входит в воду и неторопливо плывет. А минут через десять в зал, опираясь на трость, входит крупный пожилой мужчина, левая нога его не сгибается, он с трудом подволакивает ее. Да и левая рука, похоже, не в норме.

Между тем женщина поднимается из бассейна ему навстречу, берет под руку и помогает спуститься в воду. Теперь они плавают каждый сам по себе, он, загребая только правой рукой, а левой, малоподвижной, чуть подгребая. Получается у него не очень ловко, иногда начинает казаться, что он вот-вот совсем скроется под водой, начнет тонуть, но этого, слава богу, не происходит. У бортика он долго отдыхает, и тогда они со спутницей негромко переговариваются.

Любопытно, кто она ему, думает Вадим. Дочь, жена, медсестра? В их общении, впрочем, не заметно обычной для близких людей интимности. Совершенно нейтральные, отстраненные, почти официальные отношения. Весь вид женщины, казалось, говорит: «Я должна, поэтому делаю, ничего другого между нами нет». Она нисколько не смущается своей обнаженности, хотя вместо «бикини» ей больше пристал бы медицинский белый халат. Нет, чего-чего, а скованности в ней не наблюдается. Видно, с каким удовольствием она плавает.

А вот Вадим с той самой минуты, как этот человек погрузился в воду и тяжело, неуклюже поплыл, испытывает смущение. Краем глаза он видит его метрах в двух от себя и уже не чувствует ни азарта, ни удовольствия. Идиотское чувство вины просто преследует его. Но здесь-то он точно ни при чем, да и человек, судя по всему, вовсе не ощущает себя таким уж ущербным. К тому же с ним симпатичная молодая женщина.

Как бы там ни было, но плавать Вадиму больше не хочется.

Одеваясь, он думает о человеке, который еще остается в бассейне. Спортивная сумка и большие черные ботинки возле скамейки в раздевалке, скорей всего, принадлежат именно ему. Вадим тоскливо ловит себя на том, что его бегство продиктовано не чем иным, как… Ну да, ему просто не захотелось плавать рядом с инвалидом. А собственно, почему? Только потому, что у человека не все ладно с телом?

Он в полной растерянности.

И вдруг догадывается, почему качок Виктор так неприветлив с ним: Вадим для него тоже отстой и должен быть списан в утиль, а все его старания отодвинуть границу между молодостью и старостью, все попытки удержаться на плаву, упражняя тело, – в каком-то смысле мартышкин труд, пустая трата времени и сил. Ну, может, и сохранит он еще ненадолго форму, да только все равно – он уже почти шлак… Ему бы дома сидеть, не дергаться, не занимать чужого жизненного пространства.

Собственно, и он, Вадим, не сильно оторвался от этого человека в бассейне.

33

– Знаете, какой бег мне хотелось бы заснять на самом деле? – как всегда неожиданно спрашивает Володя, когда они в очередной раз встречаются в раздевалке.

Он по своему обыкновению брился возле зеркала, а Вадим только вошел и торопливо стягивал с себя одежду.

– Представьте: необозримое ледяное поле с кое-где громоздящимися торосами. Это может быть большое замерзшее озеро, а всего вернее океан, камера панорамирует его сверху. Лед синевато отсвечивает, снег блестит на солнце. И вот по этой гладкой ровной поверхности бежит человек, он бежит, а позади и вокруг зигзаги трещин, словно молнии, разрывают снежно-ледяную гладь, черными дырами зияют полыньи, вода выплескивается на поверхность, едва не касаясь ног бегущего. Все это будто преследует его, грозя поглотить, а он продолжает бежать, иногда оскальзываясь, прыгая через возникающие на пути расселины, его бег стремителен и в то же время спокоен, в нем не заметно паники, хотя видно, что человек напрягает все силы. Но он не спасается, нет, он словно соревнуется со стихией. Совсем крохотный, он постепенно превращается в еле различимую точку посреди бескрайнего сине-белого пространства. Эта точка не исчезает, она движется…

– М-да, – крякнул Вадим. – Не завидую Росу, если вы устроите ему такое испытание…

– Ну, – сказал Володя, – это ведь вопрос технологии.

– Не слишком ли многозначительно?

Володя жужжал и жужжал бритвой, как бы не слыша вопроса.

Оксана точно так же уходила от ответа или просто переставала слушать, хотя и начинала разговор первая, вроде как обращалась к тебе, а потом раз – и тебя словно нет. Вроде сама с собой разговаривала.

Однажды Вадим спросил Володю: а как же зрение? В смысле: не мешает ли делать фильмы?

Тот снисходительно улыбнулся. Жить мешает, а снимать нет. Может, даже помогает. Он видит то, что видит, а дальше уже работа оператора и всех прочих. Они ткут по его выкройке, вот и все. Они идут туда, куда он их направляет. Кроме того, у них достаточно простора для собственного творчества, в итоге же иногда получается очень любопытно. Никакого авторитаризма. У Вуди Алена есть такой фильм: режиссер неожиданно слепнет, а фильм снимать надо, и он пытается сымитировать зрячесть. Забавно. Сам-то он вовсе не имитирует, а реально видит, пусть и не очень четко. Как будто фокуса не хватает. Вот и задача – сфокусировать так, чтобы все было не просто резко, но так, как нужно. Они ведь все живут в такой вот пелене. А ему по жизни еще и добавилось. Разумеется, он предпочел бы обойтись без такого подарка, но уж как есть. Могло быть хуже.

34

Точно, то самое лицо – крупный нос, узкие щелочки глаз, как бы прищуренных, короткая стрижка бобриком, чуть оттопыренные уши. Наконец-то Вадим видит эту загадочную личность совсем близко (а если это не он?), и не где-нибудь, а именно в раздевалке клуба. Человек полуодет, судя по всему, он уже собирается уходить.

Вадим давно ждал этого момента, этой встречи, едва ли не желал ее. И все удивлялся, что этого не происходит.

– Добрый день! – произносит Вадим, губы его растягивает улыбка.

Вадим почти искренне рад, что они наконец-то встретились лицом к лицу и теперь, не исключено, всё (что всё?) прояснится.

– Добрый, – едва ли не равнодушно отвечает человек, искоса взглядывая на него.

Вадим называет себя по имени и продолжает улыбаться, словно красотка на ресепшине. Еще немного, и у него вырвется что-нибудь вроде «добро пожаловать» или «хорошего вам отдыха».

В ответ человек тоже называет себя, но Вадим странным образом не запоминает имя, а переспросить неловко.

– Мы с вами, кажется, знакомы, – говорит Вадим.

– Правда? – В глазах человека промельк любопытства.

– Ну да, разве не помните?

– Постойте, кажется, припоминаю. – Человек застегивает рубашку, полуобернувшись к Вадиму. – Ну да…

– Правильно, «ауди»… – торопится выговорить Вадим. Сердце колотится так, словно он перед этим пробежал на скорость стометровку. Но весело так колотится, отчаянно.

– А, так это вы? – Он продолжает одеваться. – Да, теперь узнаю. У вас тогда такое лицо было… Словно у вас зуб только что выдрали. Перекошенное все.

– Неужели?

– Я еще удивился, как это вы так неловко приткнулись к той машине. А потом вдруг взяли и уехали.

– Стресс, – задумчиво произносит Вадим.

– Ну да… – Человек натягивает свитер с высоким, закрывающим шею воротом.

Вадиму вдруг становится совсем легко. Наконец-то! Ему больше не нужно прятаться. Теперь этот человек все про него знает. Даже его имя. И он совершенно ему не страшен. Больше никакой неизвестности, никакой загадочности, никакой угрозы… И вовсе он не такой, как показался поначалу, в тот день, когда все произошло, каким потом являлся в удушливых снах. Что-то Вадим даже собирается ему рассказать, личное, словно встретил старого приятеля.

И… просыпается.

Достало!

35

– Вы знакомы со здешним доктором? – как-то спрашивает Эдик. – Очень занятная. И кстати, довольно толковая. Я недавно был у нее на осмотре, оч-чень интересная женщина. Между прочим, несколько полезных рекомендаций мне дала…

Эдик помешан на женщинах, Вадиму это известно, но теперь его разглагольствования вызывают у него неприятное чувство, похожее на ревность.

– Эх, – бывало, вздыхает Эдик. – Какая ундина сегодня плавала в бассейне. Обалдеть! Глаз невозможно оторвать, дважды чуть не захлебнулся. И вроде ничего особенного, ну фигурка, ну ноги… Но плы-ы-ве-ет! Будто нарочно дразнит тебя. Даже и не объяснить, в чем, собственно, очарование. Всегда пытался постичь, разгадать, так сказать, холодным рассудком, в чем притягательность, и всегда мимо. Загадка!

– А зачем объяснять? – спрашивает Вадим.

– Зачем? – Эдик усмехается с некоторой даже горечью. – Ну чтобы все-таки сохранять хоть какую-то независимость. Не знаю, как вы с этим справляетесь, а я пасую. Сколько раз пытался, и все напрасно. И главное, ведь известно, что физиологически все однотипно, ну с небольшими, так сказать, вариациями. Пора бы уже успокоиться, а не могу. Проплывет такая вот – и ты уже себе не принадлежишь.