Энн и Ричард теперь танцевали рядом. Она поймала мой взгляд и беззвучно произнесла: „Скажи ему“. Я задумалась: выдержит ли мой мочевой пузырь? „Выкладывай“, — пробормотала Энн, когда они стали ходить вокруг нас. На меня одновременно давили и мочевой пузырь, и разум. Эта песня походила на сигарету, которую куришь под Новый год, — такая же бесконечная.
— Шон, — начала я.
Он склонил голову к моему уху.
— Я рассказала Энн и Кло о ребенке, — нервно прошептал я.
Он осторожно кивнул.
— Я знаю о нашем обещании, но глядя на меня, всем стало ясно и…
— Я рассказал Ричарду и Тому, — фыркнул он, вращая меня.
Я переваривала информацию.
— Придурок!
— Что? — спросил он с невинным видом.
— Я страшно переживала. Я думала, что нарушила серьезную договоренность.
— Что ж, так и есть — просто так получилось, что и я тоже.
Шон ухмылялся так, как обычно делал, когда был доволен собственной персоной. И вот все превратилось в реальность. Я не плакала, но одной слезе все же удалось сползти по моей щеке.
— Я очень рада, — почему — то сказала я.
Он наклонился к моему лицу.
— Я тоже,
Наши носы соприкоснулись, и поскольку расстояние оказалось слишком близким, мне показалось, что его глаза танцуют. Конечно, дело было в светомузыке. Я показал Энн жестом, что все в порядке, и они с Ричардом навалились на нас, а к ним присоединились и жених с невестой Мы все обнимались, целовались и хлопали друг друга по спине, и мое сердце, однажды разбитое, окончательно ожило и наполнилось жизнью. А всего лишь каких — то полгода назад это казалось невозможным.
* * *
Я узнала сад, утопающий в экзотических цветах, растущих из мягкой зеленой почвы. Горящий куст продолжал сиять вдали, и больше не понимая, где я и что я делаю, я целенаправленно зашагала к багровому солнцу, висящему над деревом, напоминающим паука. Забираясь на пригорок, я разгладила юбку и поправила волосы, но взгляд мой был прикован к вращающемуся солнцу. Пригорок становился плоским, когда я приближалась к цветущему дереву, на вишнево — розовых ветвях, которого танцевали голубые маки. И снова невидимая рука бросила в меня багровое солнце. Я ударила по нему, и оно отскочило назад.
Джон поймал его и улыбнулся.
— Ты вернулась, — сказала он, перекидывая солнце через плечо.
Мы обнялись.
— Мне нужно было повидать тебя, — ответила я, как будто поход в гости к мертвецу был в порядке вещей. — Я заинтригован. — Он сел под дерево, я расположилась рядом ним, щурясь от света, исходящего с неба.
— Сегодня Кло вышла замуж.
— Да?
Я кивнула.
— Четырнадцатого июля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года она поклялась, что никогда не выйдет замуж, — вспомнил он.
— К чему ты клонишь? — усмехнулась я.
— Она должна мне двадцать фунтов. — Джон рассмеялся, и я пихнула его.
— Она очень счастлива. Том, ее муж, он смешной. Он бы понравился тебе.
— Хорошо, — сказал он, и я заметила, что он неподвижно сидит и смотрит, словно Ганди.
— Я все еще люблю тебя, — напомнила я ему.
— Ты всегда будешь любить меня, — повторил он произнесенные когда — то мной слова. Я не готова была рассказать ему про ребенка.
— Это ты послал меня в тот переулок, чтобы я получила по голове?
— Не могу брать на себя такую честь, Зена (Храбрая и воинственная героиня приключенческого телесериала 3ена — королева воинов). — Джон усмехался. — Но готов поспорить, шоу получилось неплохое. Я снова пихнула его. Мы сидели молча, и я набиралась смелости.
— Ты был прав, — сказала я, стараясь, чтобы он смотре мне в лицо.
— Да? — вопросил Джон. И казалось, он находился в тысячах милях от меня.
— Последний раз, когда ты сказал, что я влюбляюсь.
— Ты был прав. — Как только эти слова слетели с моих губ, я склонила голову, больше не желая видеть цвет его глаз.
— Я рад.
— Рад, — повторила я с отвращением. — Это еще что за слово — „рад“?
Он не слушал меня.
— Слово „рад“ употребляла Полиана (Поллиана — героиня рассказов американской детской писательницы Э. Портер (1868–1920), находящая причины для радости в самых безнадежных ситуациях), — блеснула я эрудицией. — Пятидесятые годы, фильмы „для просмотра детьми в сопровождении взрослых“, разве не так?
— Ты хочешь услышать другое слово? — спросил он, снова ухмыляясь.
— Нет, ты прав, — призналась я, закончив свою небольшую тираду.
— Он любит тебя не меньше, чем я, — сказал Джон кивая.
„Ух ты!“ — подумала я. Конечно же он горел желанием чтобы я принялась рассказывать ему подробности. Хотя он и так все знал.
— Это как? — рискнула спросить я, но Джон высмеял меня.
— Хочешь прогуляться? — вместо ответа предложил он, и перед нами появилась желтая тропинка.
— Нет, — сказала я. Даже лежа в кровати и видя сон, я ощущала истощение. Мне нужно было сказать еще кое-что. — Так нужно говорить, что я беременна?
Он потряс головой.
— Нет.
— Так ты рад? — спросила я как можно более саркастическим тоном.
Смеясь, он кивнул:
— Очень.
И вот мы удалялись от дерева по желтой тропинке, хотя мои ноги были свинцовыми.
— Волшебник страны Оз, — сказала я, улыбаясь и глядя на желтые кирпичи под ногами и вспоминая Джуди Гарленд в симпатичных красных тапочках. Джон остановился и серьезно посмотрел на меня.
— Ты хочешь красные тапочки? — спросил он, как отец избалованного ребенка.
— Нет, это было бы слишком, застенчиво прошептала я.
Он снова смеялся, и глядя на его широкую улыбку и большие глаза, я вспомнила о былых временах. Внезапно мы оказались у двери.
— Тебе пора, — сказал он, и я немного запаниковала.
— Нет, — жалобно произнесла я. — Я же только пришла.
Но было слишком поздно. Я проснулась. Рядом посапывал Шон, а вокруг его головы свернулся Леонард. „Дорога из желтого кирпича, — подумала я. — Боже, кто знал, что я такая дура?“
* * *
Мы должны были поделиться новостью с родителями на следующий день. И хотя я была взрослой женщиной, должна признать, я боялась. В конце концов существовал институт брака. Шон был великолепен, большей частью в силу того, что теперь обитал на седьмом небе: ему и дела не было до мнения земных смертных о нашей ситуации и нас самих. Он собирался стать отцом и уже решил, что будет самым лучшим папой на свете. Мы ехали домой к родителям, и я грызла ногти.
— Прекрати кусать ногти, — приказал он, не отрывая взгляда от дороги.
— Я не грызу, — отрицала я.
— Все пройдет отлично. Твой папа расплачется. — Он ухмылялся.