— Я вообще молоко не пью. — Тамара заглянула в кружку, которую все еще сжимала в ладонях, принюхалась и виновато вздохнула. — Да еще горячее. Да еще с медом.
— Горе мое. — Юрий Семенович вынул кружку из ее рук, быстро выпил молоко и поморщился. — Действительно, гадость. Ладно, я тебе кое-что другое сварю. Иди в ванну.
Тамара долго лежала в горячей воде и все никак не могла согреться. Решила сделать воду погорячее, поизучала висящий на стене водонагреватель, ничего не поняла в японских иероглифах, потыкала в кнопки наугад, но вместо того, чтобы стать погорячее, вода вообще отключилась, и Тамара со вздохом сожаления вылезла из ванны, все еще ощущая внутри себя мелкую противную дрожь.
— Ничего, сейчас согреешься. — Юрий Семенович бросил на диван две большие подушки и меховое одеяло. — Давай в вот этот угол, поближе к огню. Завернись как следует. Через пять минут лекарство сварится.
Она устроилась в гнезде из подушек и цигейкового одеяла и стала смотреть, как Юрий Семенович варит лекарство: две бутылки вина в одну кастрюлю, крупно порезанный лимон, горсть гвоздики, несколько ложек сахара, несколько горошин душистого перца, а потом кастрюлю — на огонь, пылающий в камине, на железный кованый треножник… Алхимик. Давно, в другой жизни, она уже видела, как варят такое зелье. Ну, не совсем такое, конечно: у студенческой компании, собравшейся отмечать старый Новый год, не было французского вина по пятьсот долларов за бутылку, и лимона тоже не было, и гвоздику туда никто не кидал. В дешевое белое сухое вино кинули чуть примороженное кислое яблоко, несколько клюквин, выбранных из квашеной капусты, и почему-то лавровый лист. Тамара тогда не решилась попробовать странное варево — уж очень подозрительно оно пахло. То, что сварил Юрий Семенович, благоухало волшебно, и вкус у него был волшебным, и оно волшебно согрело ее сразу всю, до кончиков пальцев, и весело сразу стало в душе, как перед праздником.
— Съешь чего-нибудь, — посоветовал Юрий Семенович, с интересом поглядывая на нее. — Опьянеешь совсем, что я с тобой тогда делать буду?
Она вовсе не пьянела! Наоборот, такой ясной головы у нее давно уже не было, и столько энергии давно уже не было, и вообще пора поговорить о деле, сколько можно тянуть! Где ее портфель? Где ее драгоценные бумаги? Она вот прямо сейчас все расскажет, и докажет, и с цифрами в руках убедит, а если что — так она на любой вопрос готова ответить!
И они действительно заговорили о деле, и она рассказывала и доказывала, и с цифрами в руках убеждала в том, что ее проект и так убыточным ни в каком случае не был бы, а теперь, когда Юрий Семенович добыл такую выгодную «серьезную поддержку» — так и вовсе прибыльным может стать, несмотря на довольно большую недоходную часть проекта и несмотря на затраты на новую квартиру для Евгения Павловича — черт с ним, пусть это будет считаться тоже благотворительностью. Вопросы есть?
— Говорят, у тебя с ним роман был? — неожиданно спросил Юрий Семенович, подливая в ее кружку горячего винного варева с толстыми кусками лимона.
— С кем роман? — не поняла она. Причем совершенно искренне не поняла, поглощенная мыслями только о своем замечательном проекте. — При чем тут романы какие-то? Ты хоть слушал, что я рассказывала?
— С Евгением Павловичем роман, — сказал он, пропустив мимо ушей ее последний вопрос. — Говорят, когда-то вы много времени вместе проводили.
— Хе, ну и логика, — весело удивилась Тамара. — Сейчас я с тобой много времени провожу, так что, значит, у нас роман? Ты разговор в сторону не уводи, ты давай о деле!
— О господи, — беспомощно буркнул он. — Фанатичка какая-то. Маньячка. Ну, ладно, давай о деле.
И они заговорили о деле, а потом оказалось, что разговор идет уже о чем-то другом — о жизни, о книгах, о детях, о новом издательстве, которое собирался создавать Юрий Семенович. И говорить обо всем этом было тоже интересно, потому что с Юрием Семеновичем вообще всегда интересно было говорить, а сейчас, возле жарко горящего камина, с кружкой жарко пахнущего вина, завернувшись в легкий жар цигейкового одеяла, — особенно интересно. В неформальной обстановке Юрий Семенович казался более открытым, откровенным, разговорчивым. Почти болтливым. Ей нравилось, как он болтает — что-то из своей прошлой жизни, о своих прошлых браках, о своих неудачных романах, о женщинах, которые кидались на него из-за его миллионов, и о женщинах, которые шарахались от него, несмотря на его миллионы… С чего бы он об этом заговорил? Тамара попыталась вспомнить, когда и почему разговор свернул в эту колею, но ничего не вспомнила, да и какая в общем-то разница, о чем он говорит, слушать-то все равно интересно. Потом у нее мелькнула мысль: он специально выставляет себя в невыгодном свете. Зачем? Кажется, таким способом пытается и ее вытянуть на откровенность. Ну-ну. По какому там вопросу его интересует ее мнение? Ага.
— Дело в том, — сказала Тамара, старательно выговаривая слова, — что ты, Юрий Семенович, все время думаешь о своих миллионах. Без своих миллионов ты вполне нормальный человек… То есть… Ну, ты меня понимаешь. Тебя любят — и хорошо, и спасибо скажи. А ты думаешь, что из-за денег. Как тебе не стыдно?!
Он засмеялся, отобрал у нее кружку и сунул в руки бутерброд с икрой.
— Так, значит, ты считаешь, что меня можно и просто так любить? И замуж за меня кто-нибудь может пойти, не рассчитывая на миллионы?
— Угу, — буркнула она с набитым ртом и важно покивала. — Могут… может… А как же! Ты хороший.
— Спасибо, — серьезно поблагодарил он, не сводя с нее мрачных черных глаз. — А ты за меня замуж пойдешь?
Она тщательно обдумала его вопрос и строго заявила:
— Я замужем.
— Да брось! — Он поднялся, шагнул к камину, вынул из корзины и кинул в огонь тонкое яблоневое полешко. — Ты разводишься. Нет?
Он не смотрел на Тамару, вообще отвернулся от нее, но даже по его затылку она видела, что он почему-то сердится. Черт знает что. Не хватает ей еще допросов всяких. Выяснения отношений. Да еще таким тоном! С какой стати? Друзья так себя не ведут.
— С какой стати? — надменно сказала она, потянулась, с третьей попытки уцепилась за свою кружку и зачерпнула из кастрюли все еще теплого варева. — Чего ты меня все время допрашиваешь? Друзья так не… Нельзя так.
Юрий Семенович оглянулся, подошел, опять отобрал у нее кружку, которая, впрочем, была уже почти пуста, сел в кресло напротив и вздохнул:
— Да ничего я не допрашиваю. Друзья… Это хорошо, что друзья, я рад, правда. Тамара, тебе не приходило в голову, что дружить я и с мужиками могу? Я знаю, не приходило, ты в этом вопросе придурочная. Работа, работа… Подумай сама: что у тебя в жизни, кроме работы?