рукаве красной рубашки, и оттого рука его казалась окровавленной.
Поборов страху вызванный этим видением, Майя вызывающе ответила:
— Если и разбогатеем, то честно, никого не убив и не ограбив. — И вышла, держа за руки Федора и Семенчика.
На багровом лице Шарапова выступили белые пятна, по спине побежал неприятий холодок. Ему показалось, что в словах этой бродячей женщины скрытый намек… Но откуда ей знать то, о чем не знает ни один человек, кроме Шалаева?.. Просто так, болтает, что на язык взбредет. Однако задиристая, каналья, хотя и живот подвело от голода!..
II
На следующее утро Федор и Майя со своими попутчиками отправились в тайгу. Семенчика несли на руках попеременно. Ночевали путники на зимовьях.
До зимовья Подкаменного добрались на третьи сутки. Отсюда дорога круто пошла в гору; чем выше, тем реже лес, чаще камень. Голая вершина впереди наводила унынье и тоску. Теперь дорога шла по узкому — «с мышиную норку» — логу. К полудню они достигли вершины. Оттуда вся округа была видна как на ладони. Далеко-далеко серебряной змейкой извивалась Лена.
Майя села на камень. Ее примеру последовали остальные… Внизу стлался серый туман. Тучи нависали над торговой. Кругом ни травники, ни кустика.
— Милая наша бабушка Лена, — с болью в голосе сказала Майя, — вернемся ли мы к твоим берегам? Походим ли мы по лугам, напоенным твоей водой?
Стараясь утешить жену, Федор бодро ответил:
— Будем живы-здоровы, конечно, вернемся…
Вдруг позади раздался звучный топот лошадиных копыт. Вскоре показались два всадника в казачьих мундирах. Держа винтовки поперед седла они галопом подъехали к путникам.
Осадив коней, казаки спешились. Один из них, щелкнув затвором винтовки, крикнул:
— Не шевелиться! Стрелять буду!
Майя тихо вскрикнула и закрыла глава. Семенчик громко заплакал. Один из попутчиков вскочил на ноги и хотел бежать. Его удержал товарищ, схватив за полу.
Казаки, видя, что перед ними безоружные, подошли поближе, держа коней за поводья. Тот, кто угрожал стрелять, спросил по-якутски:
— Якуты?
— Как видите, — спокойно ответил Федор.
— Далеко идете?
— В тайгу, на прииски.
— Спирт есть? — сделав страшное лицо, спросил казак.
— Спирта нет.
— А если найдем? — Казак начал ощупывать ношу.
Не найдя спирта, казаки присели радом с путниками и закурили.
— Что вы делаете с теми, у которых находите спирт? — спросил Федор.
— Сажаем в кутузку. — Казак ухмыльнулся, показав ровный рад белых зубов.
— Разве нельзя пить спурт?
— Пить можно, продавать нельзя.
— Почему?
Лицо казака стало строгим:
— Царская монополия… Только казенные лавки имеют право торговать водкой. Продажа спирта частными лицами запрещена.
Вдруг казаки вскочили и стали прислушиваться. На дороге послышался конский топот — он нарастал, приближался. Федор встал и увидел всадников — их было много, двенадцать человек.
— Остановись, — скомандовали казаки, наставив винтовки.
Уставшие лошади остановились. Всадники, мирно переговариваясь, охотно давали себя обыскивать — видно, привыкли. Это были подрядчики богатого купца Тихонова, проживающего в таежной глухомани. Они везли из Мачи муку для лесорубов.
Федор и Майя с попутчиками присоединились к подрядчикам — они ехали до прииска Светлого Дальней тайги. Всадники приняли на лошадей ноши пеших и Семенчика.
На шестой день караван добрался до деревни Спасская, раскинувшейся в низине возле речки Хомолхо. С трех сторон деревня зажата высокими горами, в ней мрачно и сыро, как в погребе. На тесовых крышах растут грибы, пахнет плесенью и гнилым деревом.
Жили тут золотоискатели, жили бедно и трудно. За заработанные гроши покупали себе продукты у местного лавочника еврея Хаима. У него можно было купить и одежду с чужого плеча, доставшуюся лавочнику по случаю за бесценок.
Путники решили переночевать в Спасском и немного передохнуть — благо в зимовье оказались свободные места.
Федор зашел в лавку, чтобы запастись едой на дорогу. Двое покупателей переругивались с Хаимом, брезгливо переворачивали дурно пахнущий кусок говядины. Стены лавки сотрясались от крепких ругательств.
— Ты какое мясо продаешь, мошенник? Да в нем уже черви завелись! Что же ты, скотина безрогая, делаешь? Тебя бы этой тухлятиной накормить!..
Бородатый Хаим смиренно сложил на груди большие красные руки мясника и голосом, полным благородной обиды и недоумения, говорил:
— Это плохое мясо? Говоришь, это мясо плохое? Где же ты найдешь лучшее мясо? Лучше не найдешь, клянусь. Это оно только с виду такое. А ты помой его, тогда увидишь. Отличное мясо, уверяю тебя!..
В это время в лавку вошла раздобревшая, нарядно одетая женщина с большими навыкате глазами.
— Хаим, — певуче сказала она, — сколько раз тебе говорить, чтобы ты свое мясо держал во дворе? Нашей Розочке сделалось дурно, ее рвет!..
Хаим сделал жест рукой, словно хотел предотвратить землетрясение, зашевелил бородой, показывая глазами на покупателей.
Жена, зажав рукой нос, еще громче закричала:
— Хаим, убери, тебе говорят, вонючее мясо, если ты не желаешь нашей смерти!..
— Сейчас, курочка моя, сейчас. — В голосе Хаима был мед и звон колокольцев. — Но имей в виду, мясо здесь ни при чем. Это от клозета несет…
В лавке захохотали.
Хаим столкнул с прилавка в бочку мясо, покрытое противной слизью, и выставил бочку из лавки.
— Что прикажете подать? — спросил лавочник у Федора и его спутников, вернувшись в лавку.
Заворачивая в обрывки грязной бумаги черные, твердые как камни пряники, Хаим спросил, куда добрые люди держат путь.
— В Бодайбо, — неохотно ответил Федор.
— О-о, вы идете в золотоносную тайгу свое счастье искать!
— Что-нибудь найдем, счастье или беду.
Хаим захихикал. Но в его смехе было скорее сочувствие, чем издевка.
— Кому как повезет, — вздохнул он. — В десяти милях отсюда есть зимовье. «Бойкое место» называется. Вы будете мимо его проходить. Раньше там жил еврей Фризер. Вел, как и я, мелкую торговлю. Теперь он живет в городе Киренске, у него свои пароходы, прииска. Стал купцом первой гильдии. Не иначе как бог помог ему разбогатеть или счастливый случай. А я вот уже пятнадцатый год мыкаюсь тут, ищу свое счастье, а оно, оно меня стороной обходит. Как был бедным евреем, так и остался…
— Хаим! — послышался из-за двери женский голос.
— Иду, Рахиль, иду, — сладеньким голосом отозвался Хаим, выпроваживая из лавки покупателей. У порога он взял Федора за плечо и таинственно заговорил — Ищи свое счастье. Счастье — в золоте. Не иди в лесорубы, как некоторые местные якуты. Ничего там не наживешь, кроме гроба. Золото ищи, золото!.. Мне бы золота пудов десять. Стал бы я купцом Хаимом Исааковичем Адашкиным, знаменитым на всю тайгу. Не сойти мне с места!..
Возвращаясь в зимовье, Федор думал над тем, что сказал ему лавочник. «Не иди в