Атенаис. Мадемуазель Лекуврёр!
Аббат. После этого пошли слухи, будто он хотел ее похитить. Достойнейший викарий пришел в ярость и дал слово при первом же удобном случае обрушить на нее свой пастырский гнев; поэтому не дай ей бог умереть!
Атенаис. Она и не собирается, надеюсь. (Встает; принцесса тоже.) Итак, до завтрашнего вечера! Я сама напрашиваюсь… Так хочется видеть, слышать ее!
Принцесса. Приедете? Мы вместе будем восторгаться мадемуазель Лекуврёр.
Атенаис. Прощайте, милая принцесса. Уезжаю.
Все провожают ее.
(Пройдя несколько шагов, оборачивается.) Да! А вы слышали новость?
Принцесса. Нет, нет, не слышала. Новости мне доставляет аббат, а он никогда ничего не знает.
Атенаис. Тот молодой иностранец, что поступил на службу Франции, тот, кого прошлой зимой оспаривали друг у друга все наши дамы, сын польского короля и графини Кёнигсмарк…
Принцесса (в волнении). Морис Саксонский!
Атенаис. Вернулся в Париж!
Аббат. Позвольте, позвольте! Слух такой действительно был, но это неправда!
Атенаис. Правда! Мне говорил мой кузен, Флорестан де Бель-Иль; он сопровождал графа в курляндском походе. Я… мы с мужем очень беспокоились за Флорестана. Но наконец сегодня утром он возвратился в Париж. Я уже виделась с ним, и он мне сказал, что возвратился вместе со своим молодым генералом…
Принцесса. Который, видимо, скрывает, что возвратился.
Аббат. Из-за долгов! У него долгов – не счесть! Насколько мне известно, одному только графу де Калькрейцу, шведу, он должен шестьдесят тысяч ливров; швед еще прошлым летом хотел засадить графа в тюрьму, да передумал, ибо там, где нечего взять…
Принц. Ничего не возьмет и сам король.
Атенаис. Аббат недолюбливает его; он не может простить, что в прошлом году граф мешал ему одерживать победы… Тут профессиональная ревность.
Аббат. Ошибаетесь, герцогиня. Наоборот, я очень люблю графа, ибо у него что ни день – то новое приключение, новый скандал, и тогда у меня находится что рассказать вам. А вы это любите, сударыни!
Атенаис. Аббат! Как вам не стыдно!
Аббат. Вам по душе все из ряду вон выходящее, а у него все необычно. Начать с того, что его зовут Арминий[96]. Мыслимо ли называться Арминием?
Принц. Это саксонское имя. Спросите у любого ученого.
Аббат. У него есть и другой талисман: он незаконнорожденный, он побочный сын короля.
Принц. Уже одно это – залог успеха.
Аббат. Ему он и обязан своей восходящей славой.
Атенаис. Нет, он обязан славой своему мужеству, своей отваге! В тринадцать лет он уже сражался при Мальплакё под командованием принца Евгения; в четырнадцать – при Штральзунде под командованием Петра Великого[97]. Я знаю это со слов Флорестана.
Аббат. Но ваш кузен, вероятно, позабыл рассказать вам о самом замечательном его подвиге: во время осады Лилля[98], когда ему шел еще только двенадцатый год… он завладел…
Атенаис. Редутом?
Аббат. Нет, девушкой. Ее звали Розетта.
Атенаис (восторженно). В двенадцать лет!
Аббат. Судя по такому началу, сами понимаете…
Атенаис. Вы к нему несправедливы. Ведь во время последнего похода, который все называют баснословным, который принес ему титул герцога Курляндского, наследника царского трона, дочь императрицы почувствовала к нему такое расположение, что в один прекрасный день он мог бы стать российским императором[99].
Принцесса. И, вероятно, в восторге от столь блистательной победы, Морис сделал все возможное…
Атенаис. Я и сама так думала. Представьте себе – вовсе нет! Флорестан говорит, что граф решительно ничего не предпринял, чтобы добиться успеха. Наоборот, он откровенно намекнул московской принцессе, что сердцем его владеет некая парижанка…
Принцесса (взволнованно). Правда?
Атенаис. Как видите, не всегда можно верить аббатам. До свиданья, принцесса.
Лакей (докладывает). Граф Морис Саксонский.
Атенаис. Ах, видно, сегодня мне от вас не уехать… Я остаюсь!
Явление III
Атенаис, принцесса, принц, аббат, Морис.
Аббат. Привет повелителю Курляндии!
Принц. Привет победителю!
Атенаис. Привет будущему императору!
Морис (весело). Да, сударыни! Герцог без герцогства, полководец без армии, император без подданных – таково мое положение.
Принц. Но ведь курляндский сейм избрал вас монархом?
Морис. Как же! Сейм меня избрал, народ приветствовал, в кармане у меня патент императора. Но Россия запретила мне принять это избрание, мне грозят московские пушки, а мой отец, польский король, страшась войны с соседями, приказал мне отказаться, и, если я ослушаюсь, на меня обрушится его гнев.
Принцесса. И как же вы поступили?
Морис. Императрице я ответил тем, что призвал к оружию все курляндское дворянство, а отцу написал, что до того, как меня избрали монархом, я был офицером, состоял на службе у короля Франции, что в армии его христианнейшего величества я привык не отступать и, следовательно, пойду напрямик.
Атенаис. Восхитительно!
Аббат. Ответить на это было нечего.
Морис. А потому, за неимением каких-либо доводов, отец объявил о моем изгнании из отечества; императрица назначила награду за мою голову, а ее полководец, князь Меншиков[100], не объявляя войны, занял Митаву[101], надеясь захватить меня врасплох в моем дворце. Под его командованием было тогда тысяча двести русских, а у меня – ни одного солдата!
Аббат (смеясь). Так что волей-неволей пришлось сдаться!
Морис. О нет!
Принцесса. Вы решили защищаться?
Морис. По примеру Карла Двенадцатого. «Ах, вот что! – воскликнул я, как шведский король при Бендерах[102], когда увидел вокруг дворца факелы и пищали. – Пожар и пули? Отлично!» Сзываю нескольких французских дворян, которые были при мне, отважного Флорестана де Бель-Иля…
Атенаис (с живостью). Моего кузена! Вы им довольны, граф?
Морис. Весьма, герцогиня! Он дерется, как бешеный. Он, да слуги, да мой секретарь, повар, шестеро конюхов… да еще молодая курляндская торговка, которая там случайно оказалась…
Аббат. Вечно женщины! Какая странная манера воевать!..
Морис. В вашем вкусе, аббат, не правда ли? Всего нас набралось человек шестьдесят.
Принц. Один против двадцати!
Морис. Будьте покойны; разница скоро уменьшится. Забаррикадировав двери всей дворцовой золоченой мебелью, я размещаю своих людей с мушкетами по окнам, а юную торговку с ведром кипятка…
Аббат. Вы и ее забрили?
Морис. Конечно. Мушкетный огонь попадал в самую гущу осаждающих… Потеряв человек сто двадцать, они наконец решились на приступ. Этого-то я и ждал. У правой башенки, в единственном месте, откуда можно забраться наверх, я собственноручно поставил два бочонка пороха, и в тот самый миг, когда казаки уже грянули «ура» и торжествовали победу, я взорвал победителей вместе с доброй половиной дворца.
Атенаис. А сами?
Морис. Остался на посту. Я стоял на развалинах и призывал к оружию митавских обывателей, которых разбудил взрыв. Всюду трезвонили колокола, перепуганный Меншиков отступил и поспешил к своей основной армии. О, если бы я только мог пуститься ему вдогонку, если бы у меня было хотя бы два, хотя бы один французский полк! Вот чего мне недостает, и за этим-то я сюда и приехал.
Принцесса. Это цель вашего приезда?
Морис. Да, принцесса. Пускай кардинал де Флёри предоставит мне, офицеру французской армии, несколько эскадронов гусар… дело не в количестве, мне важно качество, и, клянусь Арминием, моим покровителем, я надеюсь через год принять вас, сударыни, и беседовать с вами в царственных чертогах курляндских герцогов.
Принцесса. А пока позвольте вас считать нашим почетным гостем.
Принц. Прошу вас пожаловать завтра к нам на вечер.
Морис кланяется.
Атенаис. Вы будете моим кавалером. Мне будет лестно опереться на руку победителя Меншикова. (Улыбаясь.) А вам готовят здесь истинно королевское развлечение.
Морис. Я буду возле вас, герцогиня.
Атенаис. Вы услышите мадемуазель Лекуврёр. Вы знаете ее, граф?
Морис вздрагивает.
Морис (сдержанно). Да, немного; в последний мой приезд…
Атенаис. Что за волшебница! Она совершила в трагедии целую революцию. Она проста и естественна. На сцене она говорит. Как в жизни.