Ричард, сынок, старина, теперь твоя очередь стрелять. Придется тебе поменять планы. Ее же нокаутировали, и хотя ты тут ни при чем, ведь это твое появление так изменило ее жизнь! Отклонило «карму». Ну так давай. И неважно, сколько там бравых и крепкогубых молодцов поработало. Раз уж появится ребенок, стало быть, ей нужен муж, иначе покоя не будет! Она не будет счастливой. А молодая мама должна быть счастлива. Черт возьми, парень, ты же сочинил не меньше дюжины таких трогательных книжек и сам знаешь, что полагается делать. Ну так и сделай это!
Вот я и пошел:
— Послушайте, Гретхен, вам так легко от меня не отделаться! В последнюю пятницу в «Счастливом Драконе» (пусть мне всего лишь кажется, что это было тогда, хотя по вашему подсчету времени вы на своих «временных осях» немало порезвились!), так вот, в последнюю пятницу по моему календарю вы обещали выйти за меня замуж. Это произошло в «Спокойных сновидениях» доктора Чана, помните, и… если бы Хэйзел тогда не проснулась, мы бы вашего бэби заделали вместе! Мы с вами это знаем. Но Хэйзел не дала этого сделать, — я поглядел на жену. — Интриганка! А вы, Гретхен, не вздумайте ни на секунду усомниться во мне: я не откажусь от женитьбы, даже если кто-то там и «нокаутировал» вас, пока я валялся больной! Вы но смеете так даже думать! Скажи, Хэйзел! Ей не избежать брака со мной, не так ли?
— Не избежать. Гретхен, решено, ты выходишь замуж за Ричарда.
— Но, бабушка, я ничего такого не обещала! Не обещала!
— А он говорит — обещала. В одном я, во всяком случае, уверена: когда я проснулась, вы уже собирались заделать ребеночка. Возможно, мне тогда следовало затаиться, как опоссуму, — моя жена чуточку помолчала. — Но в чем же дело, милая девочка? Я уже сообщила Ричарду о твоей просьбе в отношении его и о моем согласии. А теперь он и сам это подтвердил. Так в чем же дело? Ты отказываешься?
— Ф-фу… — Гретхен обхватила себя руками. — Это когда же было? Когда мне не стукнуло и тринадцати. И я еще понятия не имела, что вы моя прапрабабушка, и называла вас Гвен, помните? И я тогда обо всем рассуждала как лунни. Но ведь здесь, на Терциусе, никто и не думает, есть ли муж у женщины с ребенком! Вот на второй Гарпии каждая «птичка» имеет «птенцов» и лишь у считанных есть мужья. Три месяца назад мы воевали в Фермопилах[44] и дали грекам на этот раз выиграть. Нас повела резервный командир, поскольку наш полковник… в это время рожала. У нас с этим просто, и зуда ни у кого не бывает. А в Бар-релхаузе, Ричард, у нас собственный детский приют. И мы вполне можем о себе позаботиться, правда-правда!
— Гретхен, — твердо заявила Хэйзел, — моя прапраправнучка не будет расти в приюте. К черту это, дочка! Я сама выросла в приюте и не позволю так поступить с твоим ребенком! И если ты не желаешь войти в нашу семью, то, по крайней мере, позволь усыновить ребенка.
— Нет!
Хэйзел закрыла ей рот рукой.
— Я должна обсудить это с Ингрид.
— Нет! Ингрид не мой начальник, так же как ни один из вас. Бабушка Хэйзел, я, когда покинула дом, была ребенком, невинной девочкой, робкой и ничего не знавшей о мире. А теперь я не дитя и уже много лет не девушка. Я — военный ветеран, и меня ничем не испугать, — она прямо посмотрела мне в глаза. — И я не желаю ребенком заманивать Ричарда в брак!
— Но, Гретхен, вы вовсе не заманиваете меня. Я люблю детей и хочу на вас жениться.
— Хотите? Почему? — спросила она печально.
Все это выглядело слишком патетично, требовалось немного разрядить обстановку.
— Почему я желаю на вас жениться, дорогая? Чтобы отшлепать вас по попке и заставить ее порозоветь!
Гретхен открыла рот, потом улыбнулась, и на щеках ее показались ямочки.
— Смешно!
— Не так ли? Может, ребенок и не такая уж приманка для брака, но шлепки — дело другое! Попытайся я проделать такое с чужой женой, муж бы запротестовал. А может, и она сама. Или оба. Дело рискованное. Одинокая девушка, коли ее отшлепать, может попытаться женить на себе, хотя ничего, кроме шлепков, ей не достанется. Поэтому женюсь-ка я лучше на вас: вы к этому привыкли дома, и вам, кажется, это по вкусу! Кроме того, такая солидная попка вполне это выдержит. Я ведь шлепаю сильно. И грубо!
— О Господи! Откуда вы взяли, что мне это нравится? — (А почему твои глазки так потемнели, дорогуша?) — Хэйзел, он что, серьёзно это говорит? И грубо шлепает?
— Не могла выяснить, милая. Я бы в ответ сломала ему руку, он это отлично знает…
— Неужели, Гретхен, я бы сделал это против чьей-то воли? Никаких неразделенных удовольствий! Тем более что я совершенно бесправен. Я займусь этим, только если выйдете за меня.
— Перестаньте!
Гретхен вскочила, чуть не затопив наш плавучий столик, вышла из бассейна и побежала прочь из парка.
Я смотрел ей вслед, пока она не исчезла из виду. Вряд ли стоило за ней бежать, имей я даже две нормальные ноги. Она унеслась, словно спугнутое видение.
Я вздохнул:
— Ну что, ма, я попробовал, но ноша оказалась неподъемна!
— В другой раз, милый. Она же хочет! Вернется.
Ксия задумчиво заметила:
— Ричард, вы пренебрегли всего лишь одним словом: «любовь».
— А что это такое, Ксия?
— Это единственное слово, какое хочет слышать женщина, когда ее зовут замуж.
— Но мне это ничего не объясняет.
— Ладно, я знаю лишь функциональное определение. Но… Хэйзел, вы же знаете Джубал Хэршоу? Члена семьи Сеньора?
— Много лет. Но какая здесь связь со словом…
— Она лучше меня определит его суть.
— Пожалуй.
— То определение любви, которое, по моему разумению, Ричард должен был честно использовать в разговоре с Гретхен. Доктор Джубал говорит, что слово «любовь» подразумевает субъективные ощущения, при которых благоденствие другой личности — непременное условие вашего собственного счастья. Ричард, мне кажется, что вы именно это продемонстрировали в отношении Гретхен.
— Я? Женщина, вы не в своем уме! Я всего лишь стремился загнать ее в безвыходную ситуацию, когда смог бы столько шлепать ее по попке, чтобы та порозовела. Сильно. Грубо.
Я выпятил грудь, стремясь показать себя настоящим «macho», но, боюсь, это никого не убедило. Слишком еще я был слаб для такого вида, черт возьми!
— Я все поняла, Ричард! Очевидно, чаепитие окончено? Хэйзел, а что, если вы посетите мое жилище? Я так давно не виделась с вами! Я приглашу и Чоу-Му, он, наверное, еще не в курсе, что Ричард покинул «Поля Леты»!
— Неплохая идея, — согласился я. — А нельзя ли отыскать и папу Шульца? И еще — не принесет ли одна из вас, милые лед и, мою палку? Я, наверное, мог бы и сам обойти бассейн, но не уверен, что стоит рисковать.
Хэйзел подтвердила:
— А я уверена: рисковать совершенно не стоит. Ты достаточно сегодня находился. Тийна!
— Где там бунтуют?
Нельзя ли соорудить «ленивый стул»? Для Ричарда?
— А почему не на троих?
— Достаточно одного.
— Сейчас нарисуем. Ричард, вы бы сами поддержали ее, она же слабеет. Нашу воительницу нокаутировали!
У Хэйзел дрогнул подбородок.
— А я и забыла, что мы тут не одни, Тийна!
— Не волнуйтесь так. Я же ваша подружка, и вы это знаете.
— Спасибо, Тийна!
На выходе из бассейна Ксия остановила меня, обвила руками, посмотрела в глаза и негромко, но достаточно внятно, чтобы привлечь внимание Хэйзел, произнесла:
— Ричард, не так уж часто приходится видеть проявление благородства. Я не в положении, да и муж мне не нужен. Но если Хэйзел вас отпустит, можете рассчитывать на медовый месяц со мной в любое время. Да вы оба можете на это рассчитывать! Вы оба настоящие рыцари. И Гретхен это знает.
И она торжественно меня поцеловала. Освободившись, я ответил:
— Это не благородство, Ксия! Я просто применяю нетривиальные методы совращения. Видите, как легко вы на них поддались? Хэйзел, подтверди!
— Ксия, он и вправду по-настоящему благороден!
— Ну что? — торжествующе воскликнула Ксия.
— Но он по-глупому боится, что кто-нибудь это поймет.
— О, чепуха! Позвольте, я расскажу о своей училке в четвертом классе…
— Сейчас не время, Ричард. Ты еще не отшлифовал эту байку. Ксия, он же мастак рассказывать постельные истории!
— Когда не занимаюсь шлепаньем. А ваша попка, Ксия, тоже от этого розовеет?
Как выяснилось, мой недавний «завтрак» имел место после полудня, так что в самую пору было ужинать. Вечер оказался весьма приятным, но в моей памяти он сохранился сугубо отрывочно. И вовсе не из-за алкоголя: я не пил. Но, как узнал позднее, пребывание в «Полях Леты» имеет некое последействие, сравнимое с опьянением. «Лета» способна беспорядочно влиять на память даже тогда, когда пациент уже вышел из «мертвой зоны». Как долго? А, ладно, — TAHSTAAFL! Небольшие провалы памяти не так пагубны, как последствия наркотиков.